— В вашей глуши есть магазины?
Елку мы традиционно ставили и наряжали 24-го, поэтому мама пока положила привезенные подарки в гостевой комнате. Я почему-то была уверена, что это окажется одежда, но, судя по размеру и форме свертков, нас с папой ожидал сюрприз. Сама я на сэкономленные карманные деньги купила маме цепочку с кулоном под цвет ее глаз — голубой с прозеленью. На большее моих финансов не хватило. Наверное, удалось бы занять что-то у подруг, если бы я так неосмотрительно не настроила их против себя. Хотя не думаю, что это бы что-то изменило.
Едва переступив порог дома, мама принялась бродить по комнатам с компасом, качая головой и недовольно бормоча что-то вроде: «Как можно было разместить детскую на западе?! А кабинет в зоне романтики… В прихожей просто энергетическая яма… За окном ни одного дерева…» Потом она раскрыла одну из своих сумок и стала расставлять повсюду фигурки черепашек, драконов, слоников. На люстрах развесила прозрачные камушки, на окнах — маленькие зеркала в шестиугольных рамках. Переставила цветы на подоконниках: все кактусы и герань, какие были в доме, почему-то перенесла на мое окно, хотя прекрасно знала, что я терпеть не могу герань из-за ее запаха.
Лихорадочная деятельность завершилась тем, что мама заявила: необходимо переставить мебель. Папа предложил подождать хотя бы до завтра, а сперва поужинать. Мама согласилась только при условии, что мы немедленно передвинем обеденный стол и разыщем красную скатерть. Впрочем, и после манипуляций со столом ужин не удался: оказалось, за время отсутствия мама приняла веганство, а папа пытался поразить ее свиными ребрышками под острым соусом. В итоге родители сцепились прямо над доставленной из какой-то забегаловки наполовину остывшей вегетарианской пиццей. Мама кричала, что все наши проблемы от того, что мы живем не по фэн-шуй, а папа — что проблем у нас не было вообще, пока она их с собой не привезла.
Я до того дня даже не подозревала, что такое фэн-шуй. Зато теперь много чего об этом знаю. Мама за пять дней, что с нами провела, у нас так нафэншуила, что папа до сих пор свой любимый глобус с подсветкой найти не может. Глобус, Карл! Размером с два футбольных мяча. И еще дротики для дартса, которые папе когда-то на заказ делали. Он говорит, что каждый больше тысячи крон стоит. Но по фэн-шуй в негативных зонах следует избегать острых предметов, поэтому дротики из комода в коридоре исчезли, зато на нем появилась круглая ваза. Думаю, папу так и подмывало бросить ее в мишень и посмотреть, что получится. Но ему воспитание не позволило.
После первой ссоры мама ушла к себе в комнату — медитировать. Потом она долго общалась по «Скайпу» со своим гуру — смуглым, белозубым, буйно кудрявым мужчиной явно лет на десять моложе ее. Я его на экране через щель видела.
В двери. Звали его Агапайос, он был грек и мамин любовник. Она, конечно, об этом не говорила — я сама поняла. Стала бы она иначе по всему дому с черепашками носиться и дракончиков по полкам рассаживать!
Агапайос не только приобщал своих последователей к фэншуй. Он создал у себя на острове целую общину, члены которой занимались духовным самосовершенствованием и развитием. Жили там, по словам мамы, люди со всего света: хилеры, ясновидящие, йоги, художники и прочие личности с богатым внутренним миром. Мама пока что со своим предназначением не определилась, но она пробовала себя одновременно в роли хилера и художника, вернее, арт-терапевта.
Папу очень интересовало, чем вся пестрая компания зарабатывает себе на жизнь и веганские котлеты. Как оказалось, Агапайос владел недвижимостью в одной из самых живописных частей острова и частично сдавал ее участникам многочисленных семинаров, устраиваемых общиной. Семинары с проживанием стоили каких-то бешеных денег, которые, впрочем, не задумываясь платили корпоративные и частные клиенты. Часть заработка шла в общий фонд — наверное, на закупку слоников и зеркал, — а остальное распределялось между членами общины.
Все пять дней мама расписывала, как она счастлива на Санторини и какой замечательный и внутренне богатый человек Агапайос, а потом попыталась затащить папу на диван-кровать. Не знаю, что у них там не так пошло с камасутрой — на этот раз я не подсматривала, — но закончилось все плохо: родители снова поругалась, и мама кричала, что не виновата, это папа кабинет устроил в романтической зоне.
В свободное от фэн-шуй, медитаций и общения с гуру время мама пыталась развивать меня духовно. Мы все-таки съездили на рождественский базар в Тённер и купили мне новую куртку — зеленую и с оторочкой из натурального меха. Куртка напоминала фасоном бесформенный мешок, но мама заявила: придется брать что дают — в нашем захолустье не разбежишься. Еще она в подробностях расспрашивала меня о друзьях в новой школе — особенно о мальчиках. От маминого внимания я парила как на крыльях. В глубине души чувствовала, конечно, что нельзя рассказывать ей о Монстрике. Но, как уже говорила, в те дни я была совершенно не в себе и постепенно выложила пусть не все, но многое: что мне нравится один парень из класса, что у нас было романтическое свидание и что мы даже целовались. К счастью, мне хватило ума не называть имени. Мама особо и не настаивала — она все равно никого из моего класса не знала. У меня даже общей фотки не было, чтобы ей показать: я перевелась в Хольстед уже после фотографирования.
