Мое лицо первое — страница 65 из 112

А что мне было делать? Не отпихивать же Эмиля? Хотя можно было бы, он бы не рассыпался. А тут еще мама заявила, как мы замечательно смотримся вместе, и начала выспрашивать Эмиля, в каком году он родился — наверное, это было важно для фэн-шуй. Кончился этот цирк тем, что мама предложила Эмилю к нам заходить. Папа не возражал: после трех дней с говорящей головой Агапайоса в ноутбуке он смирился с судьбой, а рождественская служба его и вовсе расслабила.

Отстойно начавшийся вечер завершился попыткой установить гигантскую елку в гостиной. Макушку папа предусмотрительно подрезал, но обнаружилось, что водить хоровод вокруг дерева было невозможно, куда бы мы его ни ставили — настолько широко расходились пушистые ветви. В итоге папе пришлось обращаться к соседу за садовыми ножницами. К ножницам, оказалось, прилагался Эмиль: посмеиваясь и косясь на меня веселыми глазами, он обкорнал ель по периметру до нужного размера. Мамино раздражение так и витало в воздухе, и она позволила ему материализоваться, как только Эмиль свалил.

— Надо же быть таким идиотом! — доносился визгливый голос из кухни, пока я вешала на подстриженную елку шарики и гирлянды. — Поселился с ребенком в конуре, а елку купил, как для Амалиенборга![38]Вот на что уходят мои алименты — на твою манию величия!

Ссора на диване была уже потом, как и вырванный из розетки Агапайос и содранные со стены кабинета сине-лиловые спирали — мамино арт-терапевтическое творчество, доставшееся папе в подарок. Я, кстати, получила презент получше — музыку ветра из бамбуковых трубочек с перьями. Мама повесила ее в моей комнате, и я теперь даже этому рада: талисман напоминает мне о Д. Потому что сам Д. меня теперь наверняка за три километра обходить будет — после того, что случилось в церкви. Блин, полгорода видело, как Эмиль со мной целовался — что я теперь в школе скажу?

В общем, мама уехала, а клоун, как говорится, остался. За окном взрывались праздничные фейерверки, а мне казалось, это мою жизнь разносит в клочья. Как я теперь вернусь в школу? А ведь уроки начинаются уже завтра. Боже, мам, ну зачем ты приезжала?! Я оказалась для тебя такой же ненужной, как цепочка с кулоном, которую ты забыла положить в чемодан…

Безумие

Я смотрела на потрепанную пухлую тетрадь, судорожно тиская в руках телефон. Желтая обложка выгорела и стала почти белой, углы обтрепались, на нижнем — мерзкое бурое пятно будто от раздавленного насекомого. И все же это была она. Та самая книга откровений. Тетрадь Дэвида. Достаточно было прочесть пару страниц, чтобы в этом убедиться. Я и прочла. И даже нашла кое-что между ними — прядку черных волос, мягких и пушистых, как у ребенка.

Всхлипнув, я открыла в телефоне «Контакты» и нашла номер Марианны. Именно ей надо звонить, если я схожу с ума. «Алло? Доброе утро, это Чили. Кажется, я чокнулась. Да, совершенно ку-ку. Наверное, все-таки не нужно было ездить в Хольстед. Вчера вечером на столе в гостиной ничего не было, а сегодня на нем тетрадь. Та самая, желтая. Откуда? Oдин знает. После суда ее отдали родителям Дэвида. Наверное. Им же все его вещи передали, которые были в вещдоках. Может, она мне чудится? Тетрадь то есть. Или чудится, что ее тут раньше не было? Бывает же так, что у людей появляются ложные воспоминания. Ведь бывает? Особенно после психогенной амнезии, я читала в Интернете. Они еще как-то так мудрено называются. Фабулы? Фабуляции? Только в психушку меня не отправляйте. Я туда не хочу. Там решетки и злые санитары».

Я сбросила вызов, не дождавшись и двух гудков. Пощупала тетрадь. Вынула из нее темную прядку и поднесла к носу. Пахнет полынью и летом. Так мог бы пахнуть принц День.

Боже, а что, если все реально? Если в дом кто-то вломился, пока я спала, и нарочно оставил тетрадь на столе? Но зачем? И каким образом, если следов взлома нет? Входную дверь я точно заперла на ночь по городской привычке. Может, кто-то надеется свести меня с ума? Или хочет, чтобы я дискредитировала себя паническими звонками, скажем, тому же Магнусу Боргу — я же подумывала ему позвонить. Ну или хотя бы местным панцирям. Вот прикол бы был, если кто-то из них меня еще помнит.

Стоп! А что, если таинственный гость — это сам Дэвид? А тетрадь — намек. Или след, который должен привести меня к нему. Неужели Шторм побывал здесь ночью? Может… Может, он все еще где-то рядом?

Следующие полчаса я ураганом носилась по всему дому, заглядывая в шкафы, кладовки и под кровати. Даже на чердак залезла и разворошила гору коробок с барахлом, которое собиралась свезти на помойку, да все руки не доходили. Нигде никаких следов чужого присутствия. Хотя кто его знает? Возможно, я просто не заметила, что какие-то вещи переложили или переставили, ведь давно уже в доме не появлялась. Во всяком случае, Дэвида тут точно нет. Как и логики во всей этой истории с тетрадью.

Устав и запыхавшись, я спустилась вниз и присела на диван, настороженно глядя на потрепанную виновницу моего смятения. На нос свесилась прядка с прилипшей паутиной. Я убрала паутину, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, втягивая воздух через рот и выпуская через нос. Дыхание пловца. Оно всегда помогало.

