Мое любимое чудовище — страница 42 из 48

— Вы специально предупредили его? — прорычал Аполлон.

— И да и нет. — Монтгомери пожал плечами. — Мне скучно. Ничего не происходит. Иногда лучше запустить лису в курятник, чтобы посмотреть, выползет ли оттуда змея.

Аполлон гневно взглянул на герцога.

— Вы ничего не знаете о цыплятах.

— Да? — Монтгомери обаятельно улыбнулся, намазывая гренок маслом. — Если вы так думаете, то, возможно, вам не стоит спрашивать у меня советов относительно домашней птицы?

Это был вопрос? Аполлон задумчиво отхлебнул кофе. Стоило ли ему вообще доверять герцогу какую-либо информацию?

Он опять посмотрел на кузена, беспечно попивавшего чай. Джордж сказал, что четыре года назад Вэнс еще не служил у его отца, но это вовсе не означало, что он не выполнял его поручения. Ну и, конечно, Джордж мог попросту солгать. Возможно, отец и сын действовали сообща. В конце концов, Джорджу тоже было выгодно, чтобы Аполлона повесили.

Аполлон покачал головой, прожевав кусок вареного яйца. Если бы только у него были серьезные улики против Грейвса…

Решение пришло внезапно: необходимо предпринять еще одну попытку проникнуть в кабинет дяди, причем сегодня же вечером.


Когда Лили вернулась в свою спальню, Аполлон уже ждал. Его наглость должна была бы разозлить, но Лили, напротив, была счастлива… почти.

Грусть вызывали сомнения, что их отношения продлятся после этой частной вечеринки в доме Грейвса. Аполлон найдет убийцу, справедливость будет наконец восстановлена, и он вернется к привычной жизни. Вне всякого сомнения, Аполлон обладал спокойной решимостью, привык всегда получать желаемое. Он граф по праву рождения.

Ей, безродной актрисульке, в его жизни места нет.

Пребывание в этом доме подходило к концу, а вместе с этим и их отношения.

— О чем задумалась? — спросил Аполлон, лежавший на кровати в сорочке и бриджах, протягивая Лили руку.

Лили покорно подошла к нему. Какой смысл выяснять что-то, когда у них почти не осталось времени? Развернув Лили к себе спиной, Аполлон обнял ее и принялся освобождать от шпилек.

— Я уже говорил, что у тебя восхитительные волосы?

— Да обычные, каштановые, — пробормотала Лили.

— Нет, не так: они восхитительно каштановые, — возразил Аполлон и поднес к лицу шелковистую прядь. — А какой аромат!..

Лили счастливо рассмеялась, а он, рассыпая ее волосы по плечам, проговорил:

— Я наблюдал за тобой сегодня.

— В перерывах между прогулками по саду с мисс Ройл? — поддразнила Лили.

— Да. Я бы предпочел, чтобы на ее месте была ты, но вряд ли это благоразумно, да и небезопасно.

Лили замерла.

— Что ты имеешь в виду?

— Сегодня дядя намекнул, что я похож на его отца, а потом Монтгомери сказал моему кузену то, чего говорить не следовало.

Лили развернулась к нему лицом, явно озадаченная.

— Они что, поняли, кто ты на самом деле?

— Возможно. — Аполлон пожал плечами. — А может, нет. Остается надеяться, что дальше подозрений не пойдет. Что же до моего кузена… Не знаю.

— Будь осторожен! — предупредила Лили, положив руку ему на грудь. — Твой дядя пойдет на все, чтобы тебе не достался титул.

— Я смогу о себе позаботиться, — успокоил ее Аполлон, снисходительно улыбнувшись.

— У него наверняка есть оружие, — взволнованно прошептала Лили.

Улыбка исчезла с его лица.

Поцеловал Лили в лоб, он попросил:

— А теперь расскажи, почему тебя беспокоит Росс.

Он так неожиданно сменил тему, что Лили заморгала, соображая, что сказать.

— Ничего такого. Я…

Аполлон успокаивающе провел ладонью по ее голове.

— Пожалуйста, расскажи. Я смогу тебя защитить.

Лили пребывала в сомнении. Скоро они расстанутся и, возможно, никогда больше не увидятся. Должна ли она откровенничать с ним?

