акелом, как из клюва начинало извергаться короткое, но весьма ощутимое пламя. Ночью зрелище могло быть вполне феерическим - три уступа зловещих теней и на равных расстояниях огни. Только вот жителям столицы с воцарения Одинокого Бога любоваться им не приходилось - все забивали проклятые молнии.
Из каморки, где Яська прятал тряпки и мел, послышался слабый стон, и мальчишка споткнулся о каменные кольца химерьего хвоста.
- Ох, извини, - произнес он. Нашарил завалявшийся в мешочке у пояса сальный огарок.
Тот едва осветил закуток, шалашик щеток у стены, позабытый в древние времена строительный мусор и - заслонившегося рукой человека.
- Ты кто? - спросил Яська шепотом.
- Я.
Голос был девчоночий, жалобный.
- А что ты тут делаешь?
Девчонка опять застонала. Яська вспомнил какие-то разговоры внизу про воровку, пробравшуюся в Твиртове, про адептов... неужели она тут прячется? Он затолкался в каморку - та была невелика, но и Яська в свои двенадцать лет был вовсе не богатырь, поместился. Двери слегка притворил - они с таким визгом проехались по мрамору, что, казалось, перебудили пол Твиртове, - задул огарок и спросил тихим шепотом:
- Тебе помочь?
- А ты кто? - голос был сдавленный, словно на грани стона и слез.
- Я за химерами прибираю, чищу.
- Как в конюшне?
Яська хихикнул и разозлился.
- Они живые, понятно? Дура ты! Вот придет истинная хозяйка - и проснутся.
Он зажал рот рукой. За эти слова запросто угодишь в нижние казематы. А там и на костер. Бог Одинок, и он же Велик, и никого не может быть рядом. Дурочка опять застонала, громко. И Яське сделалось стыдно. Ну и страшно, хотя на уступы по ночам не рискуют заглядывать даже стражники: легенды легендами, а как вдруг?.. Мальчишка протянул руку в темноте, уткнулся в теплую мокрую щеку незнакомки.
- Больно? - спросил он. В щели двери за спиной полыхнула назойливая молния, выхватила ее лицо, край одежды. И быстро погасла. Все равно ничего не разглядеть.
- Тебя как... звать?
- Ясь. Ясень. Но чаще - "щенок" и... - Яська проглотил бранное слово. Только я тут один работаю. Они боятся.
- Это правда... про химер?
Яське вдруг до смерти захотелось рассказать, все, что он слышал и знает, но трезвые рассуждения перевесили. Мало ли что сотворили с девчонкой адепты, вдруг истечет кровью. И пить может хотеть. Кое-что у него тут припрятано... и надо подумать, как ее вывести из цитадели - утром вполне могут обыскать и здесь.
Патент, отмеченный большими печатями зеленого воска, висел у самой двери. Хозяйка цветочной лавки, хотя и неграмотная, безмерно им гордилась и пересказывала наизусть любому, кто хотел услышать. А услышать хотели многие это была единственная на весь город "божественная цветочная лавка", и закупались в ней и цвет рыцарства Твиртове, и дворяне из провинции. По случаю жары тетушка Этель, страдавшая одышкой и ожирением, из своих комнат на задах лавки не выходила, предоставив все дела семнадцатилетней племяннице Роде, своей единственной родственнице и наследнице. Рода была Яськиной подружкой, если, конечно, считать основой дружбы валяние в угольном подвале и совместное поедание черствых пирожков с повидлом, которых можно было купить дюжину на пятак у булочника на углу. Бледный Яська дождался, когда уберется очередная недовольная покупательница, и шмыгнул в лавку. Рода привычно улыбнулась:
- Мессир?
- Рода! - Яська положил локти на прилавок, совершенно случайно заглядывая в глубокий вырез ее кофточки. - Понимаешь, мне надо пристроить сестру. Она приехала из деревни, и заболела. В Твиртове я ее взять не могу, назад отправить - тоже.
Рода мило покраснела, откидывая со щеки прядь волос.
- Надеюсь, это не одна из тех жутких болезней...
- Что ты! - перебил Яська. - Она попала под карету, а потом кучер еще избил ее кнутом.
- Какой ужас! - ахнула Рода.
- Конечно, я не хотел бы, чтобы тетя Этель про нее знала.
- Конечно! Я... - Рода, предаваясь раздумьям, по привычке зажала прядь в зубах. - Приводи ее, только задами. Я постелю ей на чердаке.
Ясень облегченно вздохнул.
... Отсутствие его заметили и даже сильно выругали, но приколотить не успели, потому как Яська был нужен везде и сразу, а потом, чистя толченым мелом крыло третьей справа на нижнем уступе химеры с гордым именем Оладья, мог размышлять обо всем в свое удовольствие.
- Ясень, к тебе пришли! - голос старшего слуги Уступа был сладок, как мед. Яська вздрогнул: обычно такой важный человек не обращал на него внимания.
- Здравствуй, Ясень.
Высокий мужчина в сером плаще адепта и синей рясе шел к нему от дверей. В каменном нутре Оладьи родился тихий рык и крыло дернулось, оцарапав мальчишке руку острым краем.
- Ох, я и не знал, - незнакомец широко улыбнулся.
- Тихо, тихо, - Яська погладил бронзовые перья. - Это какой-то древний механизм. Когда попало срабатывает.