Итак, включаем логику. Могла тетрадь лежать на столе уже вчера, когда я приехала? Меня утомила дорога, да еще все эти навалившиеся воспоминания… Может, я просто ее не заметила? Ведь говорят же, что прятать вещи лучше всего на самом видном месте. А сегодня с утра после чашки кофе я окинула комнату свежим взглядом и сразу заметила тетрадь. Возможно такое? Возможно. А еще возможно, что кто-то ходит в мой дом, как к себе домой. Интересно, как этот кто-то узнал о моем приезде? Я ведь ни с кем, кроме таксиста, пообщаться не успела. Или загадочный гость и не подозревал, что в доме кто-то есть? Ага, пришел себе, как в читальный зал, нуарной сказочкой поразвлечься. А тут я ка-ак храпану, он и сбежал. Господи, что за бред в голову лезет! Скоро додумаюсь до того, что все это шуточки ниссов[39]с чердака!

Я взяла телефон и снова ткнула пальцем в «Контакты». На этот раз выбрала Сёрена — агента по продаже недвижимости. Требовалось срочно хоть что-то прояснить.

— Вы показывали кому-то дом в последние пару месяцев? — спросила я, покончив с приветствиями и заверениями, что оставленная на попечение Сёрена собственность выглядит замечательно.

— Только одной семейной паре с детьми. — Голос в трубке звучал чуть виновато. — Понимаете, сейчас не очень благоприятный сезон…

— А сигнализация в этот период, случайно, не срабатывала? Пусть даже это была ложная тревога.

Сигнализацию меня уговорил установить агент после того, как в округе участились ограбления со взломом.

— Нет, что вы! Мы бы вас обязательно поставили в известность… А что, из дома что-то пропало? — насторожился агент.

— Не пропало, а появилось, — пробурчала я, прикусывая ноготь.

— Что вы сказали? — заволновался Сёрен. — Простите, вас плохо слышно.

— Говорю, запонки отцовские исчезли. Золотые с рубинами. Я их забрать как раз хотела, а они тю-тю. Вы не знаете, был у кого-то доступ в дом, ну, кроме вас и тех с детьми, кому вы тут все показывали?

— Золотые? С рубинами? — занервничал Сёрен. — Вы в полицию уже заявили? Нет? А может, они найдутся еще?

В конце концов мне удалось из него вытрясти, что ключ от входной двери был у служащих клининговой компании, которые раз в две недели убирались в доме, чтобы он не выглядел запущенным, а также не давали нашему саду превратиться в джунгли. Я поблагодарила агента и пообещала сразу позвонить, если запонки обнаружатся где-нибудь в дальнем ящике. Номер компании он мне дал, но вряд ли это поможет. Разве что там работает Эмиль?

Я все-таки позвонила в «Ритину уборку» с жалобой на плохое качество сервиса и требованием уволить Эмиля Винтер-марка, оставившего использованный презерватив у меня под кроватью. На что получила ожидаемый ответ: такой сотрудник у них в штате не состоит. Снова тупик. Да и глупо Эмилю подставляться, подсовывая мне тетрадь — ведь этот след сразу приведет к нему. Если только я не схожу с ума. Если у меня не разыгрались эти самые фабуляции.

Словно отвечая на мои мысли, дом вздохнул. Где-то скрипнула половица, издали утробный стон трубы, послышалось поскребывание в углу под буфетом. Это мыши. И рассохшееся дерево. И старая канализация, которую пора поменять. Тогда почему волоски на руках стоят торчком? И мороз вдоль позвоночника, будто провели по спине холодной рукой?

Тряхнув головой, я прошла в кухню, налила себе еще чашку кофе и выглянула на улицу. Окна опутанного лесами дома напротив смотрели на меня, будто глаза из-под полуопущенных век. Наблюдали. Изучали. Дом просчитывал мои действия на десять шагов вперед.

«Ты не посмеешь, — шептал прикрытый пластиком рот-дверь. — Тебе здесь нечего делать. Ты тут чужая. Убирайся туда, откуда пришла!»

«Но я пришла за ним, — беззвучно ответила я. — И без него не уйду».

«Уйдешь как миленькая, — хлопнул пластиком дом напротив. — Он не твой. И ты — не его. Иди живи своей жизнью, пока она у тебя есть».

«Я тебя не боюсь, — заявила я. — Ты просто старая развалина. От тебя остались одни стены. Тебе выскоблили нутро и выбросили все в мусорный контейнер. Зло, которое жило в тебе, ушло безвозвратно. Остались только призраки, и то лишь в моей голове».

«Ошибаешься, — хмыкнул дом. — Призраки бесплотны, а у моего зла есть плоть и кровь. И оно придет за тобой. Скоро. Так что беги, принцесса. Беги, пока можешь».

«Я не боюсь тебя», — мотнула я головой.

— Я не боюсь, — сказала я вслух. — Не боюсь!

Ноги сами вынесли меня на пустынную улицу — я даже не заметила, как натянула кроссовки и куртку. Субботнее утро. Не спят только собачники. Наверняка у рабочих тоже сегодня выходной.

Витые прутья калитки обжигают руку. Нет, заморозков ночью не было. Меня саму морозит. Плитки дорожки покрыты цементной пылью. В ней отпечатались следы рифленых подошв. Трава в саду не стрижена. Повсюду опавшие листья и ржавые лепестки роз. У крыльца и под опорами лесов они сбились в бурые влажные кучки.