Если только… ведь была же открытка, которую она оставила Абигейл. Она написала, что разыскивает что-то. И Изабель, конечно же, говорила, что Вида ищет что-то, целиком со мной связанное.
Вида разыскивает место, где просторно и прекрасно, связанное со мной и имеющее отношение к восхождениям в горах.
Я снова уселся.
Моей первой осознанной мыслью было: мальчуган, ты что, собираешься на себе ощутить, что такое глупость, когда маханешь на Большой каньон и убедишься, что все это – одно твое воображение? Ты ж ведешь себя как полностью помешенный.
Однако вы заметили, что я сказал «когда»? Я не сказал «если».
В голове моей уже не было никаких сомнений, безумие или нет, что я еду. В таком положении выбор у меня оказался небольшой. Кто на свете мог бы сказать, сколько у меня шансов? Правильно или неправильно, безумно или здраво, но я должен был попробовать. Выстрел был за мной.
Я проверил электронную почту до того, как уехать, на случай, если Вида решит написать. В конце концов, она, очевидно, не позвонила. Но она поклялась, что я буду вторым, кто узнает.
Ничего от Виды.
Но, жизнь будто повышала градус запутанности, и я обнаружил весточку от Конни с номером ее телефона.
«Извините, что это заняло у меня столько времени, – сообщала она. – Наверное, у меня было слишком много внутренних терзаний, по поводу того, что происходит в вашей голове. Что вы думаете обо мне. Понимаю, это не мое дело, поэтому вот так:»
И под этим ее телефон.
Я ответил быстро. Возможно, хорошо, что у меня не было много времени, чтобы обдумывать мои слова.
«Люди, которые позволяют себе быть уязвимыми, меня всегда поражают, – писал я. – Не знаю, как они это делают. Такое озадачивает, но восхищает. Вот, что я думаю о тебе».
Затем я нажал «отправить» и вышел за дверь.
Вида
О звонке Ричарду из Тасаяна
Мы отправились в субботу утром, ехали некоторое время, а потом я спросила Виктора, не мог бы он остановиться в Тасаяне, чтоб я позвонила. Своего рода последняя остановка перед южным краем Большого каньона. Виктор сидел хмурый, молчаливый и не задавал никаких вопросов, так что, думаю, он догадался, кому мне понадобилось звонить.
Но ведь я же обещала Ричарду. Обещала ему, что, когда соображу, что к чему, он узнает об этом вторым.
Остановились мы, значит, у заправки, я выгребла всю мелочь из пепельницы в машине Виктора, делая вид, будто не замечаю его обиженных взглядов.
Посмотрела на всю собранную мелочь и поняла, что говорить придется быстро.
Только на самом деле это не имело значения, потому как Ричарда даже дома не было.
Я оставила сообщение на автоответчике.
«Так вот, – сказала, – теперь я сообразила. Я возвращаюсь туда, где встретила тебя. То есть, хочу сказать, где она встретила вас. Ведь, если я способна отыскать место, где она вас повстречала, тогда вам придется мне поверить. – Потом я уже почти повесила трубку, но прежде все же успела сказать: – Ой. Это Вида говорит. Если вы случаем не поняли».
Ричард
О каком луге речь
Недалеко на север от северного края Большого каньона расположена южная часть штата Юта. Краснокаменная пустыня Юты. Не хочу, чтобы создалось впечатление, будто это всего в нескольких милях. Хочу только сказать, что нет ничего между. Вот вы в Канабе, штат Юта, вот вы направляетесь на юг – и вдруг пересекаете границу, и вы в Аризоне. Потом будет маленький городок с названием Фридония, а за ним еще меньше с названием Джэкоб-Лэйк, который по всем разумным стандартам и не город даже. Потом вы оказываетесь в Кайбабском национальном лесном парке, который вплотную подходит к северному краю Большого каньона, но никоим образом его не напоминает.
Все это происходит очень быстро.
Зачем я утруждаю себя описанием всего этого?
Затем, что это территория, полная для меня тяжких душевных переживаний. Или… да просто: территория, полная чувств, скажем так. Даже не пробуйте уяснить, в чем их тяжесть. Одни тяжкие, другим душа радушно открыта. В громадном большинстве, похоже, перемешалось и то и другое, что ввергает меня в состояние эмоционального бичевания.
Тут такое дело. Я в этих краях всего второй раз. И по этой причине эти две поездки видятся мне чем-то вроде двух книжных форзацев, между которыми аккуратно покоится эра Лорри в моей жизни. Однажды я приезжал сюда до встречи с ней. Теперь я снова здесь – сразу после того, как потерял ее. Если это не книга меж двух форзацев, то что же тогда?
Чистые, больше не нужные форзацы. Ничего меж ними не осталось.
Сойдя с шоссе 89А, вам нужно выбрать небольшую дорогу 67, которую еще называют автострадой каньона. Потому, полагаю, что только здесь она и проходит. Начинается от 89А, идет до Северной стены – и кончается.
Когда я впервые увидел пейзаж вдоль дороги 67, то больше всего поражался, насколько он совсем не такой, каким я ожидал его увидеть.
