В этот раз всем велели действовать «по вдохновению». Ворон усмехнулся:
— Думаешь, это только нам не сообщили, в чем дело?
Отвечать не стала: выдавшиеся свободные минуты использовала, чтобы написать хотя бы пару глав. Остальные, поняв, что в общие разговоры меня не втянуть, отстали, только поглядывали неодобрительно. Иногда до ушей долетали отдельные слова: «зазналась», «звезда»… Я не обращала внимания. Главное — в камеру улыбаться. А это несложно.
Помощник режиссера с бумажкой наперевес выкрикивал имена. Названный выходил на улицу, под прицел камер. Помощники операторов тут же разворачивали над ними зонтики и белые листы, чтобы свет падал ровнее и туда, куда нужно. Вот и весь вид из окна. О чем говорили испытуемые слышно не было.
Я почти дописала главу, когда пришел мой черед. Но встала не раньше, чем выключила ноутбук. И отдала его Ворону:
— Присмотри, пожалуйста.
Тот поджал губы — ожог явно напомнил, кто здесь главный.
Я еще не спустилась с крыльца, а ведущая уже направлялась ко мне:
— А теперь мы узнаем, что скажет Гелла, автор невероятных мистических романов! Интересно, поможет ли её опыт в поиске? — И, отвернувшись от камеры, протянула мне микрофон.
— Не знаю, что поможет, а что нет… вы хоть скажите, что требуется. А то наворочу дел, достану парочку скелетов из самых глубоких подвалов…
Толпа рассмеялась. Кроме одной женщины. Несмотря на жару, она зябко куталась в теплый платок и одета была явно не по погоде: толстые колготки, закрытая обувь, кофта поверх шерстяного платья. Перехватив мой взгляд, она отвернулась, а на лице мелькнуло странное выражение.
Мне показалось, понимание — вот оно, только руку протяни, но щебетание ведущей сбило с мысли:
— Здесь недалеко есть странный дом. В нем постоянно что-то происходит. Вы должны найти "нехорошую постройку" и сказать, что же там не так.
Задание из разряда «пойди туда, не знаю куда». Видимо, в это раз очень надо было протолкнуть «своего» человека. Расстраиваться даже не подумала: в шоу передо мной стояла задача «посветить лицом», а не победить. Но для этого необходимо продержаться здесь как можно дольше! Так что сдаваться я не собиралась.
— Нехорошую постройку, говорите?
И было много. Домов, скрывающих секреты. Почти в каждом обитал свой скелет, но от участников ждали чего-то конкретного.
Асфальт зиял ямами и промоинами, обочина поросла пыльным бурьяном, за которым проторили узкую тропку. Я шла по самому центру, прислушиваясь и приглядываясь.
Ночью, без этой толпы, без камер и отражателей было бы проще. Ночью тайны не прячутся за высокими заборами, не щерятся из разбитых окон старых домов, не мелькают солнечными зайчиками. Ночью они выходят из своих укрытий и любой, и имеющий глаза и уши может увидеть и услышать то, что желает рассказать прошлое.
Но как же я завидовала тем, кто слеп и глух к этому явлению!
Дома стоял вперемешку: новые, за свежевыкрашенными штакетниками, с пышными палисадниками и покосившееся, вросшие древним фундаментом в землю. Они тоже манили, шептали, дразнили… Но вряд ли съемочная группа приехала сюда из-за старья. Я искала что-то совсем свежее и понятное… а непонятное и страшное шло следом, сбивая пыль с травы. Кутаясь в платок, оно не сводило с меня бездонных глаз, в которых поселилась зима.
19
Искать что-то в таких условиях было просто невозможно! И я свернула с асфальта:
— Извините… мы можем поговорить?
Женщина смотрела как-то испуганно, даже оглянулась, не сразу поняв, что я к ней обращаюсь.
— Наверное… не надо…
Голос звучал неуверенно. Но я уже понимала, почему она здесь, почему провожает каждого экстрасенса, приехавшего в это село: сквозь заиндевевшую синеву глаз, как сквозь лед, проглядывала надежда. Робкий, едва заметный огонек. Тусклый, готовый вот-вот погаснуть, оставив после себя черный, мертвый фитиль.
— У вас двадцать минут, — встряла ведущая. — Если вы не успеете…
Что мне до какого-то дома, когда рядом погибал человек. По-настоящему, не как в книгах. И, отмахнувшись от ошарашенной девушки, я потащила несчастную женщину подальше от толпы:
— Где мы можем спокойно поговорить?
Тут же подскочил оператор:
— Пожалуйста, встаньте так, чтобы свет…
Захотелось выругаться. Смачно, чтобы у всех уши в трубочку завернулись. Но единственное, что позволила себе, громко заявить:
— Можете считать, что задание провалено. У меня тут дело поважнее! — и потащила недоумевающую женщину прочь.
— Так где мы можем поговорить?
— В кафе, наверное, — она нерешительно оглянулась.
Часть зевак откололась от основного действа и последовали за нами.
При мысли о трех пластиковых стульях и закопченном мангале рядом с ларьком, стало не по себе. И все же пришлось смириться:
— Нам не помешают?
— Помешают…
Вздох прокатился ледяной поземкой.
— Если вы не против… пойдемте ко мне домой.
— Хорошо.
