Зашибись! Я только что сходила к Винтермаркам. Но Дэвида так и не увидела. Зато тесно пообщалась с его старшим братом — по-моему, даже слишком тесно. Ну ладно, обо всем по порядку. Блин, пишу это, а буквы в дневнике так и скачут. Еще бы…
Как раз Эмиль открыл, когда я позвонила в дверь виллы Винтермарков, сжимая во вспотевшей руке листочек с планом презентации. Был парень в одних спортивных штанах и босиком. Он энергично растирал влажные волосы полотенцем — наверное, только что из душа вышел. Я чуть не зажмурилась от обилия мускулистой плоти на расстоянии вытянутой руки.
— О, соседка! Заходи, — просиял брат Монстрика, закидывая полотенце на широкие плечи и благоухая ментоловой свежестью.
Мой взгляд уткнулся в темные кустики волос под мышками, и я поспешно перевела глаза вглубь коридора. Блин, надеюсь, Эмиль не заметил, как я на него пялилась!
— Привет, а Дэвид дома? — от волнения я говорила так быстро, что слова наскакивали друг на друга. — Его сегодня в школе не было, вот я и принесла ему домашку. В смысле у нас общая презентация. В группе. Вот. — Я сунула Эмилю под нос уже основательно измятый листок.
— Воу, какая ты шустрая! — Парень сделал испуганные глаза, но тут же рассмеялся. — А мне это даже нравится. — Внезапно он шагнул вперед, почти коснувшись меня распаренным обнаженным торсом. — Придешь к Тобиасу на тусу?
— А… — у меня вдруг вылетело из головы, зачем я вообще туда приперлась, — разве девятый класс там будет?
— Обижаешь, Перчик. — Я вдруг поняла, почему меня раздражает улыбка Эмиля. В ней слишком много зубов. — Мы ж с Тобиасом в одной команде. Так ты придешь?
Блин, знала бы я, что он так прицепится!
— Меня зовут Чили, — поправила я Эмиля, подпустив в голос льда. — И я с Еппе, если что.
Сама бы никогда не подумала, что буду использовать этого идиота как прикрытие! Если честно, чем дальше, тем меньше мне хотелось идти на эту треклятую вечеринку.
— Еппе? — Густые ровные брови Эмиля взлетели к кромке темных волос. — Какой еще на фиг Еппе?
— Натуральный блондин, — заявила я, решительно сложив руки на груди, которую обшаривали Эмилевы зенки. — Так где там Дэвид? — Я качнулась в сторону и вытянула шею, пытаясь разглядеть, есть ли кто-то в гостиной, через ее открытую дверь.
— А Дэвид в подвале, — с готовностью сообщил один из близнецов, возникший в конце коридора, лепясь к дверному косяку. В руке он сжимал собранного из «лего» оранжево-черного трансформера.
А я и забыла, что у Монстрика комната в цокольном этаже.
— Спрысни на фиг, Лукас! — рявкнул обернувшийся на детский голос Эмиль.
— А я маме скажу, что ты снова лугаешься. — Из-за плеча мальчика показалась голова сестры, укоризненно качавшей крысиными хвостиками.
— Позови-ка мне Дэвида, Лукас, — улыбнулась я, старательно демонстрируя дружелюбие.
— Не-а, — близняшки синхронно покачали круглыми головами.
— К нему низя, — пояснил мальчик.
— Его запелли. — Девочка выставила перед собой руки и с гордостью показала мне накрашенные вкривь и вкось малиновым лаком ноготки. — Нлавится?
— Да сдрисните отсюда уже оба! — Эмиль замахнулся полотенцем и громко топнул, будто собирался погнаться за братом с сестрой.
Мелкие взвизгнули и бросились наутек.
— Достали уже, клопы, — проворчал парень, снова поворачиваясь ко мне.
— А что значит, — я поежилась в коридоре, который вдруг показался мне слишком тесным и темным, — Дэвида заперли?
Эмиль широко улыбнулся:
— Не заперли, а заперся. Мия не только «р» не выговаривает, но и в словах путается иногда. Говорят, — он понизил голос и подступил еще ближе, вынудив меня прижаться спиной к закрытой двери, — кто-то из ваших подшутил над ним вчера. Вот он и не хочет никого видеть.
Я не выдержала взгляда темных глаз и уставилась в стенку, на которой торчали какие-то рога, служившие вешалкой для ключей. В голове билась мысль: «Неужели Эмиль знает, что я там была?»
— Это… трудно назвать шуткой. — Я сглотнула. Пересохшее горло царапнуло. Казалось, я даже через одежду ощущала жар, идущий от груди и живота почти незнакомого парня. Между мной и его обнаженной кожей оставался только тонкий листок бумаги, который я держала перед собой как щит. — Я… в общем, я хотела извиниться. За то, что случилось с твоим братом. Это было ужасно, и…
— Да ладно. — Я вздрогнула, когда Эмиль коснулся моей щеки, и вскинула на него глаза. Мы говорили о Дэвиде, но я поняла, что сейчас его брат меньше всего думает о нем. — Не убивайся, Перчик. Дэв переживет.
Угол его рта тронуло подобие усмешки — жесткой усмешки, которая мне не понравилась. Так же мне не нравилось чувствовать себя загнанной в угол между дверью и стеной, чувствовать чужую ладонь на лице. «Блин, вот же вляпалась! — подумала я. — И где, интересно, старшие Винтермарки? Тоже в подвал провалились?»