Ландшафт вознесен очень высоко, иные части его даже выше, чем сам край каньона, и весь он сплошной зеленый лес. Он не напоминает красные скалы каньона и ничуть не похож на образ, который создается в воображении под стать пейзажу Аризоны. Сплошные деревья. Очень зеленый и кажущийся бесконечным лес с прогалинами поистине красивых высокогорных лугов тянется по сторонам дороги.
Один из этих лугов особенный. И я его выискиваю. Отличу ли я один луг от другого спустя девять лет? Надеюсь, что да. И все же в душе понимаю, что предстоит гадание.
Съехав с дороги, остановился у первого же увиденного. Запомнилось низкое прерывистое ограждение. Или тут у всех такие?
Решил, что доведу себя только до безумия, если буду стараться отыскать тот самый луг после стольких лет. Так что – выходи из машины, ложись на травку подвернувшегося лужка и считай, что это именно тот или вполне похожий.
К этому времени солнце уже почти на заходе, погода теплая, небо безоблачное. Идеальный летний вечер. Я растянулся в траве на спине и позволил себе вновь прокрутить в сознании прошлое.
Познакомившись с Лорри во дворике «Сторожки Северной стены», мы долго беседовали, и она рассказала мне, что она прошла по горам с Южной стены. Через каньон, от кромки до кромки, за три дня.
«А как же обратно? – спросил я. – Только не говорите, что вы и обратно по горам пойдете, ведь нет?»
«Нет, я сяду на челнок, – ответила она. – Сегодня переночую здесь, а завтра утром воспользуюсь автобусом, который долгим путем идет до Южной стены. Вернусь к своей машине».
Интересный был способ выразиться. Долгий путь до Южной стены. На машине это был единственный путь. Коротким, полагаю, был путь, которым она только что прошла.
Вот тогда я и соврал.
«Я завтра еду на Южную стену. Может, позволите подвезти вас? Челнок-то вроде дороговат».
Я сам приглядывался к автобусу. Думал, как круто будет лезть по горам, пока до Южной стены не доберусь. Но когда я узнал, сколько поездка стоит, то решил, что я и без того уже много потратил на свой маленький отпуск, а потому выбрал просто спуск и подъем обратно. Проще. Дешевле. Тогда еще у меня лишние деньги из ушей не лезли. И, я надеялся, у нее тоже. Потому как подумать не мог ни о какой другой причине, чтобы она сказала «да».
«Похоже, это значило бы просить многого, – заметила она. – Ведь вы даже не знаете меня».
Только, по-моему, она уже знала, что я хотел узнать ее.
«Я все равно прямо туда еду, – сказал я. – Какое тут может быть беспокойство?»
И она согласилась. А поскольку я вполне уверился, что она знает, что я стараюсь узнать ее, я мог только прийти к выводу, что и она, должно быть, хочет, чтоб я постарался, и я ликовал.
На следующее утро в семь часов я доехал от стоянки кемпинга до «Сторожки», и она уже поджидала меня, у ее ног на дорожке лежал громадина-рюкзак.
Мы направились на север по дороге 67, болтая о чем-то, о чем, я в точности не помню. Очень может быть, делились сведениями о состоянии наших ног, особенно четырехглавых мышц и ахиллесовых сухожилий. Во всяком случае, вполне разумно предположить такое. Люди, только что ходившие по горам каньона, склонны к разговору о мышцах своих ног. Это приходит с территорией. В буквальном смысле.
Потом мы добрались до одного из этих милых альпийских лугов.
«Знаете, – сказал я. – По пути сюда меня по-настоящему подмывало остановиться и лечь, вовсю раскинув руки, на траве одного из этих лугов, как маленькие дети раскидываются на свежем снегу. Вы знаете. Когда собираются сделать снежных ангелов».
«Что ж не легли?»
«Не знаю. Подумал, глупо покажется».
«Остановите машину», – попросила она.
«Да не хочу я на самом деле. Так, просто сумасшедшая мысль».
«А я хочу. Я хочу лечь. Остановите машину».
«Слишком поздно. Уже проехали».
«И что? Сдайте назад. За нами никого нет».
Я затормозил. Глянул в зеркальце. Она была права. На дороге, кроме нас, не было ни души.
Я пустил свою старенькую малышку задним ходом, проехал несколько ярдов, съехал на обочину и не успел еще остановиться полностью, как она уже выскочила из машины и бросилась бежать по траве, как счастливый маленький ребенок.
Я – за ней, перепрыгнув через низкое ограждение, и улегся рядом, достаточно близко, чтоб можно было разговаривать, но и не настолько близко, чтоб вызвать у нее раздражение. В конце концов, мы были относительно незнакомыми.
Было холодно. До того холодно, что на траве еще легкий иней лежал.
«А вы руки-то не раскинули», – сказала она.
«О. Точно. – Я исправил свой промах. – Никак не соображу, почему я этого не сделал, когда впервые о том подумал».
«Я тоже, – призналась она. – А вас обычно надо слегка подтолкнуть, чтоб помочь вам сделаться непринужденным?»