Пример Пешкова оказался заразительным. Спустя всего пару недель после прибытия казака-кавалериста в Петербург одна из газет сообщала: «У сотника Пешкова начинают появляться не только подражатели, но и подражательницы. Так, одна из наших „амазонок”, О.П. Лубяновская, предпринимает в июне верховую поездку из Петербурга в Одессу. Для этой поездки она намерена воспользоваться приобретенной ею два года назад киргизской лошадью, отличающейся большой выносливостью».
Случались и дальние конные переходы, имевшие довольно мало отношения к конному спорту. Речь идет о совершенной в те же 1890-е гг. поездке в Париж на собственной тройке одного чудака, тамбовского помещика. Он произвел сенсацию в Париже своим появлением на бульварах в запыленном тарантасе, на позвякивающей бубенцами тройке, управляемой русским бородачом-кучером в длиннополом кафтане и ямщицкой шапке.
А вот имена настоящих героев конных переходов. В 1895 г. ротмистр офицерской кавалерийской школы Иван Егорович Кенике проделал путь верхом из Петербурга в Читу за 112 дней, покрыв расстояние в 6569 верст. Поездка его сопровождалась большими трудностями и являлась тем более замечательной, что он ехал не на лошади местной породы, как Серко у Пешкова, а на полукровном коне, не привыкшем к пустынным окраинам.
В 1905 г. поручик Д. Басов предпринял конный переход из Херсу в Маньчжурии до Петербурга. В июле 1906 г. группа офицеров Варшавского военного округа организовала 600-верстный пробег. В конце ноября 1909 г. в Петербург добрался поручик 15-го уланского Татарского полка Шикуц, он одолел две тысячи верст верхом на коне по имени Призрак. 25 ноября офицерская кавалерийская школа честововала героя. «Поручик Шикуц потерял всего 6 фунтов, а его Призрак – 1 пуд 10 фунтов, – сообщалось в газетах. – Всю дорогу он сделал, несмотря на холод, в одном кителе, и только под Москвой, где был застигнут метелями, надевал шинель. Призрак, после своего подвига, в полном порядке, не хромает и прекрасно ест корм…»
В марте 1911 г. в Петербурге торжественно встречали отставного войскового старшину Власова, задумавшего совершить путешествие длиной в пять тысяч верст верхом на коне по Российской империи. Он начал свой путь от станицы Гундаревской на Донце, намереваясь пройти через Воронеж, Елец, Тулу, Петербург, Варшаву, Киев, Полтаву и затем обратно вернуться в Гундаревскую.
«Вопрос о сбережении коня и всадника при больших переходах, а тем более при тяжелых зимних условиях, – вопрос большой важности в кавалерийском деле и до сих пор пока что открытый, – говорилось в «Петербургском листке». – Теория без опыта мертва, и вот с целью разработки на опыте многих существенных вопросов войсковой старшина Власов задумал большое путешествие верхом на коне».
Свой путь Власов совершал на «боевом товарище» – 12-летнем золотисто-гнедом коне Олень, местной донской породы, с примесью калмыцкой крови. Путь от станицы Гундаревской до Петербурга, в 1816 верст, старшина Власов совершил в 29 перегонов. Это была половина всего намеченного перехода, притом самая трудная, поскольку путешественник попал в полосу снежных заносов и бурь, от которых пострадали в ту зиму юго-восточные губернии.
Двухдневную остановку на отдых Власов совершил в Орловской губернии, а затем трехдневную – в Москве, где его радушно приняли офицеры 1-го Донского полка. В двадцати верстах от Петербурга Власова торжественно встречал весь казачий отдел петербургской офицерской кавалерийской школы во главе с полковником Красновым, а несколько дней спустя в манеже школы отважного путешественника приветствовал весь состав во главе с начальником. Спустя несколько дней Власов двинулся дальше в путь. Ему предстояло пройти еще около трех тысяч верст.
Приключения русской «амазонки»
В начале лета 1911 г. в Петербурге много говорили о прибытии в столицу отважной сибирской казачки Александры Кудашевой, проехавшей верхом 10 тысяч верст. Этот конный переход являлся исключительным по своей неповторимости. Из Харбина почти за 13 месяцев она добралась до Петербурга, где удостоилась «высочайшей аудиенции» у государя императора, наследника цесаревича и «августейших дочерей» на царской даче «Александрия» в Петергофе.
«Его Величество удостоил расспросов смелую путешественницу, – сообщалось в прессе. – Г-жа Кудашева имела счастье подвести к наследнику цесаревичу свою выносливую лошадь Монголик, совершившую трудное путешествие из Харбина в Петербург».
Одетая в черкеску, шаровары, сапоги и папаху, вооруженная револьвером и охотничьим кинжалом, Кудашева провела в пути больше года – со 2 мая 1910 г. по 30 мая 1911 г. Храбрости ей было не занимать: вместе с мужем, войсковым старшиной, ей пришлось участвовать в Русско-японской войне 1905 г. За храбрость и отвагу в боях она была награждена медалью.
