Я на автомате помотала головой, но папа только губы поджал.
— Не отпирайся, — продолжил он. — Колбаса в форме мишек — твоя любимая. К тому же я узнал бумагу в красный горошек, такую ты прокладываешь между бутербродами в ланч-боксе. Кто-то вывернул твою еду на пол, так?
— Значит, вот что ты видел?! — Я вскочила со стула, не в силах выслушивать весь этот бред. Если бы только я могла объяснить!.. — Тогда тебе нужны новые очки. Сходи к окулисту, пап!
— С очками у меня все в порядке. — Он постучал пальцем по роговой дужке, стараясь сохранить хотя бы видимость хладнокровия. — А вот ты, хоть зрение у тебя стопроцентное, закрываешь глаза на очевидные вещи.
— Да неужели? — Я подбоченилась. — На что, например?
Папа тяжело вздохнул, и на миг мне стало даже жалко его: ведь он действительно меня любит и изо всех сил старается быть для меня обоими родителями сразу.
— Золотце… — Он снял очки и, не обнаружив поблизости ничего подходящего, протер их полой рубашки, а потом снова надел. — Я понимаю, тебе, наверное, нравится этот мальчик, но ведь он… — папа неопределенно повертел в воздухе кистью, — болен.
Я так обрадовалась, что он это заметил, что даже забыла возмутиться из-за «мальчика, который тебе нравится».
— Вот именно! — Я снова плюхнулась на стул. — У Дэвида уже в субботу была температура. А сегодня ему стало еще хуже! Из-за этого, наверное, с ним и случилось… Ну, та неприятность в столовой. Я убеждала его пойти к врачу, но он же упрямый как баран. Может…
— Чили, я говорю не о простуде. — Папа серьезно смотрел на меня, и его взгляд мне очень не понравился. — У мальчика расстройство аутистического спектра. А чаще всего этому сопутствуют расстройство эмоциональной сферы и, как ни печально, низкие умственные способности. Я просто не хочу, чтобы ты разочаровалась в том, к кому привязана, и чтобы тебе было больно, потому что он…
— Дэвид не идиот! — Я вскочила, борясь с желанием зажать руками уши. — Он умнее всех парней в классе, и он… — Я шагнула к двери, намереваясь уйти, раз папа засел в моей комнате. — Он хороший, ясно?!
— Чили! — донеслось мне вслед, когда я помчалась вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки и мысленно распекая себя: «Вот так и знала: не надо было возвращаться. Надеюсь, Монстрик все еще в “Лесном павильоне”, потому что…»
Додумать мысль не удалось. Входную дверь я распахнула одновременно со звонком: отец Д. жал на кнопку, а я чуть не врезалась в его мощный корпус.
— Ой! — пискнула я, отскочив назад в коридор от неожиданности. — Здрасьте.
За спиной послышался топот папиных шагов по ступенькам.
— Чили? — позвал он. — Что там такое?
— Вечер добрый! — Опомнившийся Бульдог окинул меня с папой подозрительным взглядом: вид у нас обоих, наверное, был встрепанный. — Простите, что заявляюсь без приглашения. Я только хотел спросить, не у вас ли мой сын.
Маленькие темные глазки уставились на меня, будто сосед надеялся, что я выну скомканного Д. из кармана, расправлю и положу ему на ладонь.
— Здесь его нет. — Папа наконец спустился в коридор и пожал руку Бульдогу. — А что, собственно, случилось?
Густые брови отца Монстрика съехались к переносице:
— Да, скорее всего, ничего страшного, просто… Дэвид всегда забирает близнецов из детсада — это его обязанность, понимаете? А сегодня он их там бросил. Ни меня, ни жены не было дома. Мы бы так ничего и не узнали, если бы нам не позвонила воспитательница. Пришлось спешно ехать за детьми на машине. Возле сада детская тележка стоит, а велосипеда нет. И Дэвида тоже нет. До сих пор.
Рассказывал это все Бульдог спокойным, глуховатым голосом, но я нутром чувствовала, как под этим спокойствием кипит подавленный гнев. «Походу, Монстрик влип не по-детски», — подумала я.
— Может, он гуляет где-то и забыл о времени? — предположил папа, старательно изображая дружелюбие. — Знаете, как с ребятами бывает в этом возрасте.
— Не знаю, как там другие ребята, — Бульдог злобно зыркнул в мою сторону, — а сын у меня — ответственный человек. И после школы он не гуляет — ему уроки делать надо. Вот я и думаю, не случилось ли чего. — Он оглядел коридор и лестницу за папиной спиной так, будто ожидал, что следы Монстрика покажутся на полу или на ступеньках, как пятна крови в ультрафиолетовом свете.
— А вы не пробовали ему звонить? — вежливо поинтересовался папа.
— У Дэвида нет мобильника, — буркнул Бульдог. — У парня проблемы с речью. Вы не знали?
— Ну, есть же эсэмэс.
Но отец Д. папу уже не слушал. Его глазки снова взяли меня на прицел:
— Вы же учитесь в одном классе и занимались даже как-то вместе. Не знаешь, где мой парень может быть?
— Нет. — Я проскользнула мимо папы и взялась за перила. — Извините, мне реферат надо писать.
— Так ты же вроде собиралась куда-то, — все не отцеплялся проклятый Бульдог. — Прямо на меня выскочила.
— А… я думала, это почтальон, — вывернулась я, уже поднимаясь по лестнице. — Я жду посылку. Заказала кое-что по Интернету.