О том, что может скрывать за собой такое приглашение, не думалось. Напротив стояло отчаянно нуждающееся в помощи существо, а окружающие мешали! И я послушно свернула на тропинку, зажатую с двух сторон высокими заборами из металлопрофиля.
Она уперлась в покосившуюся калитку. Пропустив меня вперед, женщина накинула на штакетину веревочное кольцо и махнула рукой:
— Проходите!
Ухоженные грядки приподнимались справа и слева. Я с трудом отогнала нехорошие ассоциации. Аккуратно подвязанные кустики помидоров, синие бочки баклажанов лежали на мульче из опилок, а в теплице зрели огурцы.
Крыльцо тоже недавно подновляли, оно даже еще пахло краской. Чистые окна веранды сверкали на солнце.
В доме было душно. Случайно коснувшись батареи, я отдернула руку: она полыхала жаром. Топить? Летом?
От желания вызвать психбригаду спасло ясное понимание: женщина совершенно здорова.
Она указала на стул и сама уселась напротив, поставив локти на стол. В кухне воцарилось тяжелое молчание.
За окном что-то мелькнуло. На крыльце послышались грузные шаги.
В дом сунулся оператор. Блестящий глаз камеры повел вправо, влево, остановился на нас…
В следующий момент я была уже рядом с ним. И, выпихнув мужчину обратно на крыльцо, захлопнула дверь:
— Не мешайте! Это опасно!
Но люди, ежедневно видящие изнанку «мистического», не поверили. Камера, поднятая на вытянутых руках, заглянула в окно.
Пришлось задернуть занавески. Пальцы коснулись форточки — открыть, впустить немного свежего воздуха но, оглянувшись на хозяйку дома, передумала: у той зуб на зуб не попадал.
— Это порча, — даже всматриваться не пришлось, все как на ладони.
— Я знаю, — она кивнула и отвела взгляд. — Наказание за грехи мои…
— Любому наказанию приходит конец, — пальцы коснулись её рук.
Какие холодные! Словно лед. Или… О мертвых думать не хотелось. Да и передо мной сидел живой человек. Только бесконечно уставший и замерзший.
— Значит, вы знаете, за что вас так приложило.
— Конечно. Мужа из семьи увела. Приворотом. Любила очень. И думала он меня тоже, — проклятая замолчала. Потом вздохнула: — Но забыла, что насильно мил не будешь. И слишком поздно поняла, что получила только тело: душа и сердце остались там, с бывшей.
— Она порчу навела? — я водила руками вдоль позвоночника. Кончики пальцев покалывало от холода. Такого я еще не ощущала и сомневалась, смогу ли помочь. Все-таки дилетант.
— Да какой там… Такое не всякому под силу.
Голос неуловимо изменился, я даже не поняла, что случилось, как оказалась лицом к лицу с проклятой.
Глаза в глаза.
Они лихорадочно блестели, и было в них что-то такое знакомое… Силясь вспомнить, не обращала внимания на прыгающую, рваную речь:
— Куда ей… Такое… только сам Сатана… сделать сможет… Он пришел… и сказал что…
В комнате запахло розами. И гнилью.
Полыхнул пламенем расширившийся зрачок, и шепот перешел в визг:
— Они сказали, что освободят меня… Надо только… тебя… отдать!
Взметнулась рука. Тусклый свет отразился в полоске стали: большой кухонный нож опускался, целясь мне в грудь.
Я успела отскочить. Визг вперемешку со смехом ударил по ушам. Лицо хозяйки дома исказилось, а движения стали ломанными, словно кто-то неумело дергал на ниточки марионетку. И голос. Он не мог принадлежать человеку.
— Не убегай! Они сказали, все закончится, как только… я… отдам тебя им!
Голос то скрипел, то становился грубым, как у пропойцы. А мне все не удавалось добраться до двери — проклятая постоянно оказывалась на пути, мешая убежать. Оставалось окно.
Я уже прикидывала, как бы высадить стекло и не пораниться, как снаружи послышался шум и стены содрогнулись, когда дверь слетела с петель.
На пороге стоял Ворон.
20
Женщина завизжала, стило демону оказаться у неё на пути. Отшатнулась, пытаясь обойти. Плечо обожгло болью, так сильно вцепились в него мужские пальцы. Мир крутанулся и я вылетела на веранду. Следом донеслось:
— Дверь запри!
Ах он!
Первой мыслью было сунуться обратно, высказать все, что думаю о таком поведении, но здравый смысл взял верх: это женщина была не сумасшедшей. А с одержимой Ворон справится лучше меня!
Из-за тяжелой двери послышался визг. Кто-то из съемочной группы сунулся было открыть, но отборный мат, от которого уши в трубочку сворачивались, отбросил его прочь. Ворон не шутил. А о том, что происходило в комнате, почему-то знать не хотелось.
Дохромала до скамеечки в саду, уселась и закрыла глаза.
Колотило не от холода — солнце по-прежнему жарило изо всех сил. А вот нервы требовалось подлечить. Права Ольга — надо убираться из города. В деревню, к рассветам и закатам, к парному молоку… К клещам и комарам. И лягушачьим вечерним концертам. А главное — подальше от всей этой чертовщины.
Домечтать не получилось. Оживление у крыльца и встревоженный голос Ворона вернул на грешную землю:
— Скорую вызывайте. Она не одержима. Просто рехнулась.