– Просто увезите ее домой, и я готов считать, что мы квиты.
– Вы сможете отнести ее в машину? Она весит чуть-чуть больше сотни[6].
– Она не проснется?
Абигейл рассмеялась.
– Виду ничто не разбудит. В этом смысле она как ребенок. Ее, посапывающую, можно на плече нести, будто шестилетнюю. Это та доля детства, из какой она так и не выросла.
«Одна из многих», – хотелось мне сказать. Но, похоже, это было бы жестоко. К тому же – ненужно.
Я обхватил одной рукой Виду под лопатками, другой – под коленками.
Она не была тяжелой.
И не проснулась.
Абигейл накинула на нее пальто, словно одеяло.
По пути от двери к машине я уловил легкий стук, что-то упало на дорожку.
Я принялся было указывать Абигейл, догадавшись, что упал утешительный камень. Едва не сказал: «Поднимите это».
Казалось постыдным позволить, чтобы весь тяжкий труд пошел насмарку. Лишить Виду возможности восторжествовать над твердым камнем.
Только меня рот подвел, его будто морозом сковало.
На обратном пути к крыльцу я подобрал камень, прекрасно понимая, что я наделал. Я его не крал. Такого я бы никогда не сделал. Нет, то было еще хуже. Я придержал что-то от Виды, что-то важное. То, за чем она позже придет или что позже мне придется вернуть.
И я понимал: поступаю так все время.
Не понимал только, как перестать.
Едва вернувшись в дом, я вытащил камень из кармана и принялся тереть большим пальцем.
Майра,
Вида была здесь прошлой ночью. Все было очень странно. Пришлось позвонить ее матери, попросить приехать и забрать дочь. Я стоял на улице, глядя вслед отъезжавшей машине, и в тот самый момент, когда глядел, почувствовал, как что-то уходит из меня. Походило на то, будто что-то прямо из моих органов вытягивалось, следуя за уезжавшими по улице. Так, стоит кому-нибудь ухватиться на нитку свитера и потянуть ее, то теоретически можно и без одежды остаться.
Чувствовал ли я, будто это сердце Лорри уходит насовсем или девушка, прятавшая его в себе, сказать не могу.
Так что, по-вашему, мне было делать, Майра? Как справляться с такими чувствами?
Полагаю, утром я мог бы позвонить приятелю и сообщить, как только что вымыл лицо, как себя чувствую.
Только я не звонил. А знаете, почему? Вы умная, так что, наверное, знаете.
Потому что приятель сказал бы так: «Классно, Ричард! Ты обязательно выдержишь. О, и кстати, Ричард, жизнь продолжается, она идет дальше».
Вы понимаете, что я стараюсь вам втолковать. Ведь понимаете, Майра? Теперь от меня непременно будут ждать, что я одолею это. Это прошло. Нет у меня больше цепенящего шока. Нет больше на него права. Туман рассеялся, и теперь в своих чувствах я волен во всем.
Все выбивается из рук.
Ричард,
часу не пройдет, как я выеду из дома. Дорога займет почти двенадцать часов. И это при том, если, проезжая Сан-Франциско, я не попаду в часы пик.
Просто ничего не предпринимай, Ричард.
Я приеду как смогу быстро.
С любовью,
Дорогой Ричард,
ПРОШУ, НЕ НАЖИМАЙТЕ КЛАВИШУ «УДАЛИТЬ».
Просто послушайте секундочку, ладно?
Прежде всего я прошу прощения за то, что взяла ваш электронный адрес с компьютера моей мамы, и надеюсь, вы не сбеситесь из-за этого, но ведь я много раз звонила вам, а вам, похоже, это не очень-то нравилось, и я боялась, что вы начнете орать.
Дело не в том, что до меня не дошло, что вы не желаете никакого сближения со мной. То есть какое-то время я считала, что мы пребываем в том пространстве «может быть», только я испытала его довольно сурово и оно сделалось реально определенным очень быстро. И не такая я дура, чтоб не понять этого. И еще не такая я дура, что не способна устыдиться того, что устроила, когда вы того от меня не хотели.
Слеплена я во многом из того же теста, что и любая другая. Кроме моего сердца.
Я говорю о своем старом. Все время забываю.
Думаю, тот факт, что у меня сердце, которое когда-то было у вашей жены, сильно отличает меня от всех остальных, и думаю, тот факт, что я постоянно жила, готовясь умереть, возможно, тоже кое-что меняет.
Только я больше похожу на всех других, чем вы, наверное, считаете.
А пристаю я снова к вам потому, что потеряла утешительный камень и должна получить его обратно. Обязательно. Я должна найти его. Больше шестидесяти лет назад Эстер привезла его из самой Германии, на пароходе она втерла в него все свои беды и тревоги, а поскольку она только-только была освобождена из концлагеря и поскольку никто больше из ее семьи оттуда не вышел, то, думаю, ее бед и тревог хватило бы на целый пароход. Прошу простить за каламбур. В общем-то, он у меня не нарочно вышел.
Короче, совершенно потрясающе было то, что она дала его мне, и мне нельзя его потерять. Никак нельзя.
