нила в них батарейки. Бросилась обратно, лихорадочно перерыла все в ящиках комода и горки. Сообразила вытащить батарейки из старых настенных часов, кинулась обратно к велосипеду. Выкатила на улицу и поняла, что путь до леса займет гораздо дольше тридцати минут. Ветер бил прямо в лицо, срывая с головы капюшон и бросая в лицо пригоршни ледяной воды. Велик дергало из стороны в сторону, под колеса то и дело попадали отломавшиеся ветки, иногда он буксовал в кляксах мокрой листвы. Я мужественно продолжала давить на педали, мысленно проклиная себя за то, что просто не вызвала такси. Хотя, учитывая прошлый опыт, не известно еще, сколько пришлось бы ждать машину.
Вскоре, впрочем, мне пришлось целиком сосредоточиться, чтобы удержаться на велосипеде и продвигаться вперед, переключая скорости в зависимости от направления ветра. Я потеряла чувство времени: казалось, дорога до леса заняла целую вечность. Под курткой я обливалась потом, но руки и лицо заледенели, пальцы почти не гнулись. В ушах гудело и ревело, от непрерывного шума начала болеть голова.
В лесу стало полегче: ветер гнул макушки деревьев, едва видимые на фоне темного, затянутого тучами неба, но за плотную стену стволов проникал уже ослабленный, усмиренный. С велосипеда, правда, все равно пришлось слезть: дорожку развезло, то и дело на ней попадались обломанные ветки и сучья.
Белого света переднего фонаря хватало ровно настолько, чтобы видеть, куда ступать. Хорошо хоть, единственная дорожка шла мимо водопроводной станции и раздваивалась уже дальше, у заброшенного стрельбища.
Я медленно продвигалась дальше, высматривая впереди ограду из сетки-рабицы и выступы бетонных колодцев, которые располагались вокруг здания. Сапоги скользили по мокрой земле, велосипед буксовал в лужах и чужих следах — чей-то велик оставил в грязи заполненную водой колею.
Последнее тепло вытекло из меня, когда небо выжало над головой очередную грязную тряпку-тучу. Но тут первый бетонный круг блеснул мокрой железной крышкой в свете фонарика. Теперь уже недалеко.
Шины велосипеда зашуршали по гравию подъездной дорожки. Ее перегораживали запертые ворота. Великолепно! Водопроводная станция — вот она. Стоит темная, как и полагается, ни огонька. А вокруг — забор. Интересно, как я за него проберусь? Об этом как-то не подумала. Как и о том, каким образом попаду в закрытое помещение с сигнализацией. Ночная вылазка внезапно показалась мне страшно глупой. С чего я вообще взяла, что Дэвид тут?! Может, эти ворота уже полгода никто не отпирал!
Я взвесила на ладони замок. Струйка дождевой воды тут же затекла в рукав, заставив вздрогнуть и поежиться. Замок-то, кстати, самый обычный. К такому ключ подобрать — пара пустяков. А вот с дверями станции уже сложнее. Может, там я смогу обнаружить следы взлома?
Приткнув велик в кустах, я сняла с рамы передний фонарик и медленно пошла вдоль сетки, выбирая место, где было бы удобнее перелезть через забор. Вот то ли сирень, то ли черемуха совсем близко к нему разрослась. Если свалюсь, так хоть ветки спружинят.
Я выключила фонарик и сунула в карман. Подышала на влажные пальцы, энергично согнула и выпрямила их несколько раз, стараясь вернуть им чувствительность и подвижность. Уцепилась за верхнюю перекладину рамы и сунула носок сапога в ячейку сетки. Рывок, еще один. Теперь перекинуть через забор ногу… Ох, бли-ин! Кажется, я что-то потянула. Очень неудачно: с внутренней стороны бедра и в паху. Ой, больно-то как! А самое ужасное, что вишу пузом на заборе, а ногу поднять не могу. Можно, конечно, попробовать соскользнуть назад, но тогда все — закончится мое приключение. Снова эту высоту я уже не возьму. А вдруг Дэвид все-таки там? Один, без медицинской помощи. А я сдамся из-за какой-то растянутой мышцы?! Эх, надо было с Крис ходить на йогу, когда звали!
Стальная рама больно врезалась в живот. Я поерзала, чтобы облегчить давление, но пах тут же прострелила боль. Я не сдержала стон. Блин, даже если свалюсь в сирень, как до дома доберусь на велике?
Внезапно к шуму дождя и гулу ветра в кронах прибавился новый звук, который заставил сердце затрепетать. Кто-то ломился через кусты — в мою сторону! Судя по треску сучьев — кто-то большой, тяжелый и, скорее всего, очень опасный.
Ужас придал мне сил: я закинула-таки на забор одну ногу, здоровую. Но дальше дело не пошло: поврежденная нога не слушалась, тянула обратно. Я задергалась отчаянно, как пойманная в силки куропатка. Треск раздавался уже совсем близко.
— Держись! — проревел сзади мужской голос, заглушая стоны бури.
В мои ягодицы вцепились чьи-то большие сильные руки.
Мамочки! Я пнула больной ногой что-то мягкое, оттолкнулась от него и мешком перевалилась через забор. Рухнула на короткую щетку травы. Бедро ножом полоснула боль, отдаваясь в пах. Но жалеть себя было некогда. Луна, выглянувшая между разорванных ветром облаков, осветила черную грузную тень, оседлавшую ограду. Преследователь лез за мной!
Я вскочила на ноги. Вернее, на одну ногу — на вторую опираться приходилось с большой осторожностью.