- А ты осведомленный.
Не понять было, упрек это или похвала.
- Адам Станислав, - представился священник, - глава прихода Стрельни.
Это был приход, где жила Рода.
- Я хочу с тобой поговорить.
Яська опустил тряпку в ведро и вытер о штаны измазанные руки.
- Где бы мы могли присесть? Хорошо здесь, правда?
Ударила молния, и незнакомец прикрыл глаза.
- Мешают, да?
- Я привык.
- Спустимся вниз? Мессир управляющий был любезен отпустить тебя со мной до вечера.
Яська сглотнул. Видимо, это не простой священник, раз с ним любезен сам мессир управляющий. Впрочем, со священниками опасно быть нелюбезным - Бог, он рядом.
Сидя в аккуратной беленой комнатке полуподвального кабачка, Яська пытался заставить себя не дрожать. Может, это после жары на улице. Предупредительный кухмистер накрыл на стол и удалился, осведомясь перед этим, не угодно ли еще чего почтенным гостям. Священник отправил его небрежным взмахом руки.
- Ешь, что же ты.
- Я не голоден.
Мессир Адам Станислав прищурился:
- Мальчишки всегда голодны. Я, по крайней мере...
Он не стал продолжать. Ясь через силу проглотил несколько кусков.
- В каких отношениях ты находишься с девицей Донцовой?
Яська вцепился руками в скамью.
- Мы... мы дружим.
- Я тебя напугал?
Глаза священника были совсем близко, и зрачки в них плавали, как у кошки.
- Н-нет.
- Сегодня воскресенье, девица Донцова приходила к исповеди в церковь Огненностолпия. Я там служу.
Ясь помнил эту церковь, заходил в нее с Родой несколько раз, и покупал свечи для тети Этель, когда та просила. Когда-то, тысячу лет тому, это была церковь Кораблей... Одинокий Боже, о чем он думает. Ходила к исповеди значит..!
- Ведь девица Донцова предлагала исповедаться и тебе. А ты сказал, что сходишь в капеллу Твиртове. Ты сходил?
- Д-да.
- Зачем ты лжешь мне, мальчик?
- Я... н-не успел. М-меня...
Адам Станислав положил руку на Яськино плечо.
- Ничего страшного. Ты мог бы прийти к исповеди теперь. Ко мне.
Яська дернулся и опрокинул свечу.
В маленькой церкви волнительно пахло воском и ладаном, на дымных столбах лежали солнечные лучи. Ясень хотел преклонить колени перед алтарем - рисунком по мокрой штукатурке во всю стену - Одинокий Бог, то ли возносящийся на огненном столпе, то ли снисходящий на оном к благодарной пастве; но Адам Станислав подтолкнул его к дверце в закристию.
- Девица Донцова призналась мне, что совершила добрый поступок.
Мальчишка оборотил к священнику мокрые глаза:
- Но вы же... обязаны соблюдать тайну исповеди!
- Дитя, не кощунствуй. Это постулат еретической веры. Нашему же Господу должно открывать любое деяние - и благое, и злое. А не узнай я - как бы я мог оказать помощь твоей болящей сестре? Ведь она сильно расшиблась? Может, ей надобен лекарь? И облегчение души, если, по воле Одинокого, она умрет?
Яська вцепился зубами в ладонь.
- Я не прав? - Адам Станислав распахнул окованную медью дверь, и Яська очутился почти в полной темноте. Только некоторое время спустя глаза смогли выхватить углы какой-то мебели, пробивающиеся в щели ставен лучи, неподвижную фигуру в кресле у стола.
- Где... она? - этот голос словно придавил Яську к полу.
- Мальчик нам не доверяет. Я могу его понять.
Худой мужчина в кресле вскинул голову (Яська сумел различить только движение, не черты лица). В ладонях его, сложенных перед грудью, стало разгораться сияние - словно затеплилась свеча, словно он держал пушистый огненный шарик. А в этом шарике... да, в этом шарике проступал, светился серебром кораблик, покачивался на малиновых, как шелк, сотканных из сияния же волнах. Яська задержал дыхание. Это было так невозможно, нелепо, волшебно...
- Я знаю, ей нужна помощь. Помоги.
Слова дались мужчине с трудом, Яська вообще подозревал, что тот не умеет просить - только приказывать.
- Ты догадался, Ясь, - сказал священник. - Мы очень рискуем и у нас мало времени.
- Какая болтушка, - сказал Ясь горько.
- Ребенок, отстань.
Лаки засопел. Иногда он вспоминал, что лет ему всего одиннадцать, и можно не строить из себя взрослого и дать волю эмоциям. Он подождал, пока очищенная картофелина плюхнется в воду и опять подергал Халька за рукав.
- Дя-адь Саш... А дальше чего было? Интересно же...
Деваться от ребенка было некуда. С одной стороны - он же и сидел, с другой стороны подпирал аристократическим плечом старший Сорэн-младший. Это только на земле руками Сорэны сроду не работали, а на лавочке очень даже... Нож у Гая так и мелькал. Края лавочки занимали девчонки, повизгивали, когда брызги от очередной вкинутой в чан картофелины попадали на голые коленки. Компания с противоположной лавочки это заметила и особенно старалась. В общем, без идейной поддержки трудовое мероприятие превращалось в полное безобразие. Завершали круг почета вокруг котла