Я заметила эмблему стадиона на синей стороне.
— Это в Эсбьерге? Ну, не знаю. Я как-то хоккей не очень. Вот если бы фигурное катание…
— Фигурное! — фыркнула Кэт. — Все фигуристы — педики. А вот хоккей — спорт настоящих мужчин. Это надо видеть вживую! По телику — совсем не то. Короче, программа такая. Сначала юношеский матч. Наши играют против «Пиратов» из Ольборга. Потом поздравляем победителей и отправляемся с парнями из «Энергии» в спорт-бар.
— А почему вы так уверены, что победит «Энергия»? — скептически поинтересовалась я.
— Так Эмиль же играет в первой тройке! — выпучила на меня и без того увеличенные очками глаза Аня. — Это он нас пригласил.
«Эмиль?!» — взорвалось у меня в голове.
Я подумала, пойдет ли на матч Д. Наверняка его брат позвал всю семью. Все-таки финал сезона. Вряд ли Монстрика хоккей интересует больше, чем меня. Но мы могли бы списаться и договориться заранее. Улизнуть от остальных. Хотя бы на время. Эсбьерг — большой город. Не такой большой, как тот, из которого мы с папой приехали, но по сравнению с Дыр-тауном — просто Нью-Йорк. Матч, скорее всего, вечером. На стадионе будет куча народу, среди которого легко затеряться.
«Хм… — улыбнулась я мысленно. — Как насчет еще одного романтического приключения, принц День?»
Я сказала Кэт, что спрошу папу насчет хоккея. Если что, можно будет соврать, что он меня не отпустил.
26 ноября
Я нашла в школе прекрасный тайник. Причем совершенно случайно. Кэт угостила меня жвачкой, а на уроке жевать нельзя: учитель заметит — заставит выплюнуть. Катрину это правда не волновало, но она же у нас вся такая чувствительная. Сделаешь замечание — еще расплачется. Так что ее и не доставали особо.
В общем, я прилепила жеву под низ подоконника в коридоре. И тут меня осенило. Подоконники-то у нас широкие — сидеть можно. Я сунула ладонь поглубже между его краем и батареей и вытащила обратно. Все, как и предполагалось: пыль, паутина, высохший трупик мухи… Выходит, даже уборщица в эту щель не добиралась — проводила тряпкой по верху.
Что, если прилеплять жвачкой записки под низ подоконника? Просто запихивать их в пространство над батареей, куда никто не лазит. Это же идеальное место! Мало ли кому хочется поглазеть в окно. Или домашку поделать, разложившись тут, а не в кабинете самоподготовки. Достаточно будет просто проверять тайник на переменах и носить с собой жвачку.
Если же нам крупно не повезет и кто-то все-таки обнаружит записку, то прочесть ничего не сможет. Она же будет зашифрована! Да и подписи нет. Шип. День. Попробуй угадай, кто это.
Я гениальна, дорогой дневник, не правда ли?
Первое рунное сообщение, которое я оставила под подоконником, гласило: «Меня пригласили на хоккей. Играет твой брат в Эсбьерге. Ты поедешь? Мы могли бы потеряться там вместе. Шип». На той же перемене я подсунула в тетрадь Д. клочок бумаги с подробным объяснением, как найти и использовать тайник.
Дорогой дневник, вот как так получилось? Конечно, я раньше слышала и читала, что адвокаты влюбляются в подзащитных, врачи — в пациентов, психологи — в клиентов… А ученые? Может ли ученый влюбиться в объект своего исследования? И может ли исследование продолжаться, если ученого и исследуемого будут связывать отношения? Ведь тогда теряется объективность, необходимая в науке.
Наверное, вопрос в том, что для меня важнее — истина или то, как относится ко мне Д.
А как отношусь к нему я?
Конечно, я только начала узнавать настоящего Д., но то, что уже узнала, мне очень нравится. Там, в лесу, мне будто приоткрылась красота его души, обычно скрытой маской школьного чучела и дурачка. И мне ужасно захотелось увидеть больше. Окунуться в эту красоту и утонуть в ней.
Вот только остается другая сторона. Она никуда не исчезла и не исчезнет, и мое знание не может этого изменить. Смогу ли я и дальше видеть, как над Монстриком издеваются, как его унижают, зная при этом, что скрывается у него внутри? Зная, что тупое безразличие — только личина, а на самом деле он чувствует и переживает все так же, как я? Зная, что ему бесконечно больно?
Может, надо остановиться, пока не поздно? Бросить все? Но как я могу? Я только что сама протянула Д. руку дружбы. Как я смогу ее отнять? Он ведь не сделал мне ничего плохого. Наоборот! Он подарил мне самый прекрасный вечер в моей жизни.
Ну вот. Кажется, я ответила на свой вопрос. Пути назад нет. Остается только двигаться дальше. И да поможет мне Карлос Кастанеда.
Кто такой Кастанеда? Известный американский антрополог. Это он сказал: «Страх — первый неизбежный враг, которого человек должен победить на пути к знанию».
27 ноября
Сегодня нам объявили темы семестровых проектов по физике. Собственно, с этого все и началось.
Ханс, наш учитель физики, сказал, что на проект отводится три недели. Делать его, конечно, придется в группе. А результат будет представлен на выставке, которую организуют для родителей. Они придут в школу на рождественский праздник.
