Мое лицо первое — страница 59 из 112

Настораживало то, что атаку на Шторма начали несколько пользователей соцсети почти одновременно и травля становилась со временем все агрессивней. Фанаты модели, конечно, спешили защитить своего кумира и унять кибербуллеров, некоторые даже угрожали им. Тон высказываний с обеих сторон делался все более грубым и неуместным, что, очевидно, и вынудило Шторма в конце концов вычистить аккаунт и сделать длительный перерыв в публикациях.

Полиция сосредоточилась на поисках людей, которые скрывались под никами He_Who_Knows, Ishotthesheriff и Hunter08. Как выяснилось, все три аккаунта хейтеров, скорее всего, были фейковыми. В любом случае они тоже оказались удалены — вероятно, как раз в связи с тем, что Шторм лишил их поля деятельности. Теперь команда Борга трясла «Инстаграм», чтобы получить доступ к трем деактивированным аккаунтам и через них вычислить личности кибербуллеров. У полиции, однако, были подозрения, что все три принадлежали одному человеку — это, по крайней мере, утверждали сотрудники Центра речевых технологий при Орхусском университете.

Если честно, у нас на лекциях тоже что-то было о современных методиках определения авторства текста, авторском инварианте и тому подобном — кажется, в ходе семинара по плагиату и копирайтингу. Я запомнила только, что существующие программы сравнивают тексты, например, на основе подсчитанных долей гласных или согласных, частоты употребления определенной части речи, вероятности переходов от одной части речи к другой, «любимых» слов, информационной энтропии, частоты буквосочетаний и так далее. Правда для успешного анализа требуются довольно крупные фрагменты — от 20 000 знаков и выше. Но, очевидно, хейтеры Шторма были настолько активны, что составить крупные подборки комментариев оказалось не так уж сложно.

Я спросила у Генри, каким образом у следователя вообще возникла идея обратиться в университет за сравнительным анализом творчества кибербуллеров. Выяснилось, что, читая отчет коллег, Борг обратил внимание на повторение некоторых опечаток и выражений в постах, отправленных со всех трех аккаунтов. Заключение экспертов подтвердило гипотезу дотошного полицейского.

— Ума не приложу, почему Шторм не рассказал об этих нападках Флавии или мне лично, — сокрушался Генри по телефону. Он все еще оставался в Копенгагене, утрясая какието дела с консулом и проводя встречи с деловыми партнерами — несмотря на исчезновение Шторма, шоу, как говорится, должно было продолжаться. — Именно Флавия уговорила парня завести личную страничку — для контакта с фанатами. Это способствовало росту его популярности. У них был четкий договор: при малейшем намеке на угрозы, травлю или сталкинг идти к ней. Кто знает, сделай Шторм это, и мы могли бы предотвратить… — Генри запнулся.

Возникла мучительная пауза.

— А что, если это была не просто травля? — осторожно предположила я. — Вам не кажутся говорящими ники хейтеров? Тот, кто знает, Я застрелил шерифа, Охотник ноль восемь. В две тысячи восьмом Шторм застрелил своего отца — полицейского и охотника-любителя. В газетах тогда писали: день рождения Дэвида, шестнадцатое мая, совпадает с днем открытия охотничьего сезона на косулю. Отец и сын отправились в тот день в лес на охоту. Возможно, смерть Винтермарка-старшего могли бы посчитать несчастным случаем, если бы не признание Дэвида. Я думаю…

— Один странный ник мог бы быть случайностью, два — совпадением, но три намека на прошлое Шторма — это уже закономерность, — подхватил мою мысль англичанин. — Да, полиция тоже обратила на это внимание. Борг предположил, что Шторма шантажировали, угрожая передать прессе информацию о его криминальном прошлом. Но доказательств следствие пока не обнаружило: никаких неожиданных переводов крупных сумм или снятия наличных со счетов Дэвида. Никаких подозрительных е-мейлов или эсэмэс. Звонками правда пока еще занимаются — пробивают все неизвестные номера. Это займет какое-то время.

Я прикусила подушечку указательного пальца — вся эта история с любящими намеки кибербуллерами мне очень не нравилась.

— Как думаете, мог Шторм попытаться скрыться от шантажистов вот таким образом? Бросив все, чтобы начать где-то заново, с нуля? Это у него пока неплохо получалось.

Генри ответил не сразу.

— С этим планом не вяжется обещание, которое он дал Монти. Как и то, что все средства остались на старых счетах.

Любое их движение теперь можно легко отследить. Задумай Шторм исчезнуть, он бы позаботился о честно заработанных деньгах. К тому же, признаюсь, мы ожидали такого сценария.

— Ожидали? — Я выпрямилась на диване, оторвавшись от подушек. Генри позвонил поздно, и я уже расположилась под одеялом с книгой.

— Я предупреждал Шторма, что с его растущей известностью растет и вероятность, что его могут узнать — даже вопреки тому, как сильно он изменился внешне. А узнав, возможно, попытаются нажиться — пригрозят вытащить из шкафа отцовский скелет. На такой случай мы с Флавией разработали определенную стратегию, которая должна была обезопасить Шторма. Все, что ему понадобилось бы сделать, если бы у него потребовали денег за молчание, это прийти ко мне. — Генри горько вздохнул. — Но он не пришел… Господи, я даже не подозревал, какой стресс переживал мальчик все месяцы, пока на него шла атака!