Папа наконец принялся выпроваживать соседа, а я присела и затаилась на верхней площадке. В голове завертелось: «Вдруг папаша Монстрика ляпнет что-то интересное? Хорошо хоть, он не в курсе насчет “Павильона”. Блин, что будет бедняге Д., когда он наконец появится дома? Нехорошо, конечно, что он брата с сестрой так бросил, но что ему было делать?»
— Чили? — Папа тихо поднялся на пару ступенек и застал меня в диверсантской позе. — Скажи, ты точно не знаешь, где Дэвид?
— Нет, конечно! — Я метнулась к двери в свою комнату. — С чего бы мне врать?
— Ну… тебя не было на последних двух уроках. — Папа всматривался в меня сквозь стекла очков. — Дэвида, кстати, тоже.
— И что? — Я сделала морду тяпкой и наконец-то захлопнула за собой дверь.
Бли-ин! Фигово все-таки, что у Монстрика нет телефона. Я бы ему сразу позвонила.
Принцесса Шип
Мой визит в прошлое Дэвида завершился. Я нашла в сумочке расписание автобусов и выяснила, что нужный мне номер отходит через сорок минут. Что ж, можно воспользоваться приглашением Дианы и погулять немного в садике для пациентов.
Я снова пожалела, что надела туфли на каблуке. Дорожка заканчивалась у ограды закрытого отделения, дальше шел аккуратно постриженный газон. Пришлось ковылять по траве, чтобы добраться до сосен и прочих вечнозеленых деревьев и кустарников, создававших видимость лесной опушки.
Здесь почву устилали слоем мягкие иголки. Приятно пахло хвоей, влагой и увяданием. Мне нравились аромат осени и царящая вокруг тишина: садик находился в стороне от оживленной улицы, по которой ходили автобусы.
Наверное, Дэвиду было хорошо здесь. Спокойно. Он чувствовал себя в безопасности.
Я посмотрела на росшие вдоль ограды деревья: наверное, их посадили так густо, чтобы скрыть забор от любопытных глаз. Или придать зеленому пятачку вид нормальности. По какую бы сторону решетки Монстрик ни находился, он, вероятно, все равно чувствовал, что это тюрьма. Просто здесь, среди шершавых стволов, на ковре из иголок и пожухлых листьев, это чувство, должно быть, притуплялось.
Пройдя немного вперед, я зашла за шпалеры, густо увитые плющом. Они огораживали небольшой уголок сада, примыкающий к кирпичной стене низкого здания. В этот миг из-за облаков выглянуло солнце — редкий зимний гость. Яркие лучи прошли сквозь отверстия в шпалере и ударили в глаза, вынудив меня сощуриться. Я приставила ладонь козырьком ко лбу.
Пучки золотистого света пронизывали зеленый полумрак, и в душе рождался трепет от очарования этого укромного уголка. Внезапно я со сверхъестественной ясностью поняла: Дэвид вот так же стоял здесь, на этом самом месте, и солнечные лучи заставляли его жмурить разные глаза. Ощущение чужого присутствия было настолько сильным, что у меня перехватило дыхание. Казалось, если сомкну веки и протяну руку, то коснусь его — коснусь через время и пространство.
И я закрыла глаза и стояла, чувствуя теплую щекотку на лице, и представляла себе, что это пальцы Дэвида ласкают меня, осторожно и невесомо, стирают дорожки невольных слез, выписывая на коже: «Это твое. Это ты».
Когда совсем рядом треснула ветка, я не удивилась — настолько позволила иной реальности затянуть меня, так глубоко погрузилась в желанное, но недостижимое. И только незнакомый девичий голос заставил вынырнуть в настоящее и хватить воздух ртом:
— Эй! С тобой все в порядке?
Я быстро вытерла глаза и повернулась.
На меня смотрела худенькая хмурая девушка со встрепанными черными волосами, напоминавшими воронье гнездо, и шариком пирсинга в губе, прямо под носом. Она стояла в проходе между шпалерами, через который я зашла в этот уютный закуток.
— Все нормально, — улыбнулась я. Потом прибавила: — Просто в глаз что-то попало. — И демонстративно потерла покрасневшее веко.
На вид девушке было лет шестнадцать. Я вспомнила, что уже видела ее недавно — вместе с ребятами, которые возвращались из школы. Она осторожно шагнула в мою сторону. Кроссовки были надеты на босые ноги, на одной лодыжке выглядывал из-под края закатанных джинсов браслет.
— Навещала кого-то?
Я покачала головой:
— Нет. Была на экскурсии для родственников.
Черноволосая запахнулась в джинсовую куртку, накинутую поверх свитера, и поежилась.
— Брат? Сестра?
До меня не сразу дошла суть вопросов, но потом я сообразила, что слишком молодо выгляжу, чтобы быть матерью потенциального пациента отделения «U».
— Скорее друг, — ответила я уклончиво и вдруг добавила по наитию: — Но он не займет комнату Бетти. Он когда-то жил здесь, давно. Шесть лет назад.
Девушка склонила голову набок, разглядывая меня густо обведенными черными глазами.
— Что ты тогда тут делаешь? И откуда знаешь Бетти?
Я виновато улыбнулась:
— Я ее не знаю. На двери осталась табличка. Но ты права. Мне не стоит находиться здесь. Я пойду. Пока.
Я хотела обойти пациентку, но та загородила мне проход.