Мое лицо первое — страница 93 из 112

— Если честно, это я виновата. Я его спугнула, — призналась я. — Тоже хотела спросить парня кое о чем… О другом. А он увидел меня и сбежал.

— А о чем, собственно… — начал, насторожившись, Борг.

Я быстренько перевела стрелку:

— Может, его сестра знает, где Лукас? Я ее сейчас дам.

Не дожидаясь ответа, я протянула телефон Мие.

— Это полиция, — сказала я громко, чтобы Борг слышал. — Насчет Лукаса. Они тебе все объяснят.

Ошарашенная девушка взяла телефон и нерешительно поднесла к уху. Я следила за сменой выражений на лице утонченной копии Единорожка и размышляла, что Лукас хотел сказать загадочной надписью. Ведь если имена на обратной стороне снимка написал он, то явно потому, что хотел оставить мне послание. Может, АЛКА означает: ты застраховала свою жизнь? Типа убирайся отсюда, а останешься — пеняй на себя? Такая замаскированная угроза. Или предупреждение.

Блин, как-то это чересчур сложно. Лукас — пятнадцатилетний подросток, а не Макиавелли. И утром на кухне он прямо посоветовал мне катиться на легком катере, без всяких шифров и кодов. Черт, как же трещит башка! Давление, что ли, подскочило от нервов? М-да, вот так и приходит старость. В двадцать четыре года.

Мия по другую сторону стола между тем то отвечала односложно «да» или «нет», то вставляла пару слов, которые ничего мне не говорили, то неопределенно хмыкала, поглядывая на меня с тревогой. Я подавила желание прикусить зубами ногти. О чем они там треплются? Может, Мия знает, что означает загадочная надпись? Все-таки они с Лукасом близнецы.

Наконец девушка передала мне нагревшийся в ее руке телефон. Борг уже отключился. Мне ужасно хотелось расспросить ее, но я сдержалась. Выглядела Мия после общения с панцирем потерянной.

— Они что, подозревают Лукаса в чем-то? — Девушка нервно смяла в руках салфетку. — Вот придурок! Вечно он всякой фигней страдает. То граффити малюет на остановках, то столько прогуливает школу, что его грозятся на второй год оставить, вот теперь это… Лукас — просто дурачок: играется в свои идиотские игры и даже не задумывается о последствиях!

По словам Мии выходило, что брат мог надписать фото, чтобы просто привлечь к себе внимание. В школе его считали за днище, да и дома обращались хуже, чем с собакой, так что бедняга периодически откалывал всякие номера в надежде на одобрение и уважение окружающих. Может, действительно за счет меня Лукас хотел повысить самооценку, придать себе важности? Я уже не знала, чему верить.

Мия пообещала сообщить, если узнает, куда подевался блудный брат, и утарахтела на своем мопеде. Я поехала на велике домой, размышляя по пути, стоит ли мне вернуться в Орхус, как планировала, или задержаться в Дыр-тауне. Хотелось остаться хотя бы потому, что меня гнал из городка какой-то сопливый мальчишка. С другой стороны, чем я еще могла помочь? Скорее, опять помешаю. А в Орхусе у меня универ и работа. То и другое бесконечно ждать не будет. Впрочем, бесконечно и не придется. Сколько сможет выдержать Дэвид, если маньяк продолжит кромсать его ножом? Ох, лучше об этом даже не думать!

Когда я подъехала к дому, уже наступили сумерки. Велик в калитку вкатила на автомате, погруженная в свои мысли. Поэтому, когда ко мне шагнула крупная тень и гаркнула: «Чили!», я с визгом отскочила в сторону и выронила велосипед. Он рухнул между мной и незваным гостем, брякнув звонком и больно ударив меня педалью по голени.

У входной двери вспыхнула лампа: сработал индикатор движения. Ее свет выхватил из полумрака высокую плечистую фигуру. Бородатый детина, похожий на бродягу, застенчиво улыбнулся, демонстрируя дыру на месте передних зубов:

— Привет! Не узнала?

Я прижала руку к груди, пытаясь удержать рвущееся наружу сердце.

— Нет! Вы кто такой? Что вам тут надо? Это частная собственность!

Незнакомец сник. Почесал светло-русую бороду. От него несло куревом и спиртным, хотя на ногах он вроде держался твердо.

— Еппе я. Мы учились вместе. В школе. Помнишь?

Я всмотрелась в странного персонажа. Кто его знает. Может, и правда Еппе. Но после рассказов Лив доверия у меня бывший одноклассник не вызывал.

— Смутно, — отрезала я. И прибавила: — Кстати, разве ты не должен сейчас сидеть за решеткой?

— Нет, — мотнул головой то ли Еппе, то ли не Еппе. — Меня на днях освободили. Досрочно. Я услышал, что ты приехала. Вот и подумал: зайду…

— Я уже уезжаю. — Я решительно подняла велосипед. — Через час поезд.

Сердцебиение почти пришло в норму, но мне совсем не улыбалось общаться в темноте с бухим типом, к тому же только что отбывшим срок.

— Это правильно, — закивал незваный гость. — Не надо тебе тут. Темные наступили времена. Темнота расползается. Даже в детях она. Посмотришь, сердце вроде малое, светлое — а внутри уже пятно. А все из леса. Там она притаилась, тьма-то.

