Мое лицо первое — страница 36 из 112

«Лив? — офигела я мысленно. — Это же девчонка. Только коротко стриженная, плоская как доска и в тряпках типа унисекс».

— Чили, — сухо назвалась я. — Так ты берешь билет или мне кому-нибудь другому предложить?

Лив взъерошила челку цвета фламинго:

— Ладно, давай. А кто еще идет?

— Вот там и узнаешь. — Я сунула бумажный прямоугольник ей в руки и растворилась в толпе, которая со звонком начала рассасываться по классам.

Думаю, Эмиль и Фламинго будут прекрасно смотреться вместе.

1 декабря

Эмиль не соврал. Из окна своей комнаты я наблюдала, как все семейство Винтермарков загрузилось в машину за два часа до начала игры. Без Монстрика. Думаю, я права насчет домашнего ареста.

В багажник закинули огромную спортивную сумку с торчащей из нее клюшкой. Двигатель рыкнул, из выхлопной трубы вылетело облачко дыма. «Опель» проехал мимо голубовато светящихся оленей, вывернул на дорогу и исчез в конце улицы.

Для верности я подождала минут пять. Вдруг Винтермарки забыли что-то важное и развернут машину? Но, похоже, семейство отчалило с концами. Вряд ли они вернутся раньше девяти.

Я скатилась вниз по лестнице, сердце, казалось, вот-вот поскачет по ступенькам, опережая ноги.

— Пап! — крикнула я в сторону отцовского кабинета. — Я выйду на минутку. Пап?

— М-м, — донеслось из-за приоткрытой двери.

Походу, папу полностью поглотила проверка контрольных по истории.

Я сунула ноги в кроссовки, накинула на плечи куртку и выскочила на улицу. Через минуту уже стояла перед массивной дверью, которую украсил еловый венок с мерцающими в полумраке звездочками. Соседи серьезно подготовились к адвенту.

На трезвон дом отвечал тишиной, но я не сдавалась. Ведь если Д. сидел в своей комнате внизу, то мог просто ничего не слышать.

Я старательно жала на кнопку звонка еще пару минут. Безрезультатно.

«Заснул он там, что ли? — размышляла я. — Или нацепил наушники и врубил своего Эминема? А может, Монстрик просто решил оторваться, пока предков нет дома, и поставил порнушку в видак? А я его тут отвлекаю…»

Перед глазами непрошено встала картинка из телефона, а в ушах всплыло эхо слов Эмиля: «Учись радоваться мелочам». Вот, дневник, какая мерзость лезет мне в голову!

Я прошла к окну и попыталась заглянуть внутрь, приложив ладони к вискам. Не вышло. Электрические свечи на подоконнике ослепляли, не позволяя разглядеть темное помещение.

Решив не мерзнуть дольше, я попробовала звонок в последний раз, надавив на кнопку заледеневшим пальцем. Внезапно темные окна осветились изнутри. За дверью послышался шорох. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и на меня пахнуло теплом и ароматом мандариновой кожуры.

При виде меня Монстрик замер. На нем был свитер — тот самый, с дырками для больших пальцев в рукавах и, на мой взгляд, слишком теплый, чтобы носить в хорошо протопленном доме. По крайней мере, от Д. сильнее обычного пахло потом, затхлостью и еще чем-то неприятным, что перебивало цитрусовый аромат адвента.

— Привет. — Я улыбнулась и попыталась поймать его взгляд.

Монстрик упорно смотрел на носки моих кроссов, так что челка закрывала почти все его лицо.

— Я знаю, твои уехали. Может… позанимаемся вместе? Не представляю, что делать с этим идиотским проектом по физике.

Челка качнулась из стороны в сторону.

— Нет? Это потому, что ты под домашним арестом? — попробовала я пробиться через стену его молчания. — Но никто не узнает. И даже под домашним арестом нужно заниматься. Хочешь, пойдем ко мне?

Д. снова помотал головой. От горящих на венке звездочек на его спутанные волосы падали тонкие отсветы. Внезапно догадка кольнула ледяной иглой в груди: что, если это из-за того, что случилось в раздевалке? Что, если это разрушило волшебство, которое мы вместе создали в лесной тишине? Что, если Мон-стрик знает, что иногда, думая о нем, я вижу его насильно обнаженное бледное тело и слышу издевательские слова его брата?..

— Ты… хочешь, чтобы я ушла? — произнесла я слова, которые больше всего боялась услышать от него.

Он постоял неподвижно. А потом я расслышала:

— Ты опоздаешь.

«Опоздаю?» — повторила я про себя. И внезапно до меня дошло.

— Я не еду на игру! У меня был билет, но я его отдала. Девчонке из параллельного класса. У нее розовые волосы, представляешь?

Монстрик вскинул голову. Черный глаз недоверчиво уставился на меня, светлый вспыхнул ярче звездочек на еловом венке. Его лицо поразило меня: нездоровая бледность, припухшие веки, тени на скулах, налет на искусанных губах.

— Дэвид, с тобой все в порядке? — вырвалось у меня.

Он отступил на шаг назад, завесился волосами, кивнул. Прошептал:

— Простуда.

«Понятно теперь, чего он свитер напялил, — подумала я. — Температурит, наверное».

— А… Давай попьешь чаю с медом? Я тебе заварю. Это отлично помогает. Меня мама всегда так лечила.

Из-под челки быстро блеснула голубизна. «Кажется, у меня есть шанс, — обрадовалась я. — Возможно, Монстрик любит мед?»

