выглядеть со стороны — я, походу, вообще ни о чем не думала. И кто теперь поверит, что сплетни, которые распускает Эмиль — грязная ложь? Достаточно на фотки глянуть. Да их можно на порносайт выкладывать с подписью «Горячие малолетки отжигают». На одной лапища Эмиля явно гуляет у меня в трусах. На другой его язык у меня во рту, а рука сиськи лапает. В общем, хорошо, что у Д. нет мобильника. Он один и верит, что между мной и Эмилем ничего не было. Остальные с легкой подачи ублюдка навесили на меня ярлык шлюхи. Такой, которая надирается на вечеринках и всем дает.
Эмиля послушать, так я сама на него вешалась и чуть не силком заставила себе вставить. А теперь все отрицаю потому, что не помню ни фига. Еще он заявил, что я уже была не девочка, когда все случилось. Что меня еще до приезда в Хольстед распечатали. Боже, какая мерзость! Даже писать такое противно: кажется, бумага вот-вот вспыхнет или расползется, словно от кислоты. Как моя жизнь теперь расползается — по клочку, по ниточке. Д. — та основа, которая пока удерживает части меня вместе, но надолго ли?
Чмо и шлюха — мы стали просто классической парой изгоев! То, что мы вместе, объясняют как угодно: я бросаюсь на все, что движется и носит штаны; никто больше не хочет иметь со мной дела; у меня сифилис и лобковые вши; я — извращенка. Нужно просто видеть, с каким удовольствием Аня разносит новые сплетни! И какие рожи корчит Кэт, стоит попасться ей на глаза. Мы все еще сидим вместе, но завтра я пересяду к Д. Катрина демонстративно поставила на парту бутылочку антисептика для рук и протирает им все поверхности, которых я касалась. А ведь еще недавно эта коза лицемерная мне чуть на шею не вешалась! Ненавижу! Так бы и залила этот антисептик ей в языкастый рот! Будет знать, как повторять за всеми гадости обо мне!
Я больше не подкладываю бутерброды в ланч-бокс Д. Теперь мы едим вместе, и я сразу приношу обед на двоих. В столовке мы не показываемся: от всеобщего внимания я и так скоро стану сутулой или горбатой — постоянно хочется съежиться и втянуть голову в плечи. А там у меня еще бы и аппетит пропал: того и гляди, кто-нибудь подкрадется и плюнет в коробку или скинет все со стола, или просто будет сидеть рядом и булькать горлом, будто от одного взгляда на нас его тошнит.
Времени прошло всего ничего, а я уже так от всего этого устала! Словно за несколько дней постарела на десяток лет. Как Д. вообще выносил подобное так долго? Как у него крыша не поехала или он кого-то не убил?
Ночами я плохо сплю — все думаю о том, что случилось в школе за день и что дорогие однокласснички придумают завтра. Например, о надписи в туалете синим маркером: «Сосу за мороженку», а дальше — мой телефон. Номер, кстати, был только у Ани и Кэт. Выходит, написала эту мерзость одна из них. Поражаюсь глубине человеческой подлости! Ведь я никому из них ничего не сделала.
25 января
Открыла сегодня перед датским сумку, а там — презерватив. Я учебники доставала, и он на глазах у всех выпал на парту. Сначала я даже не поняла, что это. Какая-то желтоватая резиновая тряпочка, завязанная узлом, а внутри — мутная слизь. Просто стояла оцепенев и хлопала глазами, глядя на эту штуку.
Еппе первым заорал на весь класс:
— Чили чпокнулась, а гондон выкинуть забыла!
Тут же со всех сторон посыпалось:
— Кто счастливчик? Гольфист? А трипак он еще не подхватил?
— Не, у этого чмо вообще не встает.
— Вот потому и не встает!
— Эй, а ты правда сосешь за мороженку?
Я вылетела за дверь прежде, чем они увидели мои слезы — по крайней мере, очень на это надеюсь. Неслась по коридору не разбирая дороги, а за спиной топали чьи-то шаги. Даже не сразу сообразила, что это Д. Он выбежал из класса вслед за мной. Мы забились в какой-то угол, и весь датский я рыдала в жилетку Д., а он молча гладил меня по голове.
Я знаю, что все это — месть Эмиля. Жестокая и изощренная месть, потому что ему почти ничего не пришлось делать своими руками. Он просто подлил масла на угли, уже готовые вспыхнуть. И вот мы с Д. горим в этом огне. И мне кажется, скоро от меня останется только пепел — дунешь, и разлетится. А Д. — он сделан из другого, более прочного материала. Он — как клинок, который должен пройти огонь и воду, чтобы закалиться. Я умру, а он останется.
26 января
Зачем я вчера написала про клинок?! Как будто предвидела, что сегодня случится. Или мысленно подтолкнула Д. к этому. Но откуда я могла знать?! Ведь даже представить было невозможно, что Д. способен на такое! Тихий, забитый, безропотный Д.! Что с ним теперь будет?
А ведь вышло все из-за меня. И из-за Эмиля, конечно, потому что это точняк он на меня своих дружков натравил, а сам тихо посмеивался в сторонке да еще на телефон снимал.
Меня подловили на перемене. Конечно, мы с Д. были вместе, но его просто отшвырнули в сторону, как щенка. Я только и успела увидеть, как он грохнулся на пол, а меня уже прижали к стене. Двое заслонили меня от любопытных, а третий запустил руки под свитер. Я кричала, но из-за общего шума в коридоре вряд ли хоть кто-то мог различить, что именно и уж тем более почему.