Бородач бухтел за спиной, прошаркав за мной к входной двери, а я, как назло, все никак не попадала ключом в замочную скважину. На велик уже плюнула — завтра его под навес поставлю. Если, конечно, еще сегодня не свалю отсюда. Дыр-таун и его обитатели нагоняли на меня беспросветную тоску и липкий, как паутина, страх.

Наконец ключ скользнул, куда надо, повернулся, и я с облегчением заскочила в дохнувший на меня жилым теплом коридор.

— Извини, мне пора! — почти крикнула я сунувшемуся следом детине. — Приятно было поболтать.

Дверь захлопнулась у Еппе перед носом, ограждая меня от зрелища опухших и красных, как у кролика, глаз под разросшимися бровями. Вот же ж блин! В школе был вроде симпатичным парнем, а теперь его можно на плакат «Что делают с молодежью наркотики и алкоголь».

Меня немного беспокоило, не будет ли бородач настойчиво названивать в дверной звонок, но, к счастью, этого не случилось. Из окна я видела, как он потоптался у входа, но потом развернулся и ссутулившись поплелся прочь.

Я подумала, что неплохо бы снять стресс после всего пережитого бокальчиком красного вина или, в крайнем случае, пива. К сожалению, домашний бар оказался пуст. Если честно, мне казалось, что там должны были оставаться вино и шнапс. Но я наведывалась в Хольстед последний раз так давно, что мне могла изменить память.

Какое-то время я бродила по дому, не находя себе места и не зная, чем себя занять. В голове теснились бесконечные вопросы. Как там сейчас Дэвид? Узнала ли полиция что-то новое? Нашел ли Магнус Борг Лукаса? При чем тут АЛКА? Зачем приперся Еппе? Сколько времени займет у эксперта Генри Кавендиша поиск человека, выложившего в «Инстаграме» жуткие посты? Ехать домой или задержаться здесь?

Намотав бесцельно с десяток кругов, я упала в кресло в гостиной и взяла пульт телевизора. Потом вспомнила, что экономлю и не плачу за лицензию[54], и вытащила из кармана телефон. Кажется, я обещала друзьям перезвонить.

В это мгновение мобильник сам зазвонил у меня в руке. Генри Кавендиш. Ого! Неужели хорошие новости от того компьютерщика? Или… снова что-то в инсте?

Я уставилась на телефон так, будто это была банка с обернутой газетой крышкой из моего сна. В горле внезапно пересохло, голова закружилась. Спокойно! Должен же сегодняшний день принести хоть что-то положительное? Пусть посланцем добра будет англичанин.

Голос Генри действительно звучал гораздо бодрее, чем во время нашего короткого вчерашнего разговора. Несмотря на это, новость, которую сообщил англичанин, потрясла меня, вызвав едва контролируемую ярость.

— Что значит вы уезжаете?! — заорала я в телефон, путая от избытка чувств английские и датские слова. — Бросаете Шторма, да? Его изуродовали, и он стал не нужен? Вы только за этим сюда и приезжали — найти лицо агентства. А теперь, когда на Шторме больше не заработаешь, пусть сам выпутывается, всем на него плевать!

Бедняга агент пролепетал что-то о срочных делах в Лондоне, о том, что он и так надолго все оставил, что он продолжит финансировать поиски Дэвида как частное лицо, что его присутствия требует «Некст».

— Ну и катитесь в свой гребаный Лондон! — рявкнула я и, сбросив вызов, отшвырнула мобильник в сторону.

Конечно, минут через пять я отошла и принялась искать телефон. Да здравствует защитная пленка и чехол: его пластик треснул, но сам мобильник остался невредим.

Итак, Генри уже в аэропорту, и он увозит с собой Флавию. Остаемся только Магнус Борг и я. Кажется, за Дэвида еще переживает Мия — в раскаяние Сюзанны я не верю. Но что может сделать девочка-подросток? Я в свое время ничего не смогла. Только дров наломала.

Да, но сейчас-то я не ребенок. Ну же, Чили, пораскинь мозгами. Может, в Хольстеде есть еще кто-то, кто может навести тебя на след Дэвида или его похитителя?

Я бросила метаться по комнате и подошла к окну. Уставилась в подсвеченную фонарями темноту. Светлые пятна были перечеркнуты качающимися черными тенями — ветвями деревьев. Поднимался ветер. Возможно, ночью на побережье обрушится шторм — так часто бывает в это время года.

Стоило отвлечься от тревожных мыслей, и стало слышно, как посвистывает в старых оконных рамах, подвывает тоскливо на чердаке. Наверняка утром на дорожке будет полно обломанных веток, а все стоки забьют мусор и клочья увядшей листвы.

В пустом доме было неуютно, сквозняк холодил ноги. Одиночество и ожидание шторма угнетали меня, лишая самообладания. Я почувствовала необходимость оказаться рядом с другим человеком, с кем-то, с кем я могла бы поговорить. Лив отпадала — она работала вечером. Борг, возможно, уже на пути в Орхус. В любом случае он слишком занят, чтобы составить мне компанию. Не тащиться же мне, в самом деле, в местную бодегу — приют безнадежности и местных алкоголиков?

Я заметила огонек в окне соседнего дома. Не виллы Винтермарков, а другой, на нашей стороне улицы. Пост… Следователь ведь упоминал о нем, но в связи с чем? Стоп! Кажется, именно от старика Борг впервые услышал историю о любовнике Сюзанны. Полицейский еще назвал соседа наблюдательным. Что, если общественник Пост, всюду сующий свой нос, видел что-то еще? Что-то важное, что все упустили из виду, даже панцири.