Но вот настал канун Рождества, и мы по традиции отправились в церковь. Хорошо, что пришли за четверть часа до начала службы, а то бы пришлось тесниться у самых дверей. Казалось, в тот вечер там собрался весь город. На скамьях плотно расселся народ — служителям даже пришлось расставить дополнительные стулья. Тогда-то я снова и увидела Д. — он помогал таскать складные стулья откуда-то из полумрака под хорами.
Стыдно сказать, только теперь я вспомнила о нем и сообразила, что набожное семейство Винтермарков, конечно, не могло пропустить главный религиозный праздник года. Все они — кроме Д., конечно, — уселись в первых рядах. Со своего места я видела только их аккуратно причесанные затылки.
Монстрик тоже выглядел… Ну, не то чтобы нарядным, но отмытым и каким-то прилизанным. Чистые волосы были собраны в аккуратный хвост; растянутый свитер сменил черный костюм, который, впрочем, болтался на костлявом теле как на вешалке. В тот вечер Д. показался мне жалким, как бедный родственник на похоронах. Он быстро взглянул на меня из-под челки, когда волок мимо очередной стул. А я… Я сделала вид, что не знаю его. Отвернулась к маме и стала что-то оживленно говорить — кажется, какую-то ерунду насчет того, как украсили церковь к Рождеству.
Когда я наконец решилась снова посмотреть в проход, Д. уже исчез. Рядом с семьей его не было, и тут я вспомнила про хор. Наверное, Монстрик будет петь сегодня, значит, он вместе с остальными хористами отошел к органу. Оборачиваться туда я, конечно, не собиралась. Зато обернулся Эмиль — и наткнулся на меня взглядом.
Я попыталась сделать вид, что очень заинтересована огромным венком над алтарем, но с Эмилем это не прокатило. Он то и дело поворачивался и пялился на меня. И конечно, вся эта пантомима привлекла внимание мамы.
— Какой милый молодой человек, — она слегка толкнула меня локтем и указала глазами в сторону Эмиля. — Он так на тебя смотрит! Глаз не может оторвать. Я же говорила: все дело в зеленом цвете.
Не думаю, что «молодой человек» вообще заметил, что на мне новая куртка. Не знаю, как у него наглости хватило улыбаться и разглядывать меня как ни в чем не бывало после того, что произошло в фургоне. А тут еще мама, видно, вспомнила мои рассказы о поцелуе.
— Это, случайно, не он? — Острый мамин локоть снова ткнулся мне в бок. — Ну, тот самый принц?
Да, я в увлечении рассказала маме про «романтический ужин» и игру в принца и принцессу. Без деталей, конечно. Не знаю, что меня дернуло — скорее всего, хотела произвести на нее впечатление. Произвела, блин.
— Нет, не он, — прошептала я, но видно было, что мама не поверила.
Более того, она принялась кивать и улыбаться Эмилю с видом «а я все знаю». Еще немного, и дошло бы до подмигиваний!
К счастью, началась служба, и это спасло меня от дальнейшего унижения. Мы быстро добрались до первого псалма: «Ребенок рожден в Вифлееме». По церкви разнесся шелест страничек: прихожане раскрывали псалтырь на нужном месте. Орган проиграл вступление, и хор начал первый куплет, который тут же подхватили десятки голосов.
Я никогда не слышала, как Д. поет. Мне даже представить было трудно, как его взяли в хор — ведь он шептал себе под нос при необходимости что-то сказать и не строил предложения длиннее трех слов. Но в тот момент я сразу поняла, что слышу голос Д. Он был высоким, кристально-чистым и сильным и в то же время мягким, а не режущим слух. Казалось, он взлетает под самый купол церкви и легко играет там, как луч солнца, заблудившийся в витраже. Д. пел вместе с хором, но я слышала его одного. Он вел за собой всех своим «Аллилуйя» — выше и дальше, в темное небо, на котором горели яркие зимние звезды.
Помню, мы еще пели «Радостное Рождество» и «Земля прекрасна», и музыка, сплетенная с голосом Д., переполняла меня настолько, что на глазах невольно выступали слезы. В тот вечер я, наверное, впервые ощутила то, что называется «благодать». Раньше, конечно, слышала это слово, но впервые поняла его значение. И еще поняла, почему Д. участвует в хоре.
Когда служба закончилась, все двинулись к выходу из церкви, желая друг другу счастливого Рождества. К моему ужасу, перед нами внезапно нарисовался Эмиль. Признаюсь, выглядел он впечатляюще в классно сидящем пиджаке и темно-синих джинсах, оттеняющих белизну рубашки.
— Здравствуйте, я одноклассник Чили, Эмиль. — Парень протянул маме крепкую ладонь. — А вы…
— А я ее мама.
В общем, это был просто кошмар! Эмиль пожимал руки моим родителям, поздравлял, скалясь во все тридцать два зуба, потом полез ко мне обниматься и на глазах у всех чмокнул в щеку, рядом с губами. Типа по-дружески, и вообще — праздник же. Выглядело это так, будто мы уже год вместе, а теперь он представился моим предкам. Не знаю, видели ли спектакль старшие Винтермарки — они уже стояли у дверей и говорили о чем-то со священником. Но вот Д. точно главный момент вечера не пропустил. Я до сих пор помню полный боли взгляд и побелевшие пальцы, прижимающие к груди томики Псалтыри — Монстрик книжки псалмов как раз по рядам собирал.