Не знаю, что эти трое собирались сделать — скорее всего, просто поиздеваться в удовольствие, а потом разослать видео всем подряд. В тот момент я от ужаса ничего не соображала: вырывалась, хотя мне держали руки; пыталась пнуть ближайшего парня коленом по яйцам; мотала головой. Наконец просто плюнула в гнусную ухмыляющуюся рожу.
Боже, я ведь даже имени этого прыщавого козла не знаю! А у него в глазах что-то изменилось. Он прищурился, замахнулся. Я зажмурилась. Думала, все. Вдруг — крики, руки мне отпустили.
В общем, не знаю, как все случилось, но когда открыла глаза, прыщавый уже визжал, как первоклассница, прижимая руку к шее, а между пальцев у него сочилась кровь. Д. наступает на него, размахивая рукой, в которой что-то блестит. Прыщавый пятится. А остальные боятся подойти. Даже Эмиль, который забыл про телефон. Вокруг толпа, и несколько голосов сразу вопят: «У него нож! У Гольфиста нож!»
Вся сцена была совершенно нереальная, будто кто-то решил снять кино прямо у нас в школе. Помню, я стояла у стены и улыбалась. Наверное, все, кто это видел, подумали, что я психичка. Человек кровью истекает, а я радуюсь. Вот только ни фига мне не было весело. Вообще никак было. Будто тело не мое и все онемело. И происходит это не со мной. И уж точно не с Д. Я смотрела на него и не узнавала. Он не боялся, не медлил, просто шел молча вперед. Думаю, если бы еще кто-то осмелился на него кинуться, он бы каждого пырнул без колебаний. И глаза у него будто светились: не взгляд, а лучи смерти. Как у прыщавого урода кожа не задымилась?..
Кончилось все очень плохо. Набежали учителя, собравшихся посмотреть на бесплатное шоу оттеснили на безопасное расстояние. Жертву увели в медкабинет — у него морда стала совсем белая, только прыщи краснели оспинами. Д. сразу словно очнулся, отдал нож без возражений. Тут закрутилось:
«скорая», полиция. Хотя без «скорой», как потом выяснилось, можно было и обойтись: на шее прыщавого оказалась всего лишь царапина, даже шить не пришлось. Просто она сильно кровоточила.
Папа опоздал на свой урок, чтобы со мной поговорить. Он жутко за меня перепугался. К счастью, все молчали насчет причины драки, как бойцы подпольного сопротивления. Я тоже молчала. Боялась, что, если начну говорить, все всплывет, — и что отец обо мне тогда подумает?! Дочь, которую он воспитывал уже четырнадцать лет, не напилась бы до поросячьего визга, не позволила бы парню, к которому ничего не чувствует, лезть ей в трусы, не скатилась бы до положения бесхребетной чмошницы — забавы для одноклассников. Во что я превратилась, а главное — как?! Господи, выяснилось, что даже у Монстрика есть яйца: не то чтобы я восхищаюсь его безумным поступком, но… Нет, все-таки восхищаюсь! А что есть у меня? Клубок угрызений совести? Медаль за трусость и идиотизм?
Остаток дня Д. на уроках не появлялся. Говорили, его увезли панцири. Много чего говорили. Но я почему-то думаю, что в участке ему будет безопаснее, чем дома, рядом с родными.
На датском пришлось писать сочинение. Никто не мог толком сосредоточиться после произошедшего, но я заставила себя взяться за дело. Это отвлекало от мрачных мыслей. К тому же прошлый урок мы с Д. прогуляли. Если я еще и пустую тетрадь сдам, училка точно папе побежит жаловаться. Будто ему и так забот со мной мало.
Тему нам дали такую: «Любимый литературный герой». Симона разрешила брать и персонажей комиксов, так что наверняка половина класса переводила бумагу на всяких Бэтменов и Суперменов. Немного подумав, я решила писать о Питере Пэне — мальчике, который так никогда и не повзрослел. Если бы только я могла подняться на крыльях из волшебной пыльцы и улететь в Неверлэнд, как Венди. Оставить все позади. И конечно, взять с собой Д. Но в четырнадцать уже прекрасно понимаешь, что в жизни не бывает так, как в сказке. Хотя настоящий Питер Пэн тоже не стал взрослым — не успел. Утонул незадолго до своего совершеннолетия вместе с лучшим другом.
Что произошло на самом деле? Майкл[46]тонул, а друг пытался спасти его? Или оба решили уйти из жизни, которая собиралась разлучить их, чтобы соединиться навеки — в смерти? Нашли ли они вместе свой Неверлэнд? Счастливы ли они там?
Обо всем этом я и написала — о сказке и реальности. Иногда трудно провести границу между одним и другим. То, что кажется невозможным, вымыслом, прорывается в действительность и гнет ее по своему лекалу. Превращает жизнь в литературный сюжет, легенду. И наоборот. Андерсен однажды сказал: «Жизнь каждого человека — это сказка, написанная пальцами Господа Бога». Вот только у кого-то эта сказка напоминает скорее фильм ужасов. Сколько их еще в желтой тетради, которую я все не решаюсь дочитать?
Я писала о Питере Пэне, а думала о ней. И конечно, о Д. Сегодня он поступил как настоящий рыцарь, хотя никто этого не оценит, кроме меня. Но думаю, мое мнение — единственное, что имеет для него значение. И если мы пойдем ко дну, то вместе, не разнимая рук. Разве это не прекрасный конец?