В итоге первым, что я увидел, придя в себя, было его немытое лицо, бледное под грязью, и полные тревоги невероятные глаза. А позади мальчика высился работник киоска с занесенной над головой бейсбольной битой.
— Иисусе! — выдохнула я. — Он прибил Дэвида?
Генри негромко рассмеялся:
— К счастью, я успел опомниться настолько, что остановил руку Немезиды[14]. Сотрудник магазинчика привык к туристам и вполне свободно изъяснялся по-английски. И все же убедить его не сдавать Шторма полиции оказалось нелегко. Он вцепился в паренька как клещ. Мне пришлось оплатить стоимость похищенного — бутылки водки, бутылки виски и блока сигарет. Предполагаю, их умыкнули те двое, что выскочили из киоска первыми.
— Думаете, Дэвид был с ними заодно?
— Уж продавец-то в этом не сомневался. Он сказал, что парнишка с доской отвлекал его внимание, выбирая комиксы, пока двое других воровали с полки алкоголь.
— Комиксы. — Сердце у меня упало. Монстрика никогда не интересовали комиксы. Вот если бы в киоске продавали романы Фаулза или Хемингуэя… Выходит, Дэвид и правда скатился на самое дно.
— Для меня это не имело значения. — Англичанин философски пожал плечами. — Все, о чем я мог думать, пока ждал такси, чтобы поехать в травмпункт, — это как заполучить Шторма. Видите ли, Чили, тогда я полагал, что мальчик — несовершеннолетний. Он удивительным образом выглядел моложе своих девятнадцати. Знаете, чаще с детьми, которые многое пережили, бывает наоборот: уже в двенадцать они кажутся взрослыми. А Шторм… — Генри задумчиво покачал головой. — Сто восемьдесят четыре сантиметра роста, а я не дал бы ему больше шестнадцати — такой невинный у него был взгляд. Ангел с опаленными крыльями, вывалянный в грязи, но все еще не смирившийся с несправедливостью жестокого мира — вот кого он напоминал. И мне захотелось дать ему новые крылья.
Я вспомнила фото в «Инстаграме» и комментарий: «Ты выглядишь так невинно».
— Я предложил Шторму сигарету — тогда я еще курил, — продолжил между тем англичанин. — И спросил, нужна ли ему работа. Он сказал: «Смотря что за работа». Я ответил: «Фотомоделью». А он сказал, что не раздевается за деньги. Даже перед теми, кому должен.
Из моей груди вырвался хриплый вздох. Генри крутил в пальцах кофейную чашку, будто пытался обнаружить дефект на гладкой белой поверхности.
— Я пытался рассказать ему о «Некст менеджмент» и Алексе, но Шторм мне не поверил. Я едва успел всучить ему свою визитку, прежде чем он захлопнул за мной дверцу такси. Пока мне накладывали швы, я думал о том, что не узнал ни имени скейтера, ни его адреса. Что через несколько дней собираюсь улетать, а шансы на звонок парня практически нулевые. И тогда я решил прибегнуть к помощи Флавии, моей помощницы-датчанки.
— Флавия? — повторила я, принимая от официанта долгожданное пирожное. — Имя совсем не датское.
— У этой девушки африканские корни. Я надеялся на ее знание языка и города, в котором она родилась. И попросил ее разыскать мальчика с разными глазами.
— И она нашла его? — Я слизнула с ложечки шоколадный крем, почти не чувствуя вкуса.
Англичанин кивнул:
— Рассказывая ей о происшествии у киоска, я упомянул, что продавец кричал вслед убегавшим подросткам что-то вроде: «Fucking Christianites!» Тогда я подумал, что он назвал их сектантами. Но оказалось, речь шла о христианитах — жителях вольного города[15], граница которого проходила всего в нескольких сотнях метров от маршрута моих прогулок. Там Флавия и начала свои поиски.
— Постойте, — заметила я, проглотив огромный кусок пирожного. — Христианитам запрещено воровать. Если они нарушат это внутреннее правило коммуны, их могут изгнать.
Генри заглянул в пустую чашечку, будто надеялся обнаружить там еще кофе.
— Люди, которые считают, что правила созданы для того, чтобы их нарушать, никогда не переведутся, вы со мной согласны? К тому же ребята присвоили чужое не в Христиании, а за ее границами. Сотрудник киоска признался Флавии, что уже устал от частых набегов торчков и хипарей, как он выразился. Вот и держит под прилавком биту, раз на полицию надежды нет.
— Так ваша помощница нашла Дэвида в Христиании?
Генри снова кивнул:
— Это стоило немалых усилий и нескольких сотен крон, чтобы развязать языки, но да — в конце концов Флавия предоставила мне адрес парнишки. Местные называли его Страшилой. Он жил в доме женщины по имени Виви.
Что еще за Виви?!
— Меня, конечно, порадовало, что мальчик не спал на улице. Но я, по понятным причинам, решил, что Виви — его мать. А о ней шла слава… — Генри деликатно кашлянул, — женщины легкого поведения, да к тому же постоянной клиентки Пушер-стрит[16].
О боже! В девятнадцать Дэвид спутался с наркоманкой и проституткой! Он для нее еще и выпивку приворовывал. Куда катится мир?!
