ь, а он тебя не сможет забыть, и это будет мучить его всю жизнь. Пожалуйста, не привязывай его к себе. Он слишком хрупкий для этого. Он может сломаться. Совсем.
— Никогда! — выдохнула я, едва справилась с собственным голосом и душащим меня гневом. — Я никогда не забуду Дэвида! И не брошу его просто потому, что вам всем этого хочется!
Я схватилась за ручку и толкнулась в дверь, но сильная ладонь удержала меня за плечо:
— Ты бросишь его потому, что так захочется тебе. Подумай, сможет ли Дэвид это пережить. Ведь тогда ему некого будет винить, кроме себя.
Я высвободилась из-под его руки и выскочила под дождь. Помчалась к школе, плюнув на велик. Нашла его потом под навесом — наверное, Бульдог его туда привез. Но это еще не все! Вечером меня ждал серьезный разговор с папой.
Я упрекнула его в предательском походе в лагерь врага, то есть к соседям. И сказала все, что об этом думаю. Ну а папа высказал все, что думает обо мне. Я, мол, стала хуже учиться, пить (это после одного-единственного раза!), конфликтовать. Растеряла друзей. Вечно хмурая, в дурном настроении. По школе обо мне ходят всякие слухи. И в сочинениях у меня сплошные суицидные мысли. А главное: все это началось после того, как я стала общаться с Д.
Насчет сочинений я сразу поняла, откуда ветер дует. В последнее время стала слишком часто замечать па болтающим с нашей англичанкой — то в школьных коридорах, то в кабинете. Нет, Бенте, конечно, ничего, хоть уже старая и разведенная. И пусть бы себе там ворковали, голубки, но на фиг меня-то трогать!
Я так и заявила:
— Какие суицидные мысли, пап?! Насчет Питера Пэна, то есть Майкла, ты же мне сам рассказывал! И вообще, с каких пор ты стал без спросу читать мои сочинения?
А он:
— С тех пор, как ты без спросу стала водить к себе парней! И я никогда не говорил тебе, что Майкл со своим другом умерли красиво. Смерть — это всегда ужасная трагедия, особенно в таком юном возрасте.
А я:
— Смерть — это естественный конец. Мы все когда-нибудь сдохнем. Люди конечны, пап. Эти двое хотя бы умерли так, как хотели: вместе.
Тут папа вообще взбеленился. Грозился школьным психологом и продлил мой домашний арест еще на неделю. Я убежала к себе и хлопнула дверью так, что в коридоре со стены свалилась репродукция в рамке со стеклом. Па мчался за мной босиком, наступил на осколки и порезался. Теперь он хромает и на работу завтра пойдет в шлепанцах — ботинок ему надевать больно. И во всем, конечно, виновата я.
Быть взрослым — ужасно сложная и неприятная штука.
Алиби
Я поймала себя на том, что уже в десятый раз складываю один и тот же джемпер — вчерашний и грязный. Его стоило бы просто сунуть в пакет, чтобы не испачкал оставшиеся в дорожной сумке чистые вещи, а вместо этого я снова и снова расправляла провонявшие куревом рукава. Опустившись на кровать, на которой паковалась, я стиснула в руках шерстяную ткань. Часы на комоде показывали пол-одиннадцатого, а следователь так и не перезвонил.
Хорошо это или плохо? Быть может, после появления нового поста в инсте полиция напала на след преступника. Может, Борг с группой захвата уже окружает чей-то дом, как это показывают по телику: пуленепробиваемые жилеты, заряженное боевыми патронами оружие, все дела. Ага, а есть и другой вариант: панцири в полной заднице и отсиживаются в своих кабинетах, потому что у них нет ни малейшего представления, где искать Шторма, а журналисты обрывают им телефоны.
В ожидании звонка Борга я успела вернуться из леса, принять душ и просмотреть в Интернете последние новости. Первая же открывшаяся по ссылке страница огорошила меня заголовком НАЙДИ МЕНЯ: МАНЬЯК СО СМАРТФОНОМ ВЫКЛАДЫВАЕТ ШОКИРУЮЩЕЕ ФОТО В «ИНСТАГРАМ». Статья оказалась переводом англоязычного оригинала. Речь в ней шла о первом публичном выступлении Модификатора. Очевидно, кто-то из напуганных фанатов Шторма, отслеживавших его активность в соцсетях, обратился в СМИ. Датская пресса, как всегда, запаздывала с реакцией. Как быстро до нее дойдет информация о новой чудовищной выходке «маньяка со смартфоном»?
Горячий душ помог мне смыть с себя грязь и запахи Эми-лева жилища, больше похожего на звериную нору, но не смог избавить от сомнений и страха. Распаренная кожа покраснела, а я никак не могла согреться. Холод поселился глубоко внутри. Перед внутренним взором постоянно, как гифка, прокручивался один и тот же кадр: спина Лукаса, задравшаяся кофта, заученные движения рук, намазывающих масло на хлеб, и так обыденно звучащие слова: «Брат из-за вас лицо себе резал».
Звонок Генри задел туго натянутую струну у меня в груди, и теперь она вибрировала, словно откликаясь на зов невидимого камертона. «Все неслучайно, все неслучайно…» — звучала саундтреком к фильму в моей голове простая повторяющаяся мелодия.
