Побуждаемая внезапным порывом, я выбежала в коридор и натянула куртку. Объяснение своему неурочному визиту придумывала уже на ходу. Всегда можно попросить у соседа немного сахара или муки. Насколько я знаю одиноких стариков, их хлебом не корми, а только дай поболтать да повспоминать молодость. Вот пусть Пост и потрясет своей копилкой воспоминаний…
Следом за моим звонком за входной дверью с витражным стеклом послышался запоздалый и изрядно осипший лай. Неужели пес Поста еще жив? Ему же должно быть больше двенадцати лет! Хотя, говорят, маленькие собачки живут дольше.
Я терпеливо дожидалась шаркающих старческих шагов, придерживая капюшон. Ветер рвал полы куртки, пытался запустить ледяные пальцы мне за шиворот, швырялся в лицо редкими пока дождевыми каплями. Наконец дверь отворилась. На меня уставились подслеповато щурящиеся глаза.
— Здравствуйте! — Я окинула взглядом низенького упитанного старичка, сжимающего в руке очки для чтения. Лысина, обтягивающая округлый живот жилетка, мягкие войлочные тапки. У тапок — тоже сильно полысевший и поседевший бульдожек, который смотрел на меня, высунув кончик языка. — Я ваша соседка, Чили. Приехала на выходных забрать кое-что из дома. И вот, представляете, забыла купить кофе.
Я заготовила целую речь про ненастье, велосипед и магазин, который не помню, когда закрывается, но она не понадобилась. Глаза Поста засветились радостью, он широко улыбнулся, демонстрируя вставные зубы — наверное, уже предвкушал, как завтра будет рассказывать местным старушкам последнюю горячую новость. Еще бы, подружка чокнутого отцеубийцы заявилась в город сразу после похищения. Да общине дыртаунских пенсионеров до конца года будет о чем посудачить!
— Чили, какая приятная неожиданность, проходи-проходи. — Пост отступил в коридор. Бульдожек хрюкнул, повернулся ко мне жирным задом и поковылял вглубь дома.
Хозяин усадил меня в гостиной, больше похожей на музей: вязаные салфетки на столе и комодах, гобеленовые подушки, тяжелая мебель темного дерева, сельские пейзажи в позолоченных рамах. На одном из плюшевых кресел я заметила клубок толстых ниток с торчащим из них крючком. Неужели салфеточки вязал сам Пост?!
Старик угостил меня кофе, подробно расспросил о моем орхусском житье-бытье, снабдил последними местными сплетнями. Например, я узнала, что дом Винтермарков купила пожилая пара с кучей внуков и двумя йоркшир-терьерами, что хольстедский священник ушел на пенсию, и теперь община должна выбрать нового из двух кандидатов, что мальчишка Винтермарков, переодетый в костюм единорога, разрисовывает стены похабщиной и мочится под двери добропорядочных граждан.
Интересно, фамилия Винтермарк уже дважды всплыла в нашей беседе случайно или Пост специально решил сосредоточиться на легендарном семействе в надежде, что вытянет из меня что-нибудь про Дэвида? Я сделала вид, что заглотила наживку, и разговор плавно перетек на поиски Шторма, развешанные по городу плакаты и сегодняшнюю газету, лежавшую на журнальном столике.
Почесывая загривок бульдожка, старик долго разорялся на тему «О времена! О нравы!»: вот, мол, теперь даже преступники испортились. Снимают свои преступления на телефон и выкладывают на всеобщее обозрение, совсем страх потеряли. Я не возражала, хотя могла бы сказать, что маньяки практиковали подобное чуть ли не с тех пор, как появился фотоаппарат, просто раньше Интернета не было. Я это знаю, потому что пару месяцев назад помогала редактировать книгу о серийных убийцах.
Хорошо, что промолчала, потому что Пост сам свернул к интересующей меня теме.
— Несчастный мальчик, от рождения обреченный недоброй судьбой. — Старик качал лысой головой, прихлебывал кофе, причмокивал, а на его коленях чмокал пес, вылизывая хозяйскую руку. — Нет, я не верю во всякие там дурные метки и знамения, но посуди сама: разве принесет в семью счастье прижитый неизвестно от кого ребенок, разные у него глаза или нет…
Пост бросил на меня неожиданно острый взгляд из-под морщинистых век.
Я сделала удивленное лицо. Следующие полчаса старик обстоятельно, смакуя подробности, рассказывал мне историю с шалашом и Бубой — так звали бульдожка, — сорвавшимся с поводка во время прогулки по лесу.
Я слушала и вспоминала Лясоля из желтой тетради. Бродяга, который поселился в шалаше, тоже очень неплохо играл на гитаре. Вот только в отличие от сказочного короля у него была собака — дворняжка, у которой началась течка. Кобелек Поста рванул на манящий запах, хозяин поспешил за ним.
— Вполне возможно, что сучка этого бездомного тоже принесла приплод, — похихикивая, сказал старик, размеренно почесывая бульдожкину шею. — Пусть она была больше Бубы в два раза, но моего малыша это не остановило. Эх, молодость, молодость…
Мне стало противно. Я вспомнила, как Пост пресмыкался перед отцом Дэвида, как докладывал ему, чей питомец оставил «колбаску» у его изгороди, невзирая на табличку с предупреждением для хозяев, и кто из соседей запарковал машину, блокируя выезд из ворот.
