Мое лицо первое — страница 108 из 112

Дэвид машинально поднес руку к голове, убрал с лица челку.

— Так вот для чего Эмиль срезал прядь…

Я с трудом подавила желание треснуть себя кулаком по лбу. Почему я решила, что в тетради была детская прядка?! Разве Сюзанне пришло бы в голову хранить волосы нежеланного и нелюбимого ребенка! Это был намек, оставленная Эмилем приманка, на которую я, тормоз, не клюнула. Вот почему ему пришлось скормить мне новую подсказку. «Алка»… Ну, конечно! Кто еще мог найти фото в моем кармане, если это сделал не Лукас! Да, Эмиль правша, но он мог написать имена детей левой рукой просто для того, чтобы изменить почерк! Как же я ступила!

— Все равно я бы, наверное, ничего не понял, если б не толстовка, — продолжил, собравшись с силами, Лукас. — Эмиль мне ее подарил — я давно просил новую кофту. Сказал, купил в секонд-хенде за гроши. Только этот бренд за гроши не достанешь, даже если ношеный совсем, а толстовка была почти ненадеванная.

— Подожди, что за толстовка? — Я решила, что мы переутомили паренька и он начал бредить.

— Так «Гуччи» же… Такая черная, с мотыльками. Потом, когда панцири к нам завалились и начали спрашивать про Шторма, я офигел. Ни Эмиль, ни мать ни хрена мне не рассказывали. Я не знал, что они нашли Дэвида, что было какое-то письмо… — Лукас шмыгнул носом, косясь на брата. — Вот и залез в Интернет, чтобы про Шторма почитать. Нашел страничку в инсте. И там он был в этой толстовке, на нескольких фотках.

— Погоди, погоди, — я тряхнула головой, пытаясь связать новые факты с уже известными. — Ты решил, что Эмиль подарил тебе что-то из вещей Дэвида? Но мало ли кто мог сдать в секонд-хенд похожую кофту?

— Не мог, — тихо проговорил Дэвид. — Это новая коллекция. Мне эта вещь даром досталась, модели часто носят коллекционные шмотки ради рекламы. А в магазинах цена на нее доходит до десяти тысяч крон.

— Я ж и говорю, — прошептал Лукас. — Тогда я стал их спрашивать — Эмиля, маму. Почему не сказали, что ты должен приехать. Мать на меня только орала и матами крыла. А Эмиль такой: хотели, чтоб был сюрприз. Но я ему не поверил. Решил за ним последить. — Паренек закашлялся, и Дэвид снова протянул ему стакан с соломинкой.

— Последить? — Я покачала головой. Выходит, не одна я решила поиграть в Шерлока Холмса! И вот чем эта игра закончилась.

— Взял у друга мопед, — отдышавшись, продолжил Лукас. — Эмиль же все на колымаге своей рассекал. А сосед этот, сука, меня слил: мол, я гоняю, где дети бегают, да еще без прав. Брат меня так отметелил, я кровью ссал, хорошо хоть, он не догадался, что я за ним ездил… — Лукас снова закашлялся.

У меня перед глазами возник потрепанный единорог, писающий в замочную скважину на двери гаража. Наверное, так Лукас пытался отомстить соседу-стукачу.

Дэвид погладил слипшиеся от пота волосы брата:

— Тише, тише. Побереги силы. Все и так ясно: ты видел, как Эмиль ездил в лес, к водопроводной станции. И решил сам проверить, что там. Верно?

Лукас с трудом кивнул:

— Прости меня… Я должен был панцирям сразу… Но я сомневался…

Послышался звук открывающейся двери, заскрипели резиновые тапочки.

— Прошло уже целых три минуты! Так мальчик не скоро выздоровеет. — Медсестра вежливо, но настойчиво оттерла нас от постели пациента. — На сегодня больше никаких посещений!

Мы с Дэвидом вышли в коридор и переглянулись. Выражение его единственного глаза теперь вполне соответствовало творению Мии — «оку гнева».

— Я только об одном жалею, — сказал Дэвид, скрипнув зубами. — Что тогда, десять лет назад, не застрелил Эмиля вместе с отцом.

Бойфренд с нагрузкой

Из больницы нас вежливо выперли, так что нам ничего не оставалось, как вернуться в гостиницу. Мы заселились утром, оставили вещи и сразу отправились к Лукасу. Сейчас, идя рядом с прихрамывающим Дэвидом, я думала о нашей комнате в гостинице — комнате с двуспальной кроватью, и у меня все сильнее щемило под ложечкой.

Когда мы регистрировались, заспанный администратор спросил, двухместный мы номер хотим или два одноместных. Дэвид вопросительно взглянул на меня, и я уверенно ответила:

— Двухместный.

Он уже потратился на меня в этой поездке, а гостиницы в Копенгагене не из дешевых. Так мы бы хоть на номере сэкономили, да и глупо как-то было после всего селиться порознь.

Администратор уставился в свой компьютер, пощелкал мышкой и через пару минут выдал:

— Двухместные остались только с двуспальными кроватями. Возьмете?

Скула Дэвида, видимая мне, порозовела. Возможно, он, как и я, подумал, всем ли парам администратор задает такой вопрос или это мы выглядим словно двое командировочных.

— Берем, — твердо сказала я и почувствовала, что и моим щекам стало горячо.