Я не верю в Бога, но считаю, что какие-то высшие силы все же существуют, и вот тому подтверждение: стоило мне вспомнить о родителях Эмиля, как за дверью завозились, зашаркали, и тяжелая створка толкнула меня в спину. Парень мгновенно отскочил от меня на метр, полотенце укрыло голые плечи.
— Пап? Привет. — Я уже поняла, что идеальная улыбка Эмиля была фальшивой насквозь. — А к нам вот тут соседская девочка зашла. Передать домашку для Дэвида.
Бульдог, наверно только что вернувшийся с работы, буркнул в мою сторону что-то, что с натяжкой можно было принять за приветствие. Он тяжело потопал вглубь дома, тесня своей тушей Эмиля и рокоча:
— Сюзанна! Сюзанна, черт бы тебя побрал! У тебя под носом сын голый с какой-то девкой обжимается, а ты зад от дивана оторвать не можешь!
Представь себе, дорогой дневник! Этот старый козел так и сказал: «С какой-то девкой!»
Меня бросило в жар, я с трудом нащупала ручку двери дрожащими пальцами и положила несчастный листок на приткнувшийся у стены столик для перчаток.
— Это для Дэвида. Передай ему, пожалуйста.
Тридцать метров, отделявшие крыльцо Винтермарков от нашего, я проскочила за секунду: даже не чувствовала, как ноги касаются земли. Захлопнув за собой дверь, я привалилась к ней всем телом, будто Эмиль с папашей гнались за мной по засыпанной листьями дорожке. Кровь бешено пульсировала в горле, колени тряслись, перед глазами мелькали темные пятна. В таком состоянии меня и обнаружил папа, забредший в коридор с ключом от почтового ящика.
— Чили, золотце, нельзя же так хлопать дверью. Дом уже старый, штукатурка со стен сып… Что это с тобой? — Он подвинул на переносицу сползшие на кончик носа очки и поспешил ко мне, запнувшись о выступающую половицу. — Малыш, на тебе лица нет! — Папины большие теплые руки легли мне на плечи, легонько сжали, и я не выдержала.
— Крыса! — выпалила я первое, что пришло в голову, и уткнулась в уютно пахнущий трубочным табаком и книгами пиджак. — Я увидела в саду огромную мерзкую крысу. Она бросилась ко мне, и… и… — От необходимости продолжать меня избавили рыдания.
— Крыса? — Папа крепко-крепко прижал меня к себе, в голосе его прозвучали беспокойство и недоумение. — Господи, откуда тут крысы? Она тебя укусила?
Я провыла что-то нечленораздельное, возя мокрым носом по вельветовому лацкану. Пока папа успокаивал меня, гладя по спине и обещая вызвать службу по борьбе с вредителями из муниципалитета, я почему-то думала о Дэвиде.
Окажется ли запертая дверь для него достаточной защитой от крыс?
На краю пропасти
— Да на этих ублюдков в суд мало подать!
Тонкие ноздри Крис раздувались, она в гневе вышагивала из стороны в сторону перед диваном, на котором сидела я — укутанная пледом и с огромной чашкой какао в руках. Пирсинг в виде бриллиантика, который подруга вставила в нос в прошлом году, поблескивал, когда на него падали лучи солнца из окна. Крохотные вспышки зачаровывали, и я старалась не отводить взгляд от блестящего камушка. Так проще было не думать о том, что недавно произошло, отгонять свинцовые мысли на самый краешек сознания, чтобы они не проломили тонкий лед реальности, поддерживающий меня на поверхности.
— Подумать только! — продолжала разоряться Кристина, энергично размахивая руками. — Мало того, что эти сволочи приперлись в учебное заведение среди бела дня, оторвали студентку от занятий и допрашивали как последнюю уголовницу. Так они ее еще до припадка довели!
— Это не припадок. — Я вяло поморщилась и глотнула какао. Под черепом завязался тяжелый узел боли, вопли Крис заставляли его пульсировать. — Просто месячные начались, давление упало, вот и хлопнулась в обморок. Полицейские тут ни при чем.
— О-о-о! Они очень даже при чем! — Крис развернулась ко мне так резко, что ее длинные рыжие волосы взметнулись конским хвостом. — Что-то ты раньше со стульев не хлопалась, когда к тебе коммунисты приходили. — Коммунистами подруга, начисто лишенная политкорректности, называла менструацию. — А эти заявились — и вот те нате, хрен в томате! — Она ткнула в диван с обличительным видом: — Чего от тебя хотели бандерлоги?
Этот вопрос Кристина задала уже раз сто, пока ехала со мной в машине Фредерика: в перерыве между парами она подвязала обладателя личного транспортного средства с нашего потока доставить меня домой со всеми удобствами. Об автобусе и речи быть не могло: вдруг я завалюсь под ноги бездушным пассажирам? Не хотелось думать, что забота обо мне болящей помогла Крис отмазаться от ненавистной ей скандинавской литературы. Но даже если и так, я была благодарна подруге за какао.
До сих пор Кристине не удалось добиться из меня внятного ответа, но теперь, когда я более-менее пришла в себя, мне придется чем-то ее порадовать — иначе она с меня не слезет. С нее станется еще в полицию позвонить и вправду нажаловаться, а этого я допустить никак не могла.
Я отхлебнула какао для храбрости и выдала наиболее близкую к правде ложь:
— Полиция разыскивает одного из моих бывших одноклассников. Он пропал. Копы просто хотели узнать, не пытался ли он выйти со мной на связь. Это обычная процедура — они всех знакомых пропавшего парня сейчас опрашивают.