Повезло с первой попытки. Дверь нужной квартиры, как и ожидалось, открывать никто не собирался, но зато за соседней дверью Максим услышал характерный шорох: там кто-то стоял и в этот самый момент внимательно рассматривал Максима в «глазок». Федин позвонил в соседнюю дверь и, не дожидаясь вопроса, громко сказал:
— Откройте! Это уголовный розыск.
Замок тут же щелкнул. Сухонькая маленькая старушка вопросительно и озорно смотрела на Федина.
— Ваш сосед — гражданин Нуйков — давно в квартире не появляется? — Максим всё ещё стоял на лестничной площадке, не проходя к старушке. Бабушка ещё немного изучала его цепкими глазками:
— Не знаю я, как его зовут! — Кивком головы пригласила она Максима в комнату и воровато закрыла дверь.
Максим понял, что разговор на этом не закончен и со всем энтузиазмом был готов внимать каждому её слову. Бабушка в халате и вязаных носках без тапок медленно и важно села на табурет и негромко начала:
— Раз в месяц сюда приходят… иногда реже, — как будто по секрету рассказала старушка, — Сначала седой приходит, ключом отпирает дверь, заходит внутрь. Потом второй, помоложе… высокий такой, темненький. Звонит в дверь — первый ему открывает. Минут тридцать — ни звука оттуда, потом уходят. Первым темненький, оглядывается так всегда по сторонам. Потом седой…
«Высокий, темноволосый — на Нуйкова похож…», — подумал Федин и, нервничая, уточнил:
— Пешком уходят, или на машине?
— Седой — то всегда пешком — во — он туда, вниз по Горького, а темненького последние раза три машина встречала — серая вроде, из ихних, импортных… У меня в кухне окна — то во двор выходят, вот я и подглядела, что он, стервец, пешком дом обогнет, а потом на машине…
— За рулем в машине кто — то сидит?
Старушка замешкалась:
— Вот не посмотрела я, сынок… в следующий раз надо заметить… А номерок — то я записала!
Старушка порылась в объемных карманах халата, вытащила измятый кусок газеты и торжественно зачитала Максиму номер автомобиля. Это был номер «Тойоты», найденной с трупом Нуйкова. Максим готов был засыпать старушку вопросами. Неужели в цвет? Да ещё и сообщник появился. Седой. Если бабка его опишет — то она золото, а не бабка! Потом всего — то останется устроить в квартире засаду, и когда этот Седой вторично сюда явится — задержать!..
— Последний раз приходили вчера, — продолжила старушка. — Снова разговаривали, потом разъехались.
— Как вчера?! — переспросил Максим, все еще не желая отказываться от такого красивого исхода дела. Вчера они встретиться совсем не могли. Вчера Нуйков был уже мёртв! Нет, а как же машина? — Подождите, а уехал он на чём, на той же машине?
— Нет! — многозначительно подняла палец старушка, и взгляд ее стал озорным, как у ребенка-шалунишки. — Вчера пешком ушёл.
Обход четырех оставшихся квартир ничего не дал: где-то жильцы уже месяц, как съехали, где-то совершенно не подходили под описание Нуйкова. Значит, зря он двое суток потратил. Или не зря? Ведь приходил какой-то «темненький», Максим даже фотографию старухе показал — говорит похож. Она, правда, только через дверной «глазок» его и видела, а ее «глазок» рожи еще больше искажает, чем фото-роботы, которые эксперты выводят. Только и видно, что «темненький», да высокий. Но машина-то Нуйкова! Хотя, кто сказал, что ею только Нуйков пользовался?
А может быть, это вообще гомики встречались, а бабулька устроила тут шпионские игры. Но проверять надо: без ведома Кравчука сюда никто ходить не мог, а значит эти «темненький» и «седой» имеют к нему отношение. Максим оставил старушке свой телефон, а та обещала позвонить, как только эта парочка снова появится.
Глава 10. Поселок Спасский
Старогорск
— Никитин, тебе туфли женские нужны? Недорого…
— Анатолий Васильевич, — не глядя на него, я сунул адвокатское удостоверение в окошко дежурной части и шагнул к турникету, — мне даже мужские не нужны.
Потом я сообразил, к чему это Толик интересуется — уже неделя, как комитетских работников каждого поочередно приглашали на вещевой склад и облачали в форменное обмундирование. Событие это во все времена считалось неофициальным праздником и тщательно «обмывалось». К слову сказать, радость в этом достаточно сомнительная: во-первых, сто лет никому эта форма не нужна, и после «обмывки» она так и валяется обычно — ни разу не надетая. Некоторые, правда, умудряются эту форму продавать.
А во-вторых, даже если ты ее торжественно получил — мороки больше. Не знаю… может на складах специально такие шутники сидят, но вручаемая форма никогда не будет совпадать с теми размерами, которые указаны в накладной. А могли и вовсе, как с Толиком — выдать женские туфли, вместо мужских. Размер совпадает и ладно.
Хотя это я сейчас такой ворчливый и недовольный — может, ностальгия мучает — а в годы моей полицейской карьеры я не меньше остальных радовался получению новой формы. А мама потом, долгими зимними вечерами подгоняла ее под мой размер…
— Зачем ты брал-то женские?
Толик был заметно расстроен — наверное, я был его последней надеждой сбагрить туфли.