— Не подходи! — завопила я, пятясь от человека, спрыгнувшего на территорию станции. — Сюда уже едет полиция!
Конечно, никакой уверенности в этом у меня не было, но любителю хватать беззащитных девушек за задницу знать это было совсем не обязательно.
— Чили! — Ко мне потянулись длиннопалые руки. В лунном свете блеснули струйки дождя, сбегающие по слипшейся сосульками бороде.
Черт! Это не Лукас. И даже не Эмиль! Какого хрена тут делает Еппе?!
— Ты же сама сюда полезла. — Мой преследователь развел в стороны лапищи. — Зачем полиция?
— Не прикидывайся идиотом! Ты знаешь, почему я здесь! — Вот так! Нападение — лучшая тактика защиты. — Сам же болтал о тьме, выползающей из леса, или хрени в этом роде. И… и… Ты же не просто так сюда приперся среди ночи, — скомкано закончила я.
— Я шел за тобой. — Еппе тряхнул головой, как собака. Брызги с его волос хлестнули меня по лицу.
— З-зачем? — Зубы предательски щелкнули. Дрожащими пальцами я нащупала телефон в кармане, но гладкий корпус выскальзывал, как заколдованный.
— Не хотел, чтобы с тобой случилось плохое. — Вода стекала Еппе в глаза, и он часто моргал и шмыгал носом, что делало его похожим на того мальчишку, каким он был десять лет назад.
Внезапно меня накрыла уверенность, что он не причинит мне зла: слишком виноватый и потерянный у парня был вид. Несмотря на бороду и высокий рост, он больше напоминал заблудившегося в лесу ребенка, чем хладнокровного преступника. И еще я поняла: Еппе боится. Он то и дело косился в темноту, взблескивая белками в лунном свете; плечи его судорожно вздрагивали, когда буря особенно яростно рвала и ломала древесные кроны.
— И что плохого, по-твоему, может со мной случиться? — спросила я, стараясь не стучать зубами.
Еппе бросил быстрый взгляд в сторону здания станции и опустил глаза. С кустистых бровей закапало на скулы. Если он и знал что-то, то не собирался мне говорить. А я не собиралась всю ночь торчать под дождем и ждать, когда Еппе разродится.
— Я иду туда, — сказала я твердо и повернулась к зданию. Поврежденное бедро снова напомнило о себе, но я, как могла, превозмогала боль.
Сзади захлюпало: поколебавшись мгновение, самозванный телохранитель двинулся за мной.
Луна скрылась за тучами, и вокруг снова стало темно. Я вспомнила про велосипедный фонарик, зажгла его и направила бледный конус света на кирпичную стену. Ага, вот и дверь. Конечно, запертая и со значком сигнализации на стекле. Мелькнула мысль, что все это я уже проходила. Я бы без колебаний разбила стекло — было бы чем. И будь я уверена, что Дэвид действительно внутри. Но мне совсем не улыбалось быть задержанной охранниками за взлом пустого помещения в компании пьяного зека. Это уже номинация на премию Дарвина за самое тупое преступление года!
— Подвал, — раздался голос Еппе у меня над ухом, и я едва не выронила фонарик. — На подвальные окна и двери не всегда ставят сигнализацию.
Я обернулась к бородачу, стараясь не светить ему в лицо:
— Откуда ты знаешь?
Еппе отвел глаза. Ну да, конечно. Деньги на выпивку и сигареты откуда-то надо было брать.
— Ладно. Поищем подвал, — согласилась я.
Мы побрели вокруг здания, пригибаясь под порывами ветра. Боль в бедре постепенно утихала, хотя я все еще прихрамывала и ставила ногу с осторожностью.
Ступеньки в подвал, усыпанные нанесенной штормом листвой, обнаружились на задней стороне здания. Еппе первым шагнул на лестницу — я подсвечивала фонариком — и рухнул в темноту, поскользнувшись на мокрых листьях. Я нашла его лучом, ориентируясь на приглушенные воем стихии проклятия. Горе-взломщик копошился в куче мусора у двери, пытаясь подняться на ноги.
— Ты цел? — обеспокоенно крикнула я сверху.
Еппе буркнул что-то в ответ, ища опору, схватился за ручку двери и повалился внутрь!
Я осторожно спустилась по ступенькам и обнаружила, что кто-то просто отжал замок ломом — в крашеной древесине остались отчетливые вмятины. Я посветила на бетонный пол. Луч пробежал по мокрым кроссовкам Еппе — тот уже встал, потирая колено — и высветил грязные следы: свежие и старые, подсохшие. Отпечатки подошв путались, накладывались друг на друга. Тут ходили раньше, и кажется, не один человек.
Сердце заколотилось, предчувствие стиснуло горло: вот оно!
— Твоя работа? — Я направила свет прямо Еппе в лицо. Оставалась возможность, что он уже бывал здесь. Что он знал про дверь, потому меня сюда и потащил.
Парень зажмурился и затряс головой. Мелкие капли на его волосах сверкнули в луче фонаря.
— Тогда чья? — требовательно сказала я, обращаясь больше к самой себе: вряд ли Еппе знал ответ.
Он снова тряхнул встопорщенными лохмами и уставился на меня, прикрываясь ладонью от света:
— Нехорошо тут. Темно. Чуешь? Не надо тебе тут.
Я выудила из кармана телефон. Черный корпус блестел от влаги. Дохлый. Черт, черт, черт! То ли батарея села, то ли аппарат промок насквозь.