Море по колено
Сливовое вино у Лив оказалось просто великолепным. Настолько, что она предложила остаться у нее ночевать. Но я заверила, что не за рулем, а уж с велосипедом на пустой дороге как-нибудь справлюсь.
Накрапывал дождик, передний фонарь выписывал голубоватые зигзаги на черном асфальте. Где-то далеко, на очередной утонувшей в темноте ферме, лаяли собаки. Мне было тепло, несмотря на промозглую погоду, и — впервые за долгое время — очень хорошо. Об этом хотелось поведать миру, что я и делала, распевая во весь голос:
Аллилуйя, Хари Кришна,
Салам алейкум, брат и сестра.
Помогайте друг другу, люди,
Давайте волками друг другу не будем.[47]
Пение не мешало раздумывать о том, что рассказала Лив о наших бывших одноклассниках. Многие покинули Хольстед: скупые новости доходили до нее только через их родителей. Но кое-кто остался. Например, Еппе. Он нигде не работал, совсем спился, да к тому же подсел на наркоту. Деньги на дурь и выпивку добывал мелким воровством. Даже дом Лив не обошел своим вниманием: из гаража пропали дорогие инструменты и коллекция охотничьих ножей, которую собирал Гайль-старший. Весь городок вздохнул с облегчением, когда Еппе наконец замели панцири: набухавшись в очередной раз, парень принялся шататься по чужим огородам с дробовиком и палить по грачам да галкам. На полгода его отправили «отдыхать в санаторий», и никто по черной овце Дыр-тауна не скучал.
А вот моей бывшей подружке Катрине неожиданно счастье привалило. Умерла ее бабка, владелица большой фермы в пятнадцати километрах от Хольстеда, и завещала все любимой внучке. Теперь Кэт переехала туда. Аня же по-прежнему жила с родителями и ухаживала за отцом, который оказался теперь в инвалидном кресле. Она как раз находилась в промежуточной стадии между попытками получить высшее образование: из одного колледжа ее турнули, потому что Аня завалила практику, а учиться в новом она еще не начала.
Тобиас развил дело своего отца и подгреб под себя несколько местных авторемонтных мастерских. Возможно, некоторую роль в его успехе сыграла женитьба на Миле. Кстати, у них уже родился первый ребенок — сын. Поразительно! Себя я вообще не мыслила в роли матери. Все эти памперсы, ползунки, бутылочки со смесью… Может, это от того, что у меня не было младших братьев или сестер? Вот Дэвид наверняка знал бы, как обращаться с младенцем — он же вечно с близнецами нянчился. Дэвид… Наверное, он стал бы замечательным отцом. И станет им когда-нибудь.
Я представила его фото в глянцевом журнале, дающем простым смертным возможность приобщиться к жизни знаменитостей: Дэвид держит на руках младенца в голубом одеяльце и ласково улыбается — не в камеру, а малышу. А рядом в длинном, до пола, струящемся платье светится отраженной улыбкой счастливая мать — с моим лицом…
Переднее колесо наскочило на камешек и вильнуло. Вот блин, не хватало еще в кювет съехать!
Я заметила, что стало светлее: фонари на улицах означали, что я добралась до города. У меня было смутное представление, сколько уже натикало. Но почему-то казалось, что именно сейчас Эмиль дома, а значит, мне выдалась прекрасная возможность наконец встретиться с ним. Какой-то частью сознания я понимала, что моя решимость, скорее всего, вызвана сливовым вином, а опыт подсказывал, что не стоит делать то, о чем на трезвую голову пожалею. Но всем известное море уже плескалось намного ниже колен, так что я лихо свернула на улочку, ведущую к новому дому Винтермарков.
Хорошо, что я уже дважды побывала тут днем: темнота и подсвеченная фонарями кисея дождя изменяли вид всего вокруг, так что нужный подъезд отыскался не сразу. Колесо велосипеда никак не хотело попадать в разъем штатива. В итоге я плюнула и прислонила байк к стене, не заморачиваясь с замком. Все равно единственный, кто мог бы позариться на такое старье, храпел себе за решеткой.
Путь на третий этаж показался долгим и крутым, как восхождение на Монблан. Мне пришлось прислониться лбом к нужной двери, пока я успокаивала дыхание. Пол под ногами ходил волнами, и я чуть расставила ноги, как матрос в шторм. Наверное, из-за близкого контакта с дверью до слуха донеслось бормотание голосов, иногда прерываемое музыкой. В квартире определенно кто-то был — чутье не обмануло. Не волнуйтесь, Шерлок уже здесь. Вы по мне скучали?[48]
Палец заболел, так сильно я давила на кнопку звонка. Открывать мне явно не желали. Ладно, вам же хуже. Я развернулась спиной и затарабанила по двери каблуком. Очередной пинок пришелся в пустоту. Я потеряла равновесие и чуть не завалилась в открывшийся проем — едва успела ухватиться за косяк обеими руками. Лихо качнувшись вперед, я выпрямилась и развернулась, готовая встретить судьбу лицом к лицу. Судьба удивленно таращилась на меня глазами недавно встреченного единорога — круглыми и серыми. Пушистую шкуру паренек, однако, успел сменить на драные джинсы и засаленную кофту с капюшоном.
— Привет рогатым! — отсалютовала я, неимоверно довольная собой.
Логическая цепь в мозгу замкнулась, позволив сделать очевидный вывод: меня не глючило. Мальчишка действительно похож на Дэвида в детстве, и этому есть вполне тривиальное объяснение.