— А что мне было делать? — оправдывался он. — Мне что дали на вещевом складе, то я и взял. Некоторым вон и этого не дали…Ну Леха, ну возьми, а? На нашей Старогорской обувной фабрике шили, а у них знаешь какое качество — сто лет проходишь…
— Толь, ну на фига мне женские туфли — сам подумай.
— Маме подаришь, или девушке любимой, ну Леха… — ныл Толик, забегая вперед меня и, как коммивояжер, демонстрировал передо мной качество старогорских туфель.
— Сорок четвертый размер? — устало хмыкнул я.
— Зато на каблуке! — возразил Василенко.
Я еще раз окинул туфли взглядом и раздраженно посоветовал:
— Слушай, подари лучше своей девушке, а?
— А у меня девушки нету, — растерялся Толик, — у меня только жена…
Анатолий Васильевич Василенко был старшим следователем районного Следственного комитета Старогорска, но кроме как пренебрежительным именем «Толик» никто из коллег, как я успел заметить, его не звал. Даже практиканты. На площадке второго этажа Василенко приметил новую жертву и резко свернул, а я поднялся на третий.
На этаже Следственного комитета, уже начиная с приемной, чувствовалось напряжение — хотя бы потому, что Наташа-секретарь не доводила до совершенства свой макияж, как обычно по утрам, а суетливо заваривала кофе для начальства. Через минуту я выпытал, что у Ваганова сидит какой — то майор Салтыков из Москвы и интересуется делом Каравчука. До Каравчука мне не было никакого дела, поэтому, как только Наташа с кофе удалилась, я достал сотовый и начал писать «эсэмес» — сообщение — какую-то любовную чушь для моей питерской пассии. Все, к черту эти командировочные интрижки, после таких командировок только по кожвендиспансерам бегать.
Хлопнула Юркина дверь — я обернулся, но из кабинета вышел не Ваганов, и не Наташа, а Таня Шорохова. Увидев меня, она удивилась, кажется, еще больше, чем я ей:
— Привет, а ты что здесь делаешь? — спросила она.
— Ищу свидетеля. По твоему совету.
— Прямо в прокуратуре ищешь? — чуть улыбнулась она. — Вряд ли он тебя здесь ждет.
Опять ехидничает.
— Тебе в библиотеку не пора? — грубовато спросил я.
— Ты что, сердишься?
Она присела рядом, касаясь меня коленками, и поймала мой взгляд:
— Я надеюсь, не из-за меня? У меня вчера настроение было скверное, и голова с утра болела. Я не помню, про что мы говорили, но ты ведь всерьез все это не воспринял?
В ее изумрудных глазах не было ни извинения, ни насмешки, ни упрека. Разве что чуть больше нежности, чем обычно.
— Да я тоже не помню, про что мы говорили… — сразу сдался я, отсаживаясь от ее коленок. — Я вот Ваганова дожидаюсь, хочу насчет моего свидетеля переговорить.
— Ваганова? — Таня почему-то насторожилась и быстро встала, потянув меня за руку: — Леш, пойдем со мной, а?
Заинтригованный, я, конечно, согласился.
Мы вышли из здания Следственного комитета, перешли проспект Ленина, потом мимо Пиццерии и оказались около здания Таниного университета. В библиотеке, за стойкой сейчас трудилась одна Ангелина — вернее не трудилась, потому что студентам в данный момент ничего не требовалось — а листала журнал.
— Линочка… — Таня пробралась за стойку и потащила меня за собой. — Линочка, Дарья Сергеевна не появилась?
— Она с утра на почту поехала, но вот-вот должна вернуться… я не говорила, что тебя опять в ментовку загребли… Ой, здравствуйте! — обрадовалась мне Ангелина.
Таня скинула пальто, прицепила «бейджик» к лацкану рубашки и, нигде не задерживаясь, направилась к неприметной двери в подсобное помещение. Я, естественно, за ней.
— Лин, я еще на три минутки, хорошо?
— Да мне-то что! — Танина напарница безразлично пожала плечами. — Хоть на часик.
Подсобка оказалась книгохранилищем, где тянулись бесконечные полки с книгами, пахло пылью и Таниными духами. Татьяна, рассматривая корешки книг, что-то искала, а я не мог понять чего она от меня хочет и зачем сюда привела.
— Тань, можно тебя спросить?
— Ага. Подержи стремянку, а то, боюсь, упаду… — попросила она и начала подниматься по лесенке.
— Таня… — снова спросил я, в упор разглядывая юбку, немного узковатую Тане, но зато красиво обтягивающую ее бедра. — И все-таки с кем ты вчера разговаривала здесь, когда я зашел?
Мне показалось, или она на мгновение замешкалась и ответила чуточку взволнованно?
— Я же сказала тебе, это мой друг, знакомый. У фирмы, где я в Москве работала…
— «Оникс», — я тут же вспомнил, как подслушивал допрос под дверью у Ваганова.
— А откуда ты?.. — удивилась Таня. — Ну, в общем, да, «Оникс». У них возникли проблемы, которые и меня коснулись напрямую, а этот парень, он мне очень помог. — Самообладание уже к ней вернулось, и закончила она уверенно и даже с вызовом: — А что?
А я кое-что начал понимать. «Оникс» проворовался, конечно, а теперь налоговая с БЭПом их прессует. А хорошей девушке Тане однозначно повезло, что у нее есть такой друг, как этот парень с ментовским взглядом. Но с ней я, конечно, своими догадками делиться не стал: