Эбби посмотрела мне в глаза, а потом медленно перевела взгляд на губы. Она затаила дыхание. У меня по всему телу забегали мурашки. Я вообще не знал, дышу я или нет. Я приблизился к ней на каких-нибудь несколько миллиметров, чтобы понять, позволит ли она мне наклониться ниже, но тут зазвонил долбаный телефон. Мы оба подпрыгнули.
— Да? — нетерпеливо сказал я.
— Слушай внимательно, Бешеный Пес. Брэди будет в «Джефферсоне» через полтора часа.
— Хоффман? Вот это да! Ну ладно… Я его запросто сделаю. В «Джефферсоне», говоришь?
— Да, — сказал Адам. — Значит, приедешь?
Я посмотрел на Голубку и подмигнул:
— Мы скоро будем.
Я нажал отбой, сунул телефон в карман и схватил Эбби за руку:
— Пойдем со мной. — Мы вернулись в гостиную. — Звонил Адам, — сказал я Шепу. — Брэди Хоффман будет в «Джефферсоне» через полтора часа.
ГЛАВА 9РАЗДАВЛЕН
Шепли сразу посерьезнел, как бывало с ним всякий раз, когда Адам назначал время и место боя. Пальцы Шепа защелкали по клавишам телефона: он рассылал эсэмэски нужным людям из своего списка. Как только он вышел за дверь, Америка оглядела нас широко раскрытыми глазами и радостно воскликнула:
— Здорово! Нам как раз пора развеяться!
Прежде чем я успел что-нибудь сказать, Мерик утащила Эбби из гостиной. Суетиться ни к чему. Я надеру задницу этому Брэди, срублю зелени на оплату аренды и всех счетов за ближайшие несколько месяцев, и все пойдет как раньше. Ну или почти как раньше. Эбби вернется в «Морган-холл», а я буду стараться лишний раз не высовываться из дому, чтобы случайно не убить Паркера.
Америка громко спорила с Эбби о том, что лучше надеть, а Шепли уже спрятал телефон и теперь позвякивал ключами от машины.
— Эй, вы с нами или как? — крикнул он в сторону моей спальни, где прихорашивались девчонки.
Мерик выбежала в холл, но, вместо того чтобы направиться к выходу, шмыгнула в комнату Шепа. Он улыбнулся и закатил глаза.
Через несколько минут Америка снова предстала перед нами: на ней было короткое зеленое платье. Эбби вышла в обтягивающих джинсах и желтом топе, который так здорово подчеркивал груди. И они подпрыгивали при каждом ее шаге.
— Черт возьми, Голубка! Ты смерти моей хочешь? Иди переоденься!
— Почему? — удивилась она, оглядывая свои джинсы, хотя проблема была не в них.
Америка вступилась за подругу:
— Она классно выглядит, Трэв, не придирайся!
— Надень что-нибудь удобное. Например, футболку и кеды, — сказал я, подводя Эбби к своей комнате.
— Что? — озадаченно спросила она. — Зачем?
Мы остановились у двери спальни.
— Затем, — объяснил я, — что, если ты пойдешь так, я буду думать не о Хоффмане, а о том, кто там пялится на твою грудь.
Может, это прозвучало не слишком хорошо, но я не преувеличивал: явись Эбби в таком виде, я действительно не смог бы сосредоточиться. А проиграть бой мне не хотелось.
— Раньше ты говорил, тебе наплевать, кто что подумает! — парировала она, начиная дымиться.
Кажется, она меня не понимала.
— Тут совсем другое, Голубка. — Я бросил взгляд на ее гордо выпяченные груди: может, отменить все на фиг и потратить остаток вечера на то, чтобы избавить их от белого кружевного лифчика и попробовать на ощупь? Я встряхнулся и снова посмотрел Эбби в глаза. — В этом тебе нельзя идти на бой. Поэтому… пожалуйста, просто… просто переоденься, пожалуйста.
Я захлопнул дверь, втолкнув Голубку в комнату, прежде чем успел бы послать все к черту и поцеловать ее.
— Трэвис! — крикнула она из спальни.
Послышалась беготня. Потом мне показалось, что через всю комнату пролетели туфли и шлепнулись на пол. Наконец дверь открылась. Эбби была в футболке и кедах. Она по-прежнему выглядела сексуально, и все-таки теперь я мог бить Хоффмана и не думать каждую минуту о том, не лапает ли ее кто-нибудь.
— Так лучше? — фыркнула она.
— Да! Побежали!
Шепли с Америкой были уже в машине и, едва завидев нас, рванули со стоянки. Я надел очки, подождал, пока Эбби не усядется позади меня на «харлей», и мы выехали на темную улицу.
На подъезде к «Джефферсону» я сбавил скорость до минимума, выключил фары. Припарковался на задворках и подвел Эбби к черному ходу. Она вытаращила глаза и нервно усмехнулась:
— Ты же это не всерьез, да?
— Это еще парадный подъезд. Ты бы видела, как сюда заползают остальные.
Я проскочил в окошко полуподвального этажа и, стоя в темноте, принялся звать Эбби.
— Трэвис! — не то вскрикнула, не то прошептала она.
— Давай, Голубка! Свешивай ноги и прыгай. Я поймаю.
— Совсем спятил! Не буду я прыгать не пойми куда!
— Говорю же, я тебя поймаю. Обещаю. Пошевеливай задницей!
— Это бред! — зашипела Эбби.
Передо мной в тусклом свете появились ее ноги: она осторожно просунула их в окно, но в итоге, как ни примерялась, все равно не спрыгнула, а упала. Прямо мне в руки. Даже ловить не пришлось. Ее слабый крик разнесся по пустой бетонной коробке и отдался эхом.