Стараясь, чтобы шок не отразился на моем лице, я натянуто улыбнулась:
— Виви стала для вас проблемой?
— Виви? — Генри мягко рассмеялся. — Скорее наоборот. Я появился в ее жизни ниоткуда и лишил ее сразу няньки и источника доходов.
— Няньки? — Я уже ничего не понимала.
— Эта милая ночная бабочка быстро убедила меня, что не имела никакого отношения к появлению на свет Шторма. На самом деле она была ненамного его старше. Первого ребенка родила в пятнадцать — мальчику на момент нашей встречи исполнилось десять. Кроме него, в квартире размером со спичечный коробок обитало еще двое детей. Младший ползал по полу в памперсах. Среднего Шторм когда-то спас от бродячей собаки и привел домой. За это Виви предложила ему матрас на полу. Шторм, который тогда жил в коробке в кустах у озера, согласился. Понимаете, Чили, приближалась зима…
— Ясно. — Пирожное лежало в желудке тяжелым камнем. — Скажите, Дэвид тоже был наркоманом? Он и эта Виви… они?..
— О, Святая Мария, нет! — Англичанин всплеснул руками. — Виви не называла Дэвида иначе как Страшила или Приблудный. Она терпела его потому, что парень присматривал за ее детьми да еще платил за несчастный квадратный метр пола, на котором спал. Он даже умудрялся поддерживать мало-мальский порядок в квартире и следить, чтобы детям не попадались на глаза клиенты матери. Насколько это было возможно, конечно. А наркотики… В Шторма даже обычный аспирин приходится запихивать. Быть может, это последствия психиатрического лечения, но он с большим недоверием относится к лекарственным препаратам, что уж говорить о веществах, изменяющих состояние сознания. Так что курение — единственная зависимость, которую я обнаружил у Шторма.
Я подумала о детях Виви. Наверное, Дэвид очень скучал по близнецам. А может, увидел в малыше — заброшенном, болтающемся по улицам и искусанном одичавшим псом — себя маленького?
— А чем Дэвид зарабатывал на жизнь? — спросила я, перебирая в уме возможные варианты ответа. Грабил киоски? Торговал гашишем? Обчищал карманы туристов? Или связался с одной из делящих вольный город банд?
Англичанин покачал головой:
— Меня это не интересовало. Я только спросил Шторма, есть ли у него паспорт и дадут ли родители ему разрешение на выезд. Он ответил, что он совершеннолетний и что с паспортом проблем не будет. На этот раз я подготовился к нашей встрече. Показал ему на планшете работы Алекса, сайт агентства и объяснил: все, что нам поначалу потребуется — это сделать его снэпшоты[17]. И пригласил на очередной съемочный день «Саг». Я хотел показать Шторму, что собой представляет работа модели. Хотел, чтобы он знал, на что идет.
— И Дэвид согласился?
— Ну, — Генри печально рассмеялся, — когда он увидел меня в прихожей Виви, то сначала чуть не сбежал в окно. Остался только потому, что побоялся со мной детей оставить. Шторм ведь принял меня за сталкера-извращенца. Пришлось доказывать, что хоть я и гей, но на лиц мужского пола не бросаюсь, независимо от возраста.
Значит, все-таки гей. Я невольно взглянула на кольцо, слишком похожее на обручальное. То, с каким восхищением Генри говорил о Дэвиде… Это гордость агента за открытую им звезду, или… или что-то совсем другое?
— А потом Шторм рассказал мне о шрамах. И даже показал некоторые. На запястьях, знаете? — Генри поднял крупные бледные руки, повернув ладони тыльной стороной ко мне. — Он прятал их под детскими браслетами. Такими, из цветных резиночек.
Я кивнула, зная, что не справлюсь с голосом. В школьное время это были браслеты из бусин. Резиночки придумали позже.
— Он думал, я откажусь от него из-за дефектов на коже. — Англичанин машинально потер запястье ладонью. — Я сказал, что решать будет Алекс. Но если Шторм захочет избавиться от шрамов, их можно сгладить. Или скрыть татуировками. Так уже делали до него. Парень даже не раздумывал. Он сказал, что подпишет контракт, если в нем агентство обязуется оплатить любые тату по его желанию. Я принял это условие, но понял его, только когда Шторм разделся для снэпшотов до белья.
Генри сглотнул, будто правда застряла у него в горле — огромная, шершавая и уродливая, ни выплюнуть и ни проглотить.
— Дэвид рассказал, откуда у него шрамы? — тихо спросила я и провела пальцем линию от края брови к скуле.
Англичанин склонил безволосую голову над столом.
— Прежде чем подписать контракт. Он сам на этом настоял. Хотел, чтобы я все знал. О том, что он сделал. И о том, что сделали с ним… Наверное, — ухоженные пальцы дрогнули, смяли салфетку, — Шторм думал, что я тут же укажу ему на дверь. Возможно, он сам хотел сбежать. Я не дал ему. — Генри вскинул потемневшие до черноты глаза-изюмины, обращая на меня отчаянный взгляд. — Если Шторм не сбежал тогда, он бы ни за что в жизни не сбежал сейчас, как бы полиция ни пыталась убедить меня в обратном. С ним что-то сделали, мисс… Чили. С ним сделали что-то дурное насильно. И я не успокоюсь, пока не найду этого недочеловека и не найду Шторма.