Про праздник мы знали: классная всем раздала приглашения для предков. Я уже озадачила папу призом для лотереи. Оказывается, родители должны спонсировать призы, а доход от продажи лотерейных билетов пойдет в кассу класса. Тогда весной мы сможем поехать в «Леголенд» или какой-нибудь аквапарк.
Ну вот, а тут еще, оказывается, и выставка будет! Посвященная экологически чистым источникам энергии. Я вот только не поняла: если тема в группе — энергия солнца, то нам что, придется солнечную батарею строить своими руками?
— Чем ты вообще думала? — напустилась я на Кэт, которая записала наши с ней имена и Аню под лохматым кружочком, очевидно изображающим солнце. — Надо было выбирать ветер! Уж мельницу из бумаги мы бы точно склеили.
— Там уже слишком много имен! — огрызнулась Катрина. — Чего ты икру мечешь? Зови к нам снова Гольфиста. Он же с тебя млеет. Подмигнешь ему, он тебе не только солнечную батарею — ракету из холодильника построит.
Я так рот и открыла. Млеет?! Боже, неужели это так заметно? О чем еще Кэт догадалась?
— Дэвид? А ты с кем будешь в группе? — Это физик обнаружил недостачу в списках на доске.
Я обернулась к парте Монстрика. Он робко смотрел на меня из-под челки. Ага, совместный проект — это отличный предлог, чтобы проводить больше времени вместе. Да еще в течение трех недель. Вот только Кэт…
— Он с нами хочет! — выкрикнул с задней парты Тоби-ас. — Верно, Винтермарк? Давай впиши себя в группу «Вода».
История повторялась!
— Нам не хватает человека в команду, — громко сказала я Хансу. — А Дэвид недавно работал с нами на английском. У нас хорошо получается сотрудничать. Верно, Катрина? — Я пихнула подругу в бок, и та энергично закивала.
— Может, нам стоит спросить самого Дэвида? — Физик вытянул руку с мелом в сторону Монстрика.
Д. посопел немного в парту, потом встал, ни на кого не глядя, прошаркал к доске. Взял мелок из руки учителя. Потоптался нерешительно, чувствуя, как взгляды всего класса жгут ему спину. И быстро накарябал свое имя прямо под моим.
Раздался свист. Тобиас засмеялся:
— О, девочка пошла к девочкам!
Ханс это быстро пресек, но Тобиас и остальные не успокоились. Они достали Д. на физкультуре, которая шла следующим уроком.
Мы переодевались, когда дверь раздевалки с грохотом распахнулась и внутрь влетел Монстрик. Замолотил руками, словно пытаясь уцепиться за воздух, и рухнул на Инносент, опрокинув ее на скамейку.
Тут стоит упомянуть два примечательных факта. Первый: Инносент[21]— это единственная чернокожая девочка в нашем классе. Ее в младенчестве удочерили то ли из Уганды, то ли из Конго. А теперь у нее явно проблемы с ИМТ[22]. А вот второй факт: Д. был совершенно голый.
Ультразвуковой визг Инносент совпал с громовым ржачем парней. Я успела увидеть рожи Тобиаса, Еппе и остальных, прежде чем дверь в раздевалку захлопнулась. Одновременно пострадавшая с такой силой отпихнула от себя Монстрика, что он улетел к противоположной стене, треснулся спиной о скамейку и распластался в позе морской звезды.
Я зажмурилась. Инносент вопила, что Гольфист мацал ее за сиськи. Я не упомянула, что наша шоколадка как раз впихивала сисяндры в спортивный лифчик, когда все случилось? Остальные визжали на разные голоса и, судя по звукам, лупили Д. всем, что под руку попалось: я слышала только глухие шлепки и поскуливания, когда Монстрику прилетало особенно чувствительно.
Наконец Д., видимо, удалось прорваться к двери. Когда я открыла глаза, он отчаянно дергал ручку, вжав голову в плечи и пытаясь прикрыться свободной рукой.
— Маньяк! Извращенец! Вонючий педрила! — вопили возмущенные полуголые одноклассницы, пытаясь выпихнуть интервента за пределы женской территории.
Дверь то ли держали с той стороны, то ли чем-то заблокировали — она тряслась, но не поддавалась. Из коридора долетали волны ржача и улюлюканья:
— Нарядите Гольфиста в юбку, тогда выпустим!
— Инносент, он уже отлизал твою черную щель?
— Возьмете Гольфиста в чирлидерши?
Несчастный Монстрик корчился, как блоха между двумя ногтями. Кто-то вцепился ему в волосы, кто-то огрел полотенцем, кто-то пнул в голень, заставив упасть на колени.
Я видела все как бы со стороны. Я была там и в то же время словно отсутствовала. Как будто весь этот ужас происходил на большом экране, и картинка на самом деле была плоской: участники этого эпизода находились далеко-далеко отсюда. Здесь были только сжатые и оцифрованные образы. Я и сама, наверное, в тот миг стала цифрой. Цифрой, которую поработили стыд и страх.
На шум наконец явился физрук. Парни испарились из коридора. Дверь, заложенная гимнастической палкой, распахнулась. Д. отправили одеваться. Девчонки наперебой жаловались физруку на «извращенца». А у меня перед глазами стояли маленькие белые ягодицы Д. с выпирающими косточками над ними. И еще — бледные поперечные полоски на попе и ниже. Я убеждала себя, что они остались от полотенца или кофты с молнией, которыми девчонки лупили Д. куда ни попадя.