— Вам кого? — Единорожек сделал похрен-фейс, но его выдавала одна деталь — дергающаяся мышца в уголке рта, отчего нижняя губа по-детски оттопыривалась.
— Эмиля! — потребовала я. — А ты ведь Лукас, так? Брат дома?
В глазах мальчишки мелькнул испуг, мгновенно сменившийся напускной наглостью:
— А кто его спрашивает?
— Старая знакомая. — Меня качнуло через порог, и Лукасу пришлось отступить на шаг.
Он загораживал прокуренный полутемный коридор и мешал разглядеть, был ли еще кто-то в квартире. Голоса, которые я слышала, похоже, доносились из орущего где-то в глубине телевизора.
— Кого там еще принесло?! — рявкнул раздраженный мужской голос, перекрикивая звук телика. — Если это опять твои укурки-дружки…
— Это к тебе, — пискнул в ответ Единорожек и умоляюще взглянул на меня.
Даже через облако сливовой радости до меня дошло, что паренек боится, как бы я не рассказала о его недавнем подвиге старшему брату. Я подняла руку ко рту, подмигнула и изобразила застегивающуюся молнию. Наверное, не стоило проявлять великодушие по отношению к сопляку, показавшему мне «фак», но уж очень он напоминал Монстрика своей пришибленностью и реакцией на ор Эмиля.
— Кто? — рявкнуло уже ближе и суровей.
Лукас вжал голову в плечи и бесшумно растворился за какой-то дверью. Как раз вовремя — в коридоре появился высокий массивный силуэт; черты лица скрадывал едва рассеянный пыльной лампочкой полумрак.
Я бесстрашно шагнула вперед:
— Привет! Поразительно, как вырос Лукас. Помню его еще пятилетним малышом. А теперь он с меня ростом.
Эмиль не шевельнулся. Казалось, мое появление его ничуть не удивило.
— А вот ты совсем не изменилась, Перчик. — Раздражение из голоса исчезло, он стал мягким, как бархатная перчатка. Как тигриная лапа, когда втянуты когти. — Тебя все так же тянет ко мне по пьяни.
— Я не пьяна, — возразила я, подходя ближе. — Просто выпила немного вина в надежде увидеть истину.
— И что же ты видишь? — Эмиль ухмыльнулся и развел руки в стороны, почти касаясь стен узкой бетонной кишки. Слева висели портреты его отца и Сюзанны, их свадебное фото. Справа — мордочки близнецов, в деревянных рамках, и сам Эмиль в хоккейной форме, радостно демонстрирующий фотографу медаль. Ни одной фотографии Дэвида, конечно, нигде не было. Как, впрочем, и снимков счастливой парочки, намекающих на наличие будущей фру Винтермарк.
— Одинокого мужчину, — сказала я, оглядывая Эмиля с головы до ног.
Многодневная щетина; нуждающиеся в стрижке, торчащие над ушами волосы; мягкие спортивные штаны, растянутые на коленях; босые ноги, требующие мытья. Но тело под несвежей футболкой мускулистое, тренированное. Мог бы он в одиночку одолеть Дэвида? Оглушить, связать, утащить в какую-нибудь темную дыру? Да, легко. Шторму наверняка приходилось следить за весом из-за профессии. И Эмиль выглядел раза в два тяжелее младшего брата, несмотря на его высокий рост.
Я потянула носом и прибавила:
— Коротающего вечер с пивом и сигаретами за просмотром тупого телешоу.
Из гостиной донесся взрыв смеха. Свет там включить никто не озаботился. При смене картинок на экране на лицо Эмиля слева падали цветные блики. Его правого глаза я не видела, но левый взблескивал по-волчьи, пока голодный взгляд ползал по мне не отрываясь.
— Вижу неудачника, не оправдавшего надежд, которые на него возлагались, — продолжила я. Хотелось сбить с Эмиля обычные для него самоуверенность и спесь. Стереть привычную, кривящую губы усмешку. — Спустившего в унитаз свое будущее и винящего в этом младшего брата.
Кажется, я добилась своего. Его рот превратился в тонкую линию, руки опустились, Эмиль сжал кулаки.
— А знаешь, что вижу я? — Блестящий глаз сощурился, став в отсветах телевизора красным, словно лазерный прицел. — Запутавшуюся маленькую девочку, которая все никак не может повзрослеть и понять, чего ей надо.
— Я прекрасно знаю, чего мне надо! — возразила я громче, чем собиралась. Черт! Где-то совсем рядом сейчас находится Лукас, а может, и Мия, а стены в таких квартирах, как правило, чуть толще картонных. — И я давно уже не девочка!
Эмиль похабно улыбнулся, и я поняла, что сморозила глупость.
— Неужели Дэв все-таки стал у тебя первым? Поэтому ты так зациклилась на нем? Поразительно!.. Вот уж не думал, что этот заморыш вообще на что-то способен. Хотя, конечно, хороший отсос…
— Замолчи! — Я с трудом сдержалась, чтобы не вцепиться ногтями в щетинистую наглую морду. — И говори потише — в доме дети.
— Лукас, — уточнил Эмиль, посмеиваясь. Он светился от удовольствия, видя, что я вышла из себя. — Мия живет у своего бойфренда, и уж ее отсосом точно не удивишь. А ее братец-задрот наверняка давно подслушивает под дверью… Верно, говнюк? — рявкнул Эмиль так, что я невольно дернулась.