Почему маньяк взялся за лицо Дэвида? Потому, что он больной на голову сталкер, который хочет таким образом продемонстрировать власть над своей жертвой?[49]Ведь внешность — то, с чем Шторма ассоциируют бесчисленные фанаты, то, чем он зарабатывает на жизнь. А быть может, Модификатор просто испытывает извращенное наслаждение, уничтожая и уродуя красоту?
Да, но возможно, причина совсем в другом. И мотив «маньяка со смартфоном» очень личный, связывающий преступника и Дэвида общим прошлым.
Я скомкала джемпер и сунула в угол сумки. Подняла с пола влажные, забрызганные снизу грязью брюки. В заднем кармане прощупывалось что-то тонкое и плотное. Взявшись кончиками пальцев за уголок, я вытащила подмокшую фотографию. Как же я могла про нее забыть?! В очередной раз меня настигли сожаления о выпитом вчера. Я огляделась, соображая, как лучше подсушить фото. Вспомнила о фене в ванной и бросилась туда.
Копию снимка сделала для меня Лив. Мы рассматривали старые школьные альбомы — самой Лив и ее брата. Там было несколько фото с представления сказки, которое показывал 6-й «В». Участие в спектакле входило в учебный план по датскому, так что Дэвиду тоже пришлось выйти на сцену. Он оказался в кадре, когда родители делали общее фото участников представления после его окончания. Дэвид стоял последним слева, и его лицо чуть не до подбородка скрывала огромная солдатская каска: парню досталась роль стража. Чтобы хоть что-то видеть, бедняга задрал голову и выглядел высокомерно и в то же время забавно в шинели не по росту и выглядывающих из-под нее наподобие клоунских башмаков здоровенных армейских ботинках.
— Возможно, те две минуты, что Дэвид махал копьем на сцене, положили начало его карьере, — пошутила Лив, припоминая давнишнюю постановку. — Хоть роль была крошечная и без слов, смотрелся он на удивление… м-м, аутентично.
Я направила на глянцевую карточку поток горячего воздуха. Да, Дэвид всегда был бойцом. Ведь для этого он и вернулся — чтобы больше не бежать от прошлого. Неужели он проиграет эту схватку, стойкий оловянный солдатик? Насколько пострадало его лицо? Генри не посвятил меня в детали, но я догадалась, что Модификатор снова взялся за нож. Пыталась хоть немного успокоить себя тем, что маньяк пока не трогает жизненно важных органов, значит, хочет помучить жертву, а не убить. Лицо — это все-таки не сердце и не печень. Дэвид сильный, он выживет. А шрамы… Пластическая хирургия сегодня творит чудеса. К тому же шрамы можно скрыть татуировками.
Но ни один из доводов рассудка не приносил утешения. Что, если в раны попадет инфекция? Что, если Дэвида ослабит потеря крови? Что, если маньяк со смартфоном продолжит издеваться над пленником и в следующий раз перейдет к серьезным увечьям? Сколько может выдержать даже самый сильный человек? Даже тот, кто с детства привык к боли?
Фотография в моей руке затряслась. Господи, да за что же ему такое?!
Резкий звук прорезался сквозь монотонное гудение фена. Хоть бы это был Борг!
Я выдернула вилку из розетки и кинулась в комнату, к оставленному на кровати телефону.
— Але? — выдохнула, приняв вызов. Ухо заболело, так сильно я прижала к нему мобильник.
— Говорит Борг, — ответил раздраженно знакомый голос. — Позвольте спросить, какого черта вы делаете в Хольстеде?
Потрясенная, я опустилась на кровать: ни фига себе! Следователь — ясновидящий или на меня прицепили «жучок»?
— Как вы узнали? — только и смогла выдавить я.
— Значит, вы действительно там!
Упс! Похоже, я только что здорово ступила.
— Ну давайте порадуйте меня, — продолжал полицейский совсем не радостным тоном. — Скажите, что прошлую ночь вы не провели с Эмилем Винтермарком.
— Нет! — Я вскочила с кровати, но тут же скисла, наткнувшись взглядом на выпачканные брюки. — То есть да, но… между нами ничего не было. Я думаю, что не было. Я… просто вырубилась, и…
— Вы напились, без приглашения заявились к Винтермаркам и провели ночь в постели Эмиля, — произнес Борг голосом судьи, зачитывающего приговор. — Я вас не понимаю. Сначала вы пытаетесь всех убедить, что брат Дэвида — главный подозреваемый, а потом предоставляете ему железное алиби. В какие игры вы играете, Чили?
В голове у меня что-то щелкнуло:
— Это Эмиль? Он вам про меня рассказал?
— Надеюсь, сейчас вы дома?
— Да. Я… — Машинально я провела ладонью по уложенным в сумку вещам. — Я собираюсь. Хочу сесть на ближайший поезд до Орхуса.
— Можете не спешить, — категорично сказал Борг. — Я подъеду через полчаса. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
Чтобы хоть немного успокоиться, я решила сварить кофе. Следователь говорил про алиби. Значит, полиция серьезно взялась за Эмиля? Новое фото появилось в «Инстаграме» рано утром. Во сколько начинает работать пекарня? Мог Эмиль успеть провернуть все до ее открытия или кто-то из коллег его прикрывает? Боже, башка уже пухнет от вопросов, на которые невозможно найти ответы. Где Эмиль мог бы держать брата? Уж точно не дома, там Лукас подслушивает под дверьми. Зачем ему вообще все это? Неужели из-за денег?