Мое лицо первое — страница 70 из 112

Но тут Аня робко вытащила из сумочки прозрачный пакет с подозрительной жидкостью внутри. Пакет был завязан узлом, замотанным для верности сверху скотчем.

— Это что, моча? — ляпнула я, не подумав.

— Ага, — захихикала Катрина. — Не дотерпела бедненькая, пока до тебя добирались. Пописать было некуда, вот она и…

Аня покраснела так густо, что из сахарной ваты превратилась в помидор.

— Это коньяк. Французский, — пробормотала она и ткнула дрожащим пальцем в пакетик. — Дома не нашлось маленькой бутылочки.

Эмиль заржал и вытащил из-под стола стопку пластиковых стаканчиков.

— Проведем уринотерапию. Кэт, разливай!

Я на всякий случай понюхала янтарную жидкость, прежде чем глотнуть. Пахло действительно спиртным и довольно приятно. Никогда раньше не пробовала коньяк. Мне здорово обожгло горло. Дыхание перехватило, я закашлялась. Эмиль сунул мне в руку ледяную банку с каким-то коктейлем. Я запила им. Понимала, что так, наверное, быстро надерусь, но мне этого и хотелось. Чтобы ни мыслей больше не осталось, ни угрызений совести, ничего.

Остальные тоже выпили по глотку коньяка, а потом Аня долго искала свой телефон. Он у нее вроде в сумке был с тем мешочком и вдруг испарился, как по волшебству. Мы облазили всю комнату Эмиля, потом стали осматривать другие помещения. Я жутко злилась на эту дуру Аню. Она будто специально все подстроила! Вместо того чтобы по-быстрому убраться, мы чуть не час по дому бегали из-за ее долбаного мобильника. Она еще его умудрилась на беззвучку поставить: мол, папе не нравится, что телефон бздынькает каждый раз, когда ей с «Фейсбука» и в чате сообщение приходит.

Телефон мы так и не нашли: его обнаружил Д. Он молча появился из какой-то комнаты и так же молча его Ане вручил. На меня парень даже не взглянул, впрочем, как и на брата, чьи ладони я внезапно ощутила у себя на талии. Наша дура пискнула: «Спасибо», а Д. повернулся и просто ушел. Просто. Ушел. Мне захотелось одновременно треснуть Аню и поцеловать Эмиля. По-настоящему, взасос. И чтоб Д. это увидел. Вместо этого я сказала:

— Идем. Опаздываем уже. Они там все сожрут без нас, одни чипсы останутся.

На самом деле есть мне совсем не хотелось.

Я думала, туса будет в доме Миле — огромном двухэтажном особняке, перед которым посреди круглой площадки действительно стояла бронзовая статуя лошади в натуральную величину. Но оказалось, столы и колонки, из которых бухали басы клубняка, поставили в здоровенном амбаре. Наверное, обычно там хранили какую-то сельхозтехнику, а по случаю праздника ее куда-то убрали. Внутри оказалось тепло: по периметру стояли большие газовые обогреватели. Помещение украсили цветными огоньками и прожекторами, мигающими в такт музыке.

Когда мы зашли внутрь, народ уже расселся за составленные буквой «U» столы и лопал пиццу, во весь голос переговариваясь. Я заметила среди одноклассников и ребят из параллельного, и из девятого.

Честно говоря, плохо помню тот вечер. Кажется, я почти ничего не ела, зато много пила. Кто-то свистнул у меня несколько «блейзеров», и мне пришлось перейти на вино. Тобиас стоял за импровизированной барной стойкой: он смешивал ядовитые на вид коктейли и разливал всем желающим. В какой-то момент я оказалась там и вливала в себя его «шоты», отбирая их у тех, кому не нравился вкус.