— Чай с медом и клюквенное печенье, — заманивала я его сладким голосом, словно передо мной был маленький ребенок, боящийся идти к врачу. — Красные ягоды повышают иммунитет. К тому же печенье безумно вкусное.

Д. сглотнул. Он явно колебался.

— Твой отец?

Я прыснула:

— Не волнуйся, папа не ест детей в свободное от работы время. К тому же он так поглощен контрошами по истории, что не заметит дома даже слона, если я его приведу. Так что? Идем?

Я протянула руку и через мгновение ощутила прикосновение пальцев Монстрика. Они горели.

— Проект. Я помогу.

Д. сунул босые ноги в клоги, и мы вышли за дверь. Я подумала, что у него и правда жар. Двигался Монстрик не очень уверенно: ступал медленно, осторожно переставляя ноги. Мне стало понятно, почему он так долго не открывал. Свинством, конечно, было со стороны Винтермарков укатить на хоккей и оставить сына одного в таком состоянии.

Когда мы вошли в дом, Монстрик настороженно закрутил головой, будто высматривал возможную угрозу.

— Па в кабинете, — успокоила я его. — Пойдем на кухню. Попьем чаю с печеньками, а потом — в мою комнату. Она наверху.

Д. разулся, придерживаясь за стенку, и аккуратно поставил клоги в коридоре.

Я крикнула в сторону кабинета:

— Пап, я пришла! Со мной Дэвид. Мы делаем вместе проект по физике. Па-ап?

— М-м, — донеслось из полумрака, разбавленного зеленоватым светом настольной лампы.

Монстрик вопросительно глянул на меня из-под влажных прядей.

— Все нормально. Идем. — Я нашла его горячие пальцы и осторожно повела на кухню.

Д. шел пугливо, будто дикое животное вроде ежика, которое впервые впустили в дом: все иголки торчат, пуговка носа тревожно нюхает воздух, ушки настороженно шевелятся.

— Чай из пакетика. Мед из «Факты». Печенье из «Отелло». Знаешь такую булочную-пекарню на углу? — тарахтела я, с трудом убедив Д. опуститься на табурет.

Он кивнул:

— Дядина.

— «Отелло» принадлежит твоему дяде? Круто! — Я поставила перед Д. самую большую кружку, которая отыскалась в шкафу. — Надеюсь, он никого не задушил?

Длинные ресницы приподняли занавес волос, на меня уставились два круглых разноцветных глаза. Я тут же выругала себя за попытку пошутить. Глупо было рассчитывать, что кто-то из одноклассников читал Шекспира. Даже такой ботан, как Д.

— Прости, я…

— Он даже не черный, — прервало мои извинения бормотание Монстрика.

— Что? — Мне показалось, я ослышалась.

— Он не черный, — повторил Д. немного внятнее.

Я хихикнула. Представила тучного лысого мужчину, взвесившего мне печенье, буйно кудрявым и с кожей цвета сажи. Чайник с кипятком дрогнул в руках, плечи затряслись от смеха. В горле у Мострика заклокотало, он скорчился на табуретке, схватившись за живот.

«Да! Да! — торжествовала я, надеясь, что коллективный ржач не оторвет папу от его контрольных. — Мы оба знаем, кто такой Отелло. Мы смеемся над теми же самыми вещами. Смеемся вместе. Это уже много, правда?»

Потом я скормила Д. таблетку панадола (единственного жаропонижающего, что нашлось в домашней аптечке) и стала поить чаем. Бедняга все время порывался мне помочь то с тем, то с другим, так что мне приходилось чуть не силой удерживать его в сидячем положении. Печеньки Д. очень понравились. Видно, несмотря на родство с булочником, радовали ими его не часто. Я и оглянуться не успела, а Монстрик уже схрумкал штук пять. Потом правда жутко смутился, и, как ни старалась, я не смогла убедить его взять еще хоть одну.

Мы поднялись ко мне после того, как я с боем отняла у Д. его чашку, которую он стремился немедленно вымыть. Я шла по лестнице первой, но все равно заметила, как тяжело парень опирается на перила. Думаю, если Винтермарки уже сидели на стадионе, им не раз икнулось — такими нехорошими словами я их поминала.

Монстрик явно настроился на проект, а я не знала, как убедить парня, что в его состоянии лучше бы выбросить физику из головы и просто отдохнуть. К счастью, внимание Д. привлекли фотографии на полке у стола.

— Твоя мама? — Он указал на семейное фото: я в центре, родители по бокам. У предков на лицах напряженные улыбки, я радостно демонстрирую миру щелку между передними зубами.

— Угу. А мне тут девять лет вроде.

Когда мы переезжали, папа выбросил большую часть маминых снимков. Остались только те, где мы с ней были вместе: я и она. Он так их и не распаковал — не мог видеть рядом с собой ее лицо. Эту фотографию в рамке я вытащила из коробки на чердаке и принесла к себе в комнату вместе с парочкой альбомов. Не хотелось забывать, как выглядит мама.

Не знаю почему, но все это я рассказала Д., пока мы рассматривали мои детские фото в альбоме, напоминавшие о тех временах, когда родители еще были счастливы вместе. Может, дело было в том, что Монстрик не перебивал и внимательно слушал, склонив голову над поблекшими картонными листами.

— Они развелись? — спросил он тихо, разглядывая снимок, сделанный во время каникул, которые мы в последний раз провели вм