— Пойдешь так, — заключил Баретт, отбирая у слуги ставшую маловатой для него обувь. — И учти: хоть на день опоздаешь — считай, твои мамочка с папочкой уже покойники.
Король злорадно хохотнул и подтолкнул мальчика к воинам, которые должны были отконвоировать его к порталу в заколдованном дубе.
Не то чтобы День рассчитывал на роскошную встречу по ту сторону дупла, но все же память подсказывала мальчику, что родители не могут оставить его без эскорта. Однако лавандовое поле, на котором стояла связанная чарами с дубом шелковица, оказалось пустым: только чуть колыхались верхушки лиловых метелок в дрожащем от зноя воздухе. Принц вздохнул с облегчением. Он решил, что прибыл слишком рано и у него есть время подготовиться к прибытию королевских гвардейцев. Но вот солнце миновало зенит, тень от шелковицы совсем скукожилась и не давала убежища от палящих лучей, а на горизонте, где виднелись крыши домов какой-то деревеньки, так никто и не показался.
Душу мальчика охватило смятение. Неужели родители забыли о нем? Нет, такого просто быть не может! Наверно, они просто полагают, что король Баретт послал с ним своих людей, чтобы те сопроводили юного принца до дворца? Да, наверняка так и есть. Тогда он зря тратит здесь время. Нужно поскорее раздобыть лошадь: ведь путь к морю неблизкий. Будет тут рассиживаться и вовсе не успеет никого повидать.
Задыхаясь от жары, от которой отвык, и смахивая заливающий глаза пот, День побрел в сторону далеких крыш. Спустя некоторое время он достиг довольно большого поселка у тракта. Для нужд путешественников тут имелась таверна, где можно было передохнуть, перекусить и сменить лошадей. К таверне и направился мальчик, стараясь выглядеть уверенно и держаться с присущим принцам достоинством.
Подойдя к открытым дверям конюшни, из которых белобрысый парень спиной вперед вывозил полную навоза тачку, День произнес:
— Приветствую тебя, добрый селянин. Оседлай для своего принца самую резвую лошадь из подходящих по размеру. Его величество щедро заплатит твоему хозяину, как только я прибуду ко двору.
Слова давались ему с трудом, будто губы все еще стягивала суровая нитка, а голос звучал тихо и надтреснуто. День даже испугался, что конюх не услышит его, но парень удивленно крутанулся на месте, чуть не опрокинув тачку. Однако увидев, кто с ним говорит, он фыркнул и мотнул головой:
— Проваливай, бродяжка. Если мой хозяин тебя тут увидит, это тебе придется оседлать вон того козла, — парень кивнул на подставку для распилки дров. — На нем ой как сподручно с попрошаек шкуру спускать.
— Я не попрошайка. — Голос мальчика дрогнул. Принц помнил, как подобные белобрысому работнику селяне встречали его на пути к Королевству Тысячи Стволов, помнил, как ему кланялись в ноги, как целовали попону его коня, называя спасителем, и вот спустя всего год ему угрожают поркой, как какому-то нищему проходимцу! А ведь здесь его дом, здесь он принц, а не раб поневоле в чужой стране. — Я же сказал: отец заплатит за коня. Или моего высочайшего слова тебе недостаточно?
Конюх выкатил наконец за порог тачку, развернулся к мальчику и цыкнул зубом, рассматривая странного чужака с головы, покрытой длинными, спутанными волосами, до босых запыленных ног.
— А ты забавный. — Он почесал грудь под грязноватой рубахой. — И одежка на тебе чудная. Может, ты из этих… циркачей-шутейников? Проезжали тут как-то такие со своим балаганом.
День вспыхнул, собираясь возразить, что он вовсе не шут, но тут во дворе появился тучный, шумно дышащий человек с проступившими на боках рубашки темными пятнами пота.
— Эй, Дикси! — визгливо крикнул толстяк, направляясь к конюшне. — Запрягай гнедую господина барона, да поживей! — Тут взгляд его прикрытых набрякшими веками глаз наткнулся на мальчика в бархатных обносках. — А это что еще за клоп? Никак ты бродяжек тут прикармливаешь?!
— Нет, нет, хозяин, он сам сюда притащился, — торопливо ответил конюх. — Я уж его гнал-гнал, а он не уходит. Говорит, давай мне лошадь, отец заплатит.
— Ага, — из-за бруса дверной рамы конюшни выглянул конопатый подросток с вилами в руках, — а еще говорит, что он принц.
— При-инц? — протянул толстяк, уперев руки в бока и окинув странного мальчика изучающим взглядом.
День вытянулся в струнку и задрал подбородок, стараясь казаться выше и величественнее, хотя больше всего ему хотелось упасть на четвереньки и заползти под ближайшую телегу. Вокруг него и конюхов начал собираться народ: повыскакивали из кухни поварята и судомойки, перестали выбивать перины горничные, застыла посреди двора птичница с корзиной корма. Всем хотелось поглазеть, что будет с забавным самозванцем.
— Ну, раз ты принц, — пухлые щеки толстяка растянулись в масляной улыбке, — то надо подать тебе скакуна… Пс-ст, Дикси! — Хозяин таверны поманил к себе светловолосого конюха и шепнул что-то ему на ухо.
Парень кивнул, сдавленно фыркнул и, бросив плутовской взгляд в сторону мальчишки, исчез в дверях соседнего строения.
— Надеюсь, мой принц, — толстяк церемонно склонил голову, — вы умеете ездить верхом?