Девчонки меня бросили — убежали купаться. Отец Миле построил бассейн с подогревом на закрытой террасе. Так что плавать там можно было даже зимой. Я знала про бассейн, но специально не взяла с собой купальник — не хотела перед Эмилем светить голым пупком. Как будто это могло его остановить! Я чувствовала его руки под джемпером и блузкой: он то подсовывал мне их под лифчик, то совал за пояс джинсов, пробираясь в трусы. Это все видели, но мне было плевать.

Потом я танцевала, конечно, с Эмилем. Ну, если так можно назвать висение у него на плечах, покачивающихся под музыку.

Думаю, если бы не его руки на моей заднице, я бы плавно соскользнула на пол. В конце концов он усадил меня за стол — к себе на колени — и занял мой рот своим языком. Рядом пьяно хихикала Кэт. Она танцевала эротический танец, потираясь попой и бедрами о розововолосую девчонку из параллельного класса. Как же ее… Лив? Парни вокруг одобрительно подвывали и стучали ладонями по столу.

— Здесь сл’шком шумно, — пожаловалась я, когда Эмиль наконец оторвался от посасывания моей губы. — Хочу посм’реть лошадок. Тут ведь есть лошадки, да? — Я громко икнула.

— Конечно, есть, Перчик, — улыбнулся Эмиль и поставил меня на ноги. — Идем, я тебе покажу.

Мы вышли на свежий воздух. Мне все еще приходилось держаться за Эмиля, но в голове чуть прояснилось. От нашего движения на стене амбара зажглись лампы, заливая двор резким светом, словно прожекторы НЛО. Мое внимание привлек странный булькающий звук. Заторможено обернувшись, я увидела чью-то обтянутую джинсами задницу, торчащую из вечнозеленых кустов по краю газона.

— Еппе опять нажрался в муку, — заметил Эмиль. — Не будем мешать ему общаться с природой.

— Не бум, — согласилась я и позволила увлечь себя в сторону от огней.

Ночью «лошадки», конечно, спали в стойлах. Я задержалась у дверей конюшни. Она мне что-то напомнила. Как будто я уже бывала тут раньше. Как будто подобное уже происходило с кем-то. Быть может, даже со мной. «У меня дежавю», — хотела сказать я, но вышло что-то вроде:

— Мн… я здесь ж’ву?

— Нет, — хохотнул Эмиль, пытаясь протолкнуть меня внутрь. — Если только ты не кобыла.

Колени подогнулись, я повалилась назад и, прежде чем Эмиль подхватил меня, на нас опрокинулось черное небо, полное звезд.

— См’ри, Млечный П’ть, — сказала я, пытаясь намотать на палец спираль галактики.

— Ага, — согласился Эмиль и наконец затащил меня в конюшню.

Свет он включать не стал. Я слышала, как во мраке тихо фыркают лошади, как глухо переступают по полу копыта. Ноздри щекотали запахи сена, конского пота и навоза. Спина прижалась к жестким доскам. Дальше все смешалось.

Мне не хватало воздуха, потому что чужой язык заткнул рот. К горлу подступала тошнота, голова кружилась, но я не могла сказать об этом. Наверное, поэтому стиснула зубы. Эмиль вскрикнул и отстранился.

— Вот же дрянь!

Меня рванули за волосы. Тело последовало за головой, в которой вспыхнул огонь. Колени ударились об пол, заскользили по доскам. Я завалилась на бок, и меня поволокли, удерживая за волосы и плечо. Не помню, кричала ли я. Алкоголь отчасти заглушил боль. Я даже не заметила тогда, что ободрала колени, а джинсы на одном порвались.

Потом подо мной стало мягко и чуть колко. Я чихнула от аромата сухой травы и лета. Эмиль, чертыхаясь, возился с моей одеждой. Пытался стащить джемпер с блузкой через голову, но они застряли. Я хихикала внутри шерстяного кокона — что-то щекотало голый живот. Наконец Эмиль с силой дернул, от блузки оторвалось несколько пуговиц, и моя голова высвободилась. Одежда спутала мне руки, но Эмиля это не заботило: он возился с молнией у меня на джинсах. От него странно пахло: терпко и мускусно, почти как от лошади. И дышал он шумно, словно взмыленный жеребец.

