удивление оказались красивыми: карими и влажно блестящими, в
обрамлении густых ресниц, — но наполненными болью. Заглянув в этот
открывшийся глаз, Ариадна позабыла о своем страхе и чувствовала лишь
жалость. Вместо того чтобы убежать, она опустилась на колени рядом с
чудовищем и принялась перевязывать его раны, раздумывая о том, что
сталось с Тесеем: ведь наверняка эти раны — его рук дело…
Лили проснулась на следующее утро с двойственным ощущением. С одной стороны, она была неописуемо счастлива и радовалась, что скоро увидит Аполлона, а с другой — знала, что их связь будет недолгой. Скоро ей придется вернуться к своей привычной жизни, а Аполлону — к своей, какой бы она ни была. Их ступеньки находились на разных концах социальной лестницы, и между ними была пропасть: ни ему спуститься, ни ей подняться. Даже если Лили ему небезразлична, рано или поздно Аполлону придется жениться на представительнице своего круга, леди с безупречной репутацией. У Лили не хватило бы духа стать его любовницей. И одна лишь мысль, что отведенного им времени остается не так уж много, делала их отношения еще острее, еще притягательнее, и Лили поклялась себе наслаждаться каждой минутой.
Однако предвкушение встречи с Аполлоном отравлял страх перед Россом. Здесь, на частной вечеринке, трудно избежать встречи с ним. Решив, что об этом подумает позже, Лили собралась спуститься к завтраку вместе с Молл.
Казалось, в столовой собрались все присутствующие гости, несмотря на то, что было уже довольно поздно — за полдень — и время завтрака давно миновало. Впрочем, дамы и джентльмены, танцевавшие на балу до самого рассвета, с трудом поднялись и к этому времени.
В столовой накрыли три больших стола, чтобы могли уместиться все желающие, и вот теперь между ними быстро сновали лакеи: подносили кофейники и тарелки с холодным мясом, вареными яйцами и булочками. Лили почти сразу увидела Аполлона, и они тайком обменялись улыбками, а через мгновение, окинув взглядом столовую, заметила Ричарда рядом с миловидной леди — должно быть, женой.
Лили оставалось лишь посочувствовать этой даме.
Вместе с Молл они решительно направились к столу, за которым уже сидели Джон, чета Уорнер и, к сожалению, ее брат. Просто дальше от Ричарда сесть было уже некуда. Подняв голову, Лили заметила, что Аполлон задумчиво сдвинув брови, смотрит на барона.
Черт бы побрал его проницательность!
— Мисс Беннет! — воскликнул симпатичный мистер Уорнер, когда дамы подошли к столу, тотчас же поднялся со своего места, и его примеру, хоть и гораздо медленнее, последовали Джон и Эдвин. — И мисс Гудфеллоу! Ваше представление вчера вечером — это потрясающий успех. Мы с миссис Уорнер получили огромное удовольствие. Вы, должно быть, очень гордитесь своим братом: ведь, насколько я понял, именно он является драматургом.
Он повернулся к Эдвину, которого похвала явно застала врасплох, и ослепительно улыбнулся.
— Так и есть, — добавил Джон. — Мистер Стамп хорошо известен в театральных кругах благодаря своему интеллекту и остроумию. Мне довелось играть в двух его пьесах.
— Это чудесно, — воскликнула миниатюрная миссис Уорнер. — Вы очень талантливы, мистер Стамп. Лично я не смогла бы написать ни строчки, не говоря уж о целых пяти актах.
Лили поймала на себе взгляд брата и заметила в нем чувство вины. Ей давно уже пора было привыкнуть, что за проделанную ею работу восхваляют Эдвина, и все же Лили по-прежнему испытывала боль, хотя и совсем незначительную — словно укол в сердце.
На узком лице Эдвина возникло какое-то странное выражение, и он внезапно, раскинув руки, воскликнул:
— Господа! Прошу минуточку вашего внимания!
Все присутствующие разом повернулись к нему: одни настороженно, другие — выжидательно.
Среди большого количества слушателей ее братец чувствовал себя как рыба в воде. Отвесив поклон, он начал пробираться в центр столовой.
— Я получил много хвалебных отзывов о пьесе, которой вы имели возможность насладиться вчера вечером. Но сейчас я хочу представить вам истинный талант, настоящего автора этого шедевра. — Эдвин театрально выдержал паузу, а затем повернулся к Лили и отвесил поклон. — Пьесу «Исправившийся мот» написала моя сестра, мисс Робин Гудфеллоу!
Лили не смогла скрыть удивления и с мгновение, широко раскрыв глаза, смотрела на брата, пока Эдвин не улыбнулся и, взяв за руку, не вывел ее на середину столовой.
Гости повставали со своих мест и принялись аплодировать, и Лили не оставалось ничего иного, кроме как снова и снова приседать в реверансе. В дальнем конце помещения лакей постучал мистера Грейвса по плечу и что-то зашептал ему на ухо, после чего хозяин дома развернулся и вышел.
Посреди царившего вокруг оживления Лили спросила у брата:
— К чему все это?
Эдвин пожал плечами и печально взглянул на нее. Лили показалось, что он уже сожалеет о своем поступке.
— Пришло время, — шепнул он ей на ухо, поскольку аплодисменты не прекращались. — И, несмотря на мой эгоизм и мелочность, я действительно люблю тебя, сестренка.