— А что, если… — В голову мне пришла мысль, заставившая подняться с дивана и нервно заходить по комнате. — Что, если Дэвида все-таки шантажировали, но он отказался платить? А шантажист или шантажисты как-то прознали про поездку в Данию и, вместо того чтобы осуществить свою угрозу, похитили его, пожелав добраться до денег таким образом?

— Но никаких требований выкупа пока не поступало, — тут же отмел мое предположение англичанин. — К тому же бессмысленно натравливать прессу на Шторма, рассчитывая, что за его возвращение заплатят. Крупную сумму могло бы собрать только агентство «Некст менеджмент», а нам разразившийся скандал был бы совершенно ни к чему. Зачем рисковать, обесценивая заложника? Конечно, послать анонимное письмо журналистам мог кто-то другой, но какой смысл так долго ждать с требованием выкупа?

Генри, скорее всего, был прав. Газетчики продолжали копаться в прошлом модели, привлекшей всеобщее внимание: уже всплыл факт принудительного психиатрического лечения. С другой стороны, те же газеты опубликовали объявления о розыске Дэвида Винтермарка, в результате чего на полицию обрушился шквал звонков. К сожалению, пока они либо оказывались совершенно бесполезными, либо подтверждали то, что полиция уже знала. Не мне одной казалось, что следствие топчется на месте, но что мы с Генри могли сделать?

Я еще долго не могла заснуть после разговора с англичанином, а когда это наконец удалось, увидела во сне Дэвида.

Он висел вниз головой на дубе с огромным дуплом, который перенес из леса в свою сказку, когда был Монстриком. Скрещенные ноги пригвождало к стволу огромное копье, руки были связаны за спиной так, что острые локти торчали в стороны, глаза были закрыты.

Я медленно шла к дереву, ноги утопали в сухом ковре опавших листьев. Слышался только их укромный шорох да воронье карканье. Мне пришлось запрокинуть голову — Дэвид находился так высоко, что, подними руки, я едва смогла бы дотянуться до кончиков его волос.

Раздалось хлопанье крыльев. Две огромные черные птицы вынырнули из хмурого неба и уселись на толстую ветку прямо над Дэвидом. Оба ворона уставились на меня, раскрыли клювы и хрипло крикнули один за другим: «Завтра! Завтра!» По телу повешенного прошла дрожь. Бледное лицо его мучительно исказилось. Веки распахнулись. Один глаз полнился чернотой, как провал бездонного колодца. На месте второго была окровавленная впадина.

Я вскрикнула, не успев поймать свой ужас ладонью. Вороны слетели на слегка разведенные и согнутые руки Дэвида. Острые крючковатые когти заскребли по одежде.

— Вон! Пошли вон! — Я огляделась в поисках палки, боясь, что птицы хотят выклевать и второй глаз. Но вокруг, как назло, ничего подходящего не было.

Словно не замечая меня, вороны склонились к голове Дэвида, беззвучно открывая клювы. Его бескровные губы шевельнулись. Единственный глаз двинулся в глазнице и остановился на мне. Как это часто бывает в кошмарах, захотелось бежать, во что бы то ни стало оказаться как можно дальше от этого места, но ноги приросли к земле, будто их оплели корни волшебного дерева.

— Тот, кто удел свой не знает вперед, всего беззаботней[35], — прошептал Дэвид, а ветер подхватил и понес эти слова, повторяя шорохом голых ветвей: «Удел… Удел…»

Клювы воронов впились в пепельно-бледную щеку. Повешенный вздрогнул. Из крестообразной ранки выступила кровь.

Руна Одина, «наудиз».

Я проснулась беззвучно и резко, в полной темноте. Оказалось, что лежу на животе, уткнувшись лицом в подушку. Обе руки затекли, и теперь в них ощущалось болезненное покалывание. Что же чувствовал Дэвид, повешенный вниз головой? И почему он приснился мне именно так — как Один, распявший себя на Древе Жизни, Бытия и Духа? И слова о судьбе, сказанные им во сне — это цитата из «Речей Высокого».

Хм, экзамен по древнескандинавской литературе я сдала еще во втором семестре. Но даже во время подготовки мне подобная жуть не снилась. Неужели все дело в рунах? В последнее время я слишком часто думала о них, перечитывая свой дневник. А Один услышал руны и начертал первые из них, именно вися на Игдрассиле? А может… может, это вороны? У Шторма на шее такая татуировка — две черные птицы, по одной со стороны каждого плеча. Блин, как же я раньше не догадалась! Это наверняка Хугин и Мунин — вороны Одина!

Зная, что больше не засну, пока не найду фото татуировки, я вскочила с постели и включила ноутбук. На большом экране точно смогу рассмотреть картинку получше. К тому же там были рунические надписи — их тоже будет видно отчетливее.

Барабаня пальцами по столу, я ждала, пока загрузится комп. Открыла браузер, зашла на официальную страничку Шторма в «Инстаграме», которую вела Флавия.