Я попыталась пнуть его коленом, но в это мгновение молния наконец подалась, и Эмиль одним рывком сдернул с меня джинсы до голеней. Его рука зашарила по мне, нащупывая резинку трусиков. Я снова захихикала. Где-то совсем рядом тихо заржала лошадь. Я тогда подумала, что она тоже смеется — надо мной.

Тонкая ткань трусиков треснула. Обтянутое джинсами колено надавило мне между бедер, прищемив кожу. Кожей лобка я почувствовала прикосновение чего-то очень горячего и чуть скользкого.

И тут вспыхнул свет.

Пришлось зажмуриться. Под веками плыли оранжево-синие круги, а над головой загрохотали болезненно громкие голоса:

— Отойди от нее!

— Откуда ты тут взялся, урод?

— Я сказал, отойди! Не трогай ее!

Что-то брякнуло, зазвенело. Что-то со свистом рассекло воздух. Я силилась открыть глаза, но от яркого света на них тут же выступили слезы.

— Ты что, совсем рехнулся?! — В голосе Эмиля впервые послышалась неуверенность. — Ты же не посмеешь…

Его оборвал новый свистящий звук. Мою влажную щеку обдул ветерок. Эмиль взвизгнул одновременно с громким хлопком. Он навалился на меня, но тут же отпрянул. Снова свист, хлопок, визг. Захлебывающийся крик:

— Ты точно рехнулся, урод недоразвитый! Ты что творишь…

Крик оборвался, перешел в вой. Мне удалось наконец приоткрыть веки. Прямо передо мной был залитый ярким светом проход между стойлами. Посередине, подобно Ван Хельсингу, истребляющему вампиров, застыл Монстрик… Нет, не Монстрик, а Монстр, размахивающий кнутом сюрреалистичного оранжевого цвета. Эмиль пытался убежать от него на четвереньках, а кожаный хвост со свистом опускался на бледную голую задницу — парень не успел натянуть штаны. Появление каждой вспухающей красной полосы сопровождалось жутким воем. Эмиль вертелся, как вытащенный из земли дождевой червяк, но встать ему мешали опутавшие лодыжки джинсы с трусами и кнут, хлеставший по тянувшимся к одежде рукам.

В попытке спастись голозадый Эмиль уцепился за дверцу пустого стойла и провалился внутрь: дверца оказалась не заперта. Ван Хельсинг шагнул следом, поднимая кнут, и пропал из виду. Из стойла донеслись вой, возня. Эмиль визгливо выкрикнул:

— Только попробуй, ушлепок! Я тебя урою, говна кусок! Я ж тебя у-у…

Его голос захлебнулся.

В проход вышел Д., уже без кнута. Спокойно запер стойло и подошел ко мне. Я поняла, почему он напомнил мне Ван Хельсинга. Полы его плаща камуфляжного цвета свисали почти до земли, хотя голову вместо шляпы прикрывал капюшон.

— А где твой кол? — спросила я, глядя на Д. снизу вверх.

Он часто-часто заморгал, на щеках вспыхнули алые пятна — это даже под капюшоном было видно. Теперь-то я понимаю почему. Я ведь перед ним лежала почти голая: может, и в лифчике, но от трусов одна резинка осталась.

В общем, Д. ничего не сказал: он просто склонился надо мной и стал помогать одеваться. Правда я ему скорее мешала: хихикала, как последняя идиотка, лезла обниматься и возила губами ему по шее. Он вздрагивал и замирал, но потом продолжал натягивать на меня штаны и свитер. Молния не хотела застегиваться, на блузке были оторваны пуговицы, но Д. справился кое-как и начал оглядываться по сторонам.