В дальний конный пробег из Харбина в Петербург она отправилась на своем верном иноходце Монголике, по походному обычаю, налегке. Необходимые вещи и припас продуктов поместились в дорожный вьюк, крепко притороченный к седлу. Путь пролегал через глухую тайгу, лесные чащобы, болота, каменистые сопки, тяжелые переправы через бурные сибирские реки. «Я хотела доказать смелость и выносливость русской женщины», – объясняла Александра Кудашева цель своего похода.
Александра Кудашева. 1912-1913 гг.
Фотограф Карл Булла
«На моем далеком пути мне пришлось пережить немало приключений, – рассказывала Александра Кудашева. – Простой народ удивлялся моей езде и сочинял обо мне целые легенды. От самого Иркутска до Тобольской губернии крестьяне принимали меня за тайного жандарма. Никто не верил, что я женщина. В Тобольской губернии старообрядцы считали меня антихристом. В очень многих местах меня принимали за мужчину, и не без основания. Я и с мужчинами не стеснялась и не раз давала оплеуху. В селе Картамыше Оренбургской губернии крестьяне почему-то решили, что лошадь говорит со мной по-немецки. Любопытные приехали и настойчиво просили меня поговорить с ней за какую угодно цену».
Совершив конный переход, Кудашева сразу же стала знаменитой на всю Россию. Во многих петербургских газетах и журналах летом 1913 г. появились статьи с фотографиями отважной «амазонки». К примеру, журнал «Огонек» писал: «Ни на шаг не отходила сибирячка-наездница от своего скакуна, каждый день его кормила, чистила и даже мыла. На ночевках она ложилась рядом с ним, деля все трудности тяжелой дороги».
Спустя два года Александра Кудашева совершила еще один конный переход: в Петербург из Владивостока. 23 апреля она выехала на жеребце Крите, предоставленном ей местным заводом Янковского для испытания выносливости русской кавалерийской лошади. К тому моменту Крит только что вернулся из 2000-верстного пробега по Корее. Лошадь была известна на владивостокском ипподроме, где завоевала 21 первый приз.
Конное поло с «потешными номерами»
Петербургское общество игры в поло, члены которого принадлежали исключительно к высшему кругу столичной публики, с 1898 г. устраивало своеобразный праздник наездников, он заключался в скачках с препятствиями. В таких состязаниях требовались не только резвость лошади, но и ловкость, сообразительность и храбрость наездника.
Сохранился рассказ очевидца о том, как происходил подобный праздник летом 1899 г. Задания для наездников были самые разнообразные, одно сложней другого. В первом номере требовалось проехать зигзагами через ряд столбов и обратно, во втором – доскакать с ниткой в руках к дамам, которые держали иголку, после чего наездники должны были вдеть нитку в иголку и вернуться к старту. Следующий заезд и того курьезнее: участникам игры предлагалось доскакать до стола с разложенными на нем поварскими костюмами, надеть их и вернуться к старту.
В скачке с шаром каждый наездник гнал клюшкой свой шар вокруг поляны и затем загонял его в специальные ворота. Следующий номер был таков: наездники скакали к сидящим на стульях дамам, слезали с лошади, дамы завязывали наезднику галстук, после чего наездники вскакивали обратно на лошадь и мчались к финишу. И наконец, последний номер – едва ли не самый несерьезный: доскакать до ведра, слезть с лошади и бросить в ведро шесть картофелин, разложенных друг от друга на расстоянии в полторы сажени.
Потом состоялось испытание математических способностей дам. Каждый наездник доезжал до дамы, передавал ей задачу на сложение, а когда она ее решала, мчался к призовому столбу. В заключение демонстрировались «потешные номера». В одном из них требовалось доскакать до ведра с водой и вытащить из него зубами плавающее там яблоко.
В заключение отметим, что среди участников той игры были князь Белосельский-Белозерский, известный предприниматель Утеман и другие влиятельные в Петербурге лица. Зрителей собралось не особенно много, но все они, по словам современника, принадлежали к «лучшему обществу нашей столицы».
Из истории петербургских ипподромов
«Это обособленный мир страстей, гражданских доблестей, побед и поражений, заслуг и отличий, падений и неудач, мир, в котором есть свои герои, свои судьи, свое общественное мнение…» – писал о скачках в 70-х гг. XIX в. известный бытописатель столицы В.О. Михневич в своей книге «Петербургское лето».
Петербургские ипподромы начали свою историю не на суше, а на. льду Невы. Точнее, зимой устраивался ипподром на Неве, а летом бега проводились на конной площади на Лиговке. «Бега на Неве – ушедшее навсегда прошлое русской жизни», – отмечал в 1915 г. петербургский журнал «Столица и усадьба». Правда, если в 1915-м это была еще не столь далекая история, то для нас теперь ледовые скачки кажутся едва ли не «преданиями старины глубокой».
Бега на льду устраивались с конца XVIII в. и в Петербурге, и в Москве. Любопытные воспоминания оставил впоследствии известный столичный писатель и журналист, объект колких пушкинских эпиграмм Ф.В. Булгарин, отмечавший, что «скачки в России – принадлежность русского характера или, правильнее, русского удальства». Еще при Екатерине II на Неве у Зимнего дворца устраивались, по словам Булгарина, «беги», притом «только самые пламенные охотник