— Прыжочек так себе. Но что с вас, девчонок, возьмешь? — сказал я, ставя ее на пол.
Через темный полуподвал мы прошли в комнату, примыкающую к той, где должен был происходить поединок. Адам уже вооружился мегафоном, и его выкрики выделялись в общем шуме. Море зрителей ощетинилось руками, сжимающими купюры.
— Что будем делать теперь? — спросила Эбби, крепко хватаясь пальчиками за мой бицепс.
— Ждать. Адам примет ставки, а потом я выйду.
— Мне здесь остаться или идти туда? Откуда я буду смотреть? Где Шеп и Мерик?
Она ужасно нервничала, и мне не хотелось бросать ее без присмотра.
— Зашли через другой вход, а ты выйдешь вместе со мной. Не пущу тебя одну к этим акулам. Стой возле Адама: он проследит, чтобы тебя не задели. Я не могу одновременно молотить Брэди и смотреть за тобой.
— Что значит «не задели»?
— Сегодня здесь больше народу, чем обычно. Хоффман из другого университета. У них там свои бои. Их ребята могут схлестнуться с нашими, тогда начнется свалка.
— Волнуешься?
Я улыбнулся: она становилась еще красивее, когда беспокоилась за меня.
— Я — нет, а вот ты, по-моему, да.
— Есть немножко, — призналась она.
Захотелось наклониться и поцеловать ее, чтобы перестала трястись. Интересно, а в тот вечер, когда мы в первый раз увиделись, она тоже за меня волновалась? Или стала волноваться только сейчас, потому что познакомилась со мной ближе и я ей не совсем безразличен?
— Если тебе от этого полегчает, могу пообещать, что он ко мне ни разу не притронется. Даже ради его фанатов не пропущу ни одного удара.
— Как это так?
Я пожал плечами:
— Обычно я позволяю сопернику хотя бы раз меня ударить. Чтобы интереснее было смотреть.
— Ты… специально подставляешься под удар?
— А кто захочет глядеть, как я делаю из человека котлету, когда он даже не защищается? Это нам невыгодно, никто не поставит против меня.
— Ой, дай-ка мне что-нибудь, лапшу с ушей стряхнуть!
Я повел бровью:
— Не веришь?
— Трудновато поверить в то, что тебя бьют, только когда ты позволяешь.
— В таком случае, Эбби Эбернати, давай поспорим.
Я улыбнулся. Вообще-то, я так сказал без всякой задней мысли, но увидел ответную улыбку Голубки, и меня осенило. Это была самая офигенная идея из всех, что когда-либо посещали мой мозг.
— Я готова с тобой поспорить. Наверняка он хотя бы раз тебе врежет, — лукаво сказала Эбби.
— А если не врежет? Если я выиграю? — спросил я.
Она пожала плечами. Рев толпы нарастал: Адам в своей обычной дебильной манере объяснял правила.
— Если выиграешь ты, — сказал я, подавляя дурацкую ухмылку, — я месяц буду обходиться без секса. А если выиграю я, ты на месяц останешься у меня.
— Что? Но я ведь и так у тебя живу! В чем тогда смысл спора? — подняла голос Голубка, перекрикивая толпу.
Она еще ни о чем не знала. Ей не сказали. Я улыбнулся и подмигнул:
— Сегодня в «Моргане» починили водонагреватель.
Эбби приподняла уголок рта. Похоже, новость ее не особенно удивила.
— Согласна на все, лишь бы посмотреть, как ты страдаешь от воздержания.
Услышав эти слова, я ощутил мощный выброс адреналина в кровь. Такое бывало со мной только во время боя. Я поцеловал Голубку в щеку, на секунду задержав губы у нее на коже, и вышел в зал. Чувствовал себя как король. Ни за что этому отморозку меня не ударить!
Как я и ожидал, все зрители стояли: сидячих мест не предполагалось. С нашим появлением толкотня и крики усилились. Я кивком указал Адаму на Эбби, чтобы он за ней присмотрел. Он сразу же меня понял. Это была та еще жадная скотина, но здесь, на арене, он пользовался железобетонным авторитетом. Так что я мог спокойно заниматься своим делом и не волноваться за Эбби. Адам все сделает, если это как-то связано с его выручкой.
Толпа расступилась, и я вышел на ринг. Кольцо зрителей тут же снова сомкнулось. Брэди стоял прямо передо мной, нос к носу. Он тяжело дышал и трясся, как будто накачался энергетиком.
Обычно я начинал с того, что дразнил противника, пытался вывести его из себя, но сегодня это было слишком рискованно. Поэтому я сразу настроился на серьезную игру.
Адам подал сигнал к началу боя. Я сделал несколько шагов назад и стал ждать, когда Брэди допустит первую ошибку. Он попытался нанести удар, я увернулся. Потом еще раз. Адам что-то рявкнул у меня за спиной: как я и предполагал, ему не понравилось такое начало. Он любил красивые бои, которые привлекали бы новых и новых зрителей. Чем больше зрителей, тем больше денег.
Я согнул локоть и ударил Брэди кулаком в нос, быстро и с силой. Обычно после этого я притормаживал, но сегодня мне хотелось побыстрее выиграть и провести остаток ночи, празднуя победу вместе с Эбби.
Продолжая молотить Хоффмана и уклоняться от его ударов, я старался не слишком заводиться. А то он мог бы этим воспользоваться, и тогда бы все пошло к черту. У Брэди открылось второе дыхание, и он снова на меня попер, но махание кулаками впустую быстро его вымотало. Увертываться было не так уж трудно: Трентон заставлял меня крутиться и побыстрее.