Дню очень не нравились улыбочки и смешки окружающих, но он решил вытерпеть все, лишь бы заполучить в свое распоряжение хотя бы пони.
— Умею, — ответил он как можно тверже и прибавил: — Благодарю за оказанную помощь. Отец щедро вознаградит тебя.
Кто-то рядом хихикнул, но толстяк выпрямился с выражением полнейшей серьезности на лице и зычно приказал:
— А ну помогите его высочеству сесть верхом на коня!
Тут же мальчика ухватили поперек живота чьи-то сильные руки. День взвился в воздух, чувствуя, как ему разводят в стороны ноги, и попытался отбрыкнуться. Под ним раздалось рычание, потом хрюканье, и под общий оглушительный смех мальчика опустили на широкую, покрытую грубым коротким волосом спину. Его отпустили. Животное под ним взвизгнуло и рванулось вперед. День едва успел прижаться грудью к спине борова и ухватиться за его бока: он страшно испугался, что свалится на землю и погибнет под копытами брыкающейся, одуревшей от злобы огромной свиньи.
— Ну как вам скакун, ваше высочество? — долетел до принца хохот хозяина. — Достаточно ли резв?
Послышались и другие голоса:
— Довезет вас прямиком до навозной кучи… ой, простите, до дворца!
— Ага, прямо перед папочкой ссадит — под забором, где он пьяный валяется!
Челядь выкрикивала что-то еще, но День улавливал только обрывки слов. Перед глазами мелькали окна таверны, смеющиеся лица, камни крыльца и пучки пожелтевшей травы у стены, босые и одетые в башмаки ноги, белые клочья облаков и бурая гладь огромной лужи, к которой вдруг понеслась свинья.
Мальчик отчаянно вцепился пальцами в щетину, сдавил широкие бока пятками, но все оказалось напрасно. Боров резко остановился. Принц перелетел через его голову, молотя по воздуху руками и ногами, и плюхнулся в лужу, проехав по скользкой земле животом. Вода залила лицо, в рот и нос попала жидкая грязь, но, увы, она не забила уши. День слышал, как гремел вокруг смех, слышал издевательские выкрики, и больше всего на свете в это мгновение ему хотелось умереть — исчезнуть, не быть, не чувствовать, не мучиться больше. Он лежал лицом вниз и утешался одним: никто не подозревает, что он на самом деле принц. Сейчас он потихоньку уйдет, отмоется в каком-нибудь ручье, и никто никогда не узнает об унижении, которому он подвергся — тем более его несчастные родители.
— Что здесь происходит? — внезапно раздался совсем рядом суровый низкий голос, и смех мгновенно стих. — Что вы сделали с бедным ребенком?
— Это всего лишь грязный нищий, господин барон, — услышал День заискивающий ответ хозяина таверны. — Приблудился и попрошайничает, да еще и одежки на нем краденые. Вот я и велел гнать его со двора.
День затаил дыхание, надеясь, что сжалившийся над ним человек развернется и уйдет по своим делам, но грязь чавкнула под подошвами, когда тот склонился над ним.
— Эй, мальчик! Ты меня слышишь? Ты не пострадал?
День приподнялся на локтях, обратил к незнакомцу чумазое лицо и мотнул головой. Его взгляд встретился с обеспокоенными голубыми глазами, показавшимися мальчику смутно знакомыми. Мужчина удивленно моргнул, и гнев в его глазах смешался с потрясением и радостью узнавания.
— Мой… принц?
Поспешно стянув перчатку, барон смахнул грязь с бровей и век мальчика. День сообразил, что печать проклятого короля Баретта подвела его, и крепко зажмурился, уже понимая, что сделал это слишком поздно.
Как превратить груши в яблоки Десять лет назад
2 января
В школе сегодня все было, с одной стороны, хуже, чем я ожидала, а с другой — лучше. Ну, дорогой дневник, какую новость рассказать тебе первой — хорошую или плохую?
Ладно, начну с хорошей. Помнишь, я писала, что перед каникулами рассорилась с девчонками из-за мамы? Ну так вот, я думала, что они будут меня игнорить, а то еще и дразнить начнут. Но все изменила плохая новость: невозможно смотреть как на пустое место на подружку Эмиля. Да-да, это теперь мой новый статус. Эмиль, кретин терминальный, разве что на своей страничке в «Фейсбуке» не написал, что мы вместе! Но разнесла эту потрясающую во всех смыслах весть дурища Аня. Она со своей мамашей, конечно, пела в хоре в тот замечательный день и наблюдала сцену с поцелуем из первых рядов.
Эмиль даже не пытался опровергнуть ходящие по школе слухи. Наоборот, с его слов выходило, будто он чуть не Рождество со мной встречал: так чудесно преобразилась история с подстриженной елкой.
Возражать было бесполезно: мне все равно никто бы не поверил. Еще бы, при таком-то количестве свидетелей выходки в церкви. К тому же Эмиль проявил новую суперспособность — постоянно крутиться возле меня. Не удивительно, что все мои попытки потихоньку отловить Д. для разговора окончились ничем. Бедняга и так брата сторонился, а теперь еще и от меня начал прятаться. И на уроках выглядел пришибленнее обычного. В мою сторону Монстрик даже не смотрел. Вообще никуда не смотрел, кроме как на доску и в парту. Даже когда ему в спину тыкали карандашами, Д. только вздрагивал беззвучно и втягивал голову в плечи.