И все же в этот момент — в это украденное у судьбы время перед тем, что могло произойти дальше, — они были близки. Сложись все иначе, она могла бы выйти за этого мужчину замуж, рожать ему детей, ухаживать за его домом, спать каждую ночь с ним в одной постели до тех пор, пока волосы не посеребрит седина.

Возможно, сейчас, в этот момент между прошлым и будущим ей действительно стоило рассказать ему правду.

Доверчиво положив голову ему на грудь, прислушиваясь к ровному мощному биению его сердца, Лили заговорила:

— Все детство я провела в гримерках разных театров со своей матерью. Рядом с нами жила девочка по имени Китти. Мы с ней дружили. Ее родители тоже актеры, так что мы росли вместе. У Китти были огненно-рыжие волосы и голубые глаза, и она очаровательно морщила нос, когда смеялась. Став достаточно взрослой, чтобы выступать на сцене, она всегда играла главных героинь. Она была забавной, доброй, и я очень ее любила. Я помню, Китти обожала кексы с тмином. Мод частенько пекла такие специально для нас, и мы устраивали чаепития за кулисами, пока наши родители выступали.

Пока она говорила, Аполлон нежно гладил ее по волосам, но не произносил ни слова. И Лили задумалась, знал ли он, каково это — иметь друга, когда ты так одинок среди множества людей? И насколько крепка такая дружба?

— Когда нам обеим исполнилось по семнадцать лет, Китти влюбилась. Это был мужчина не из театра и вообще не из нашего мира, аристократ. — Лили провела пальцем по пуговицам на сорочке Аполлона, предаваясь воспоминаниям. — Красивый, богатый, он — как нам казалось — был от нее без ума. Мы, совсем юные и выросшие за кулисами, мало что знали о жизни. Мне даже в голову не приходило беспокоиться из-за их романа. Я помню, как Мод однажды заметила, что голубую кровь с алой не так-то просто смешать, но мы не обратили внимания на ее слова. Понимаешь, это было так романтично. Бывало, он приходил и стоял у задней двери театра под проливным дождем. Он клялся ей в любви, и мы ему верили. Да и как можно было не поверить? Разве это не любовь, когда мужчина стоит под дождем, осыпает девушку цветами и драгоценностями?

Аполлон обнял Лили и прижал к груди, как маленького ребенка.

— Однажды… — Лили сглотнула, чтобы придать своего голосу твердости, — я заметила на ее щеке зеленоватый синяк и сочла это довольно странным: удариться этим местом невозможно. Но Китти сказала, что налетела на дверной косяк в темноте, и я ей поверила, поверила безоговорочно, даже не усомнившись.

Лили чуть повысила голос, и Аполлон, откинув волосы с ее лица, прижался губами к ее виску.

— После года ухаживаний он сделал ей предложение, а потом действительно женился: да, на простой актрисе, несмотря на недовольство семьи и разницу в происхождении.

Аполлон пошевелился, словно хотел что-то сказать, но Лили продолжала, не дав ему такой возможности:

— После этого я не видела ее почти год, только получала письма, в которых она рассказывала, как счастлива. Я ужасно по ней скучала, но вместе с тем была очень рада, что Китти нашла настоящую любовь. Через несколько месяцев она неожиданно навестила меня: вошла, прихрамывая, но я не заподозрила ничего дурного, тем более что она сказала, будто упала на улице и подвернула ногу. Потом она заходила еще, и каждый раз что-то было не так. Однажды, года через полтора после ее замужества, мы встретились в кондитерской. У нее под глазом был огромный синяк, хоть она и постаралась его замазать гримом…

Аполлон поцеловал Лили в висок и шепотом спросил:

— Он что, ее бил?

— Да. Я, конечно же, умоляла ее уйти от этого человека. У нее было много друзей в театре. Я убеждала Китти, чтобы мы сможем ее спрятать, если понадобится, и найдем для нее работу.

— Она согласилась?

— Нет, напротив: и слышать не хотела, чтобы уйти от мужа. Просто безумие, что, несмотря на столь чудовищные отношения, она его любила. Китти считала, что он сделал ей великое одолжение, женившись вопреки воле семьи, и терпеть его ужасный характер — цена, которую она должна платить за свое счастье.

Рука Аполлона замерла на ее волосах, когда он спокойно, но твердо проговорил:

— Мужчина не должен бить женщину — никакую, вне зависимости от происхождения или социального статуса, — этому нет оправдания, даже если он клянется в любви.