Я уже собиралась встать и уйти, когда одна сказанная стариком фраза пригвоздила меня к месту.
— Кстати, тот шалаш все еще стоит в лесу, у водопроводной станции. «Алка», знаете? Мы с Бубой продолжаем гулять там, когда хорошая погода. Правда колени у меня уже не те, да и Бубу мучает одышка…
— Постойте! Как вы сказали? — перебила я Поста, забыв о вежливости. — Что-то о водопроводной станции?
— Ну да. — Недовольный, что его прервали, Пост выпрямился в кресле. Песик подтявкнул и запыхтел, роняя слюни. — Остатки шалаша находятся рядом с ней.
— Да-да, — заторопилась я, боясь упустить мысль. — Но вы сказали «Алка». При чем тут она? Это же страховая компания.
Сосед снова продемонстрировал вставные зубы:
— Так это название станции. Насколько помню, страховое общество частично финансировало строительство. Отсюда и название. Одновременно благодарность жителей города и реклама.
Я с трудом удержалась, чтобы не двинуть себя кулаком по лбу. Ну конечно! Я же сама видела надпись на стене станции, и десять лет назад, и совсем недавно, когда моталась в лес. Просто она стала одной из деталей, на которые не обращаешь внимания, настолько они кажутся несущественными.
— Спасибо вам! — Я отставила свою чашку и поднялась. — За кофе и… за все. Мне нужно идти.
Бульдожек распахнул полузакрытые от ласки глаза и возмущенно фыркнул. Он был прав: как я могла быть такой тупицей! Нужно немедленно сообщить Боргу о водопроводной станции. Немедленно!
Сделать все по-взрослому Десять лет назад
14 марта
Ой что сегодня было!!! Наверное, Д. сделал это потому, что на следующей неделе у нас каникулы — Пасха же. А на каникулах папа, конечно, будет дома — меня, болезную, опекать и грелками обкладывать. Но сегодня па в школе и придет наверняка поздно — все-таки последний день четверти, нужно все дела закончить. Д. это точняком просек, потому и сбежал с уроков — ко мне! Ну ладно, буду рассказывать по порядку.
В общем, сижу я такая в кровати, пытаюсь читать, что задано по датскому, носом клюю. Скучища смертная! И тут — вроде как стук. Но у входной двери у нас звонок. Зачем бы кому-то стучать?
Я замерла, прислушиваясь. Думаю: кому не надо, устанет и уйдет. А кому надо, в звонок позвонит. Но неизвестно кто оказался настойчивым: долбился как дятел, изредка делая паузы. Мне стало жутковато. Казалось, загадочный кто-то в мгновения тишины прижимается к двери огромным ухом и слушает: как там я? Что делаю?
Не выдержав, я сползла с кровати и почему-то на цыпочках подошла к окну. Выглянула наружу, прячась за занавеской. Думала, может, это почтальон с посылкой или заказным письмом? Но у входной двери не увидела никого! Вот когда я чуть не поверила в чертовщину!
Все так же на цыпочках спустилась по лестнице. Внизу стало ясно, что стук доносится не со стороны парадного входа, а от задней двери, которая ведет в сад за домом. Кому могло понадобиться ломиться к нам с той стороны?! За оградой — только голые сейчас поля. Даже калитки с той стороны нет.
Я огляделась по сторонам и на всякий случай прихватила в коридоре теннисную ракетку, висящую на стене. Не ахти какое оружие, но лучше, чем ничего. По стеночке прошла к задней двери. Не хотела быть заметной через матовое стекло. За ним виднелся темный силуэт: женщина или мужчина — не понять, но вроде кто-то не слишком большой. Это меня немного успокоило.
— Кто там? — сипло спросила я, сжав рукоять ракетки двумя руками.
Стук прервался.
— Дэ… Дэвид, — послышался из-за стекла робкий голос.
— Дэвид?!
Сунув ракетку под мышку, я завозилась с замком. Дверь распахнулась, и я увидела Д.: замерзшего на ветру, с покрасневшим носом, забрызганными до колен штанами и комьями грязи на кедах. Разные глаза нерешительно смотрели из-под растрепанной челки.
— Проходи, только обувь сними, — сказала я, сунув ракетку на сушилку для белья. — Ты что, через поле шел? А потом перелез через забор?
Д. кивнул и принялся старательно сковыривать с ног бурые и тяжелые от грязи кеды. Я догадалась, что в обход он пошел из-за соседей: Пост или старушки, живущие выше по улице, с удовольствием доложили бы о неожиданном визитере папе или старшим Винтермаркам. У них одно развлечение — в окна пялиться день-деньской да языком чесать.
Я заметила покрасневшие от холода босые ноги Д.: на нем не было носков. Он переступил с ноги на ногу и закатал грязные штанины — не хотел запачкать наш пол.
— Пойдем. — Я ухватила его за руку и потащила наверх.
Приткнув гостя у дверей папиной спальни, я залезла в комод и нашла в ящике длинные шерстяные носки. Протянула их Д.:
— Вот, надень.
Он мотнул головой.
— Надень. А то меня дрожь пробирает, стоит на тебя глянуть. — Я кивнула на его ноги, больше похожие цветом на гусиные лапы. — А меня и так знобит от температуры.
Щеки Д., и без того нахлестанные ветром, еще больше покраснели, но носки он взял и надел. Мы пошли в мою комнату.