Глаза Лили наполнились слезами, и она порывисто обняла брата, а поверх его плеча смогла разглядеть в толпе Аполлона. Он аплодировал вместе со всеми и был очень горд за нее.
Аполлон с удовольствием наблюдал, как зарделась и обрадовалась Лили: наконец-то обрела признание. Ему хотелось подойти к ней, заключить в объятия, сказать теплые слова, но они еще не достигли той степени близости, чтобы он мог публично заявлять на нее свои права, пока, поэтому он воспользовался моментом и незаметно выскользнул из столовой.
В коридоре сновали лакеи, не обращая на Аполлона никакого внимания. Он прошел по коридору и свернул за угол. Кабинет его дяди располагался в дальнем крыле дома на том же этаже, где проживали в своих апартаментах члены семьи.
Аполлон был почти у цели, когда его окликнули.
— Мистер Смит.
Развернувшись, Аполлон увидел озадаченно взиравшего на него Грейвса.
— Вы не заблудились, мистер Смит? Боюсь, в этой части дома нет ничего интересного, только мой кабинет.
— Прошу прощения, — беззаботно ответил Аполлон. — Должно быть, я свернул не туда.
— Несомненно. — Взгляд пожилого джентльмена стал более пристальным, и он вскинул голову. — Простите, мистер Смит, мы, случайно, не встречались раньше?
— Не думаю, сэр, — выдержав взгляд дяди, ответил Аполлон.
В конце концов, он сказал правду, потому что не помнил, чтобы кто-то из родственников отца приезжал к ним, разве что дед, чтобы сообщить о его зачислении в Харроу.
— Странно, — пробормотал хозяин дома, когда они шли обратно. — Что-то в вас напоминает мне… — Он осекся и покачал головой. — У меня такое чувство, будто я где-то вас видел.
Он замедлил шаг, когда они дошли до конца коридора, и Аполлон, несмотря на то что ему ужасно хотелось бежать отсюда без оглядки, последовал его примеру.
— Старый граф, мой батюшка, — вдруг сказал Грейвс, — был очень крупным мужчиной и здоровым как бык. В детстве я очень его боялся. Ни я, ни мой брат не унаследовали его телосложение, но, говорят, мой племянник почти его копия. Немного похож на него и мой сын Джордж.
Он взглянул на Аполлона, и в глазах его полыхнул страх. Больше он ничего спросить не успел: кто-то его окликнул.
Оба обернулись на этот звук и на фоне освещенного солнцем окна увидели мужской силуэт.
— А, Вэнс, — откликнулся Грейвс и повернулся к спутнику. — Прошу прощения, мистер Смит.
— Конечно, — обрадованно отозвался Аполлон, в то время как его дядюшка направился к слуге. До него донесся их тихий разговор.
— Надеюсь, у вас все под контролем? — спросил Уильям Грейвс.
— Как вы и приказывали, сэр, но если я мог бы…
Вэнс наклонился к хозяину и что-то зашептал на ухо, при этом повернувшись таким образом, что Аполлон смог разглядеть его лицо и увидел огромное багровое родимое пятно на левой щеке.
Сливаясь с полумраком коридора и ощущая, как заколотилось сердце, он отступил назад. Это лицо ему знакомо: видел четыре года назад в таверне Уайтчепела.
Прежде чем вернуться в столовую, Аполлон дождался, пока мужчины зайдут в кабинет. Значит, это человек состоит на службе у его дяди. Нет, в такие совпадения он не верил. А может, он и есть убийца? Мог ли Грейвс нанять Вэнса для такой работы? Но зачем?
Когда Аполлон вошел в столовую, гости все еще завтракали.
— Узнали что-нибудь? — как бы между прочим поинтересовался герцог Монтгомери, намазывая маслом гренок, когда он опустился на стул рядом.
— В уборной? — Аполлон изобразил удивление, словно вопрос сбил его с толку.
— Да будет вам! Не пытайтесь меня обмануть: бесполезно.
Он с хрустом вонзил зубы в гренок, а Килбурн со вздохом осознал, что, хоть он и не доверяет герцогу, в данный момент это его единственный союзник.
— Камердинер Уильяма Грейвса был в таверне в ту ночь, перед убийством.
Монтгомери перестал жевать.
— Вы уверены?
Килбурн бросил на него недовольный взгляд.
— У него на лице приметное родимое пятно.
— В таком случае мы должны выяснить, как давно этот человек служит у Грейвса.
— Каким…
Однако прежде, чем Аполлон успел закончить фразу, Монтгомери перегнулся через стол:
— Послушайте, Джордж, как давно у вашего отца этот камердинер?
— Три года, — медленно ответил Джордж и внимательно посмотрел на герцога. — А что случилось?
Мысленно выругавшись, Аполлон склонился над тарелкой, а Монтгомери как ни в чем не бывало продолжил:
— Странно. У него очень заметное родимое пятно. Я видел человека с похожим на Кипре два года назад.
На Кипре? Аполлон быстро взглянул на Джорджа Грейвса: интересно, поверил ли он в столь откровенную чушь? Судя по настороженному взгляду, не поверил.
Аполлон вздохнул, и пока гости беззаботно болтали, прошипел на ухо Монтгомери:
— Какого черта?
— А что такое? — Герцог потянулся еще за очередным гренком. — Просто спросил.