В ответном взгляде Дэвида слились удивление, благодарность, восхищение и что-то еще, определение чему я затруднялась подобрать. Он никак не прокомментировал мой выбор, просто расписался в документах, а в номере мы быстро избавились от сумок, стараясь не смотреть на огромную, застеленную белым покрывалом кровать.

Теперь эта кровать наплывала на меня из скорого будущего айсбергом, бoльшая часть которого скрыта под водой, и, в отличие от пассажиров «Титаника», я знала, что мне не увернуться.

Интересно, что по этому поводу чувствует Дэвид? Неужели ему тоже… не по себе?

Я покосилась на своего спутника, но из-за накинутого на голову капюшона был виден только кончик покрасневшего от холода носа. То ли Шторм опасался наткнуться на очередных фанаток, то ли стеснялся повязки на глазу, но он обрадовался кофте с капюшоном, которую я отыскала для него в секонд-хенде. Одежда, что была на Дэвиде в день похищения, годилась только на тряпки. Поэтому мне пришлось побегать по городу, чтобы подобрать кое-что подходящее к выписке.

Трусы и носки нашлись в «Факте» — блин, впервые покупала мужские трусы! Если честно, даже не знала, какие Дэвид носит: боксеры, брифы, плавки? Остальное пришлось покупать в Красном кресте — нормального магазина одежды в Хольстеде не водилось. Я старалась выбрать вещи посовременнее и поновее, но встала проблема размера. Дэвид был худым и высоким, стандартные модели ему не подходили.

В итоге Дэвид преобразился в типичного фермера-провинциала, впервые приехавшего в столицу: клетчатая шерстяная куртка на молнии, потрепанные коротковатые джинсы и армейские ботинки — другой обуви нужного размера в секонде не нашлось. Впрочем, за все вещи он меня поблагодарил, а я утешала себя тем, что уж в Копенгагене он сможет купить себе что-то поприличнее.

Я заметила табличку над входом в серое здание чуть ниже по улице: Кафе Рюэ. Кафешка показалась мне безопасной гаванью, куда айсберги точно не заплывают. К тому же ели мы оба уже очень давно, если считать едой кофе с подсохшим бутербродом в аэропорту.

Мы как раз подошли к выставленной на тротуар табличке с меню и ценами, и ланч за 35 крон убедил меня, что я приняла верное решение.

— Может, перекусим? — предложила я Дэвиду, указывая на табличку. — Здесь дешево.

Так мы оказались в заведении с праздными пенсионерами, книжными полками и столиками с бумажными скатертями. Оказалось, кафешка была чем-то вроде места встреч для прихожан ближайшей церкви, которых она милостиво обеспечивала почти бесплатными обедами.

— Приятно, что ты так печешься о моих финансах, — сказал Дэвид, принюхиваясь к блюду дня — бледным фрикаделькам в соусе карри.

Я смутилась: не намекал ли он на трусы из «Факты» и куртку лесоруба?

— По-моему, совсем не плохо, что о них кто-то печется. Ты же теперь вроде как безработный.

Я тут же пожалела о резком ответе, но Дэвид не обиделся.

— Не совсем. Генри — все еще мой агент. Газеты, журналы и телеканалы добиваются интервью со мной. Одно издательство даже предложило выпустить книгу. Все это — неплохие деньги. Хотя в перспективе — да, придется подыскать новую работу. Как думаешь, меня возьмут садовником? — Он подмигнул единственным глазом.

Теперь я поняла, о чем так долго Дэвид беседовал с англичанином по моему телефону.

— Ты согласишься на книгу? — поинтересовалась я настороженно. Ведь в этом случае мне наверняка придется стать одним из персонажей.

— Нет.

Я с трудом сдержала вздох облегчения.

— Почему?

Дэвид улыбнулся, но тут же поморщился — наверное, потянуло швы под повязкой.

— Это слишком личное. К тому же дело не только во мне. Лукасу и Мие такая слава ни к чему. Я хочу, чтобы у них была нормальная жизнь. Им из-за меня и так уже досталось.

— Не из-за тебя, а из-за твоего отца и Эмиля! — с жаром возразила я. — Они виноваты во всем, не ты!

Он печально покачал головой:

— Я мог бы быть умнее и осторожнее. Мог бы догадаться, что история с письмом матери — это подстава, западня. Эмиль рассказал мне, там… — Дэвид запнулся, но я поняла, что «там» — это на водопроводной станции. — Мама никогда не писала письма с просьбой о прощении. Но это она навела брата на мысль связаться со мной. Дальше — проще. Больная мать не могла писать сама, Эмиль делал это якобы под ее диктовку. Меня было так легко обмануть… Наверное, потому, что я действительно глубоко в душе надеялся снова обрести семью.

Сердце у меня сжалось: в это мгновение в Шторме снова проглянул мальчик, которого мать выставляла за дверь, когда вся семья собиралась за обеденным столом, и который так нуждался в ее ласке, так мечтал получить хотя бы немного любви, достававшейся другим.

Я протянула руку через стол и слегка сжала забинтованное запястье:

— По крайней мере, ты знаешь, что Сюзанна не участвовала в затее Эмиля. Она не желала тебе зла. Наоборот, хотела восстановить связь…

Дэвид покачал головой, глядя на мои пальцы на уже начавшей сереть повязке.

— Она думала только о деньгах. Решила, наверное, что работа моделью приносит мне миллионы. И ей захотелось получить их долю.

— Это тебе тоже Эмиль сказал? — тихо спросила я, осторожно поглаживая бинт и стараясь вложить в свои прикосновения всю скопившуюся нежность.