Последний раз, когда он был у меня, я лежала на вашем диване и потом уснула, так что, думаю, если вы поднимете диванные подушки, то отыщете его. Я определенно думаю, что он там. На деле, я знаю это. Должна. Обязана знать. Иначе он пропадет, а этого нельзя допустить. Пропажи, я имею в виду. Ему нельзя пропасть.
Спасибо, что не нажали на «удалить». Этого, если вы дочитали до сих пор, вы не сделали.
С любовью (не опасного типа),
Здравствуйте, Вида.
Ваш утешительный камень у меня.
Я должен покаяться.
Зачем – у меня особого понимания нет, поскольку обычно я не большой охотник до покаяний. Нужно, чтобы я почувствовал себя весьма плотно припертым к стене, прежде чем позволю себе изречь что-то подобное. Может быть, это оттого, что вы всегда говорите правду. Прежде мне ни разу не попадался никто, всегда говорящий правду. По крайней мере, я такого не замечал.
Может быть, вы вдохновили меня.
Я отыскал ваш камень за диванными подушками и опустил его в кармашек вашей пижамы. Что, полагаю, было глупо, потому как место не очень-то надежное. Я слышал, как камень стукнулся о дорожку, когда я нес вас из дома к машине. Мог бы сказать что-нибудь Абигейл. Едва не сказал. Вместо этого просто подобрал камень на обратном пути и с тех пор держу его у себя.
Такое впечатление, что, сознавшись, чувствую себя немного лучше. Уверенности, правда, нет. В последнее время мои чувства так замутились. Будто мне нужна карта, чтобы пробираться среди них, а все карты устарели и неправильные.
Я вам камень отдам, само собой, только в данный момент здесь Майра, что делает время неподходящим для визита. Майра – это моя теща. Мать Лорри. Она приехала помочь мне кое с чем. Вроде как остаться в живых и не разлететься на миллион кусочков.
Видите? Вам опять удалось. Вдохновили меня сказать правду. Особой уверенности, хорошо это или плохо, нет.
Словом, если у вас будет терпение еще ненадолго, то я позабочусь, чтобы камень благополучно вернулся домой, к вам.
С наилучшими пожеланиями,
Ричард
P.S. Может быть, мне хотелось убедиться, не впитает ли камень заодно и часть моих тревог. Может быть, хотелось проверить, есть ли в этом какой-нибудь толк. У меня ведь и впрямь есть беспокойства, от каких я хотел бы избавиться. Полагаю, мы все этого хотим. Только я, возможно, по этой части набрал слишком большую скорость с недавних пор.
Сожалею, что не вернул вам камень в ту же ночь. Был неправ.
По-моему, я просто хотел побыть какое-то время с ним. Наедине.
Дорогой Ричард,
вы несли меня на руках к машине? Как это мило и сильно, как мужественно и мило. Ой. «Мило», кажется, я уже говорила.
Жаль, что ради такого я не проснулась. Грустно, что я умудрилась такое упустить.
Как долго Майра пробудет там? Почему мне нельзя с ней познакомиться?
Ничего из ряда вон я не выкину. Можете на меня положиться.
С любовью,
Вида
P.S. Может, вы просто хотели быть уверены, что снова увидите меня.
Вида,
Майра очень волевая, очень практичная женщина. И она советовала мне не встречаться с вами. С самого начала. Ей казалось, что в эмоциональном плане это было бы – как банку с червями открыть. И что лучше мне держаться подальше. Может быть, нам всем стоило бы, но мне – совершенно точно.
Вот поэтому-то я и считаю, что было бы лучше, если б вы просто выждали несколько дней, пока она уедет обратно в Портленд. И тогда я позабочусь, чтобы вы получили наш утешительный камень обратно.
Опасаюсь посылать его по почте. Если б по пути он потерялся, я бы никогда себе этого не простил.
Не волнуйтесь, что теряете время на стачивание камня, потому как я сам стачиваю его за вас. Надеюсь, что это приемлемо.
На самом деле это, наверное, неприемлемо, если учесть, что я не просил разрешения. Но как раз это я и делаю и надеюсь, что после это все станет в порядке.
Всего наилучшего,
Ричард
P.S. Только что быстренько перечитал написанное. Хотя настройки моей электронной почты и предусматривают автоматическую проверку орфографии.
Сила привычки.
И заметил, как по ошибке поставил «н» вместо «в» во фразе «ваш утешительный камень». Вот и получилось «наш утешительный камень». Может быть, ударил не по той клавише. В любом случае у меня претензий на камень нет. Я знаю: он ваш.
Опечатку я исправил. По-моему, Фрейду понадобилось бы, чтоб я признался в этом. Вам. Или и ему, и вам.
Дорогой Ричард,
«всего наилучшего»? Что это должно бы значить? Наилучшего – в чем?
Для вас так важно не испытывать любви ко мне, что вы не позволяете себе использовать это слово для завершения электронного сообщения? Как-то это странно.
А вот еще одно, что выглядит странным: вы говорите, что я вдохновляю вас говорить правду. А сами держите в тайне от Майры, что вот-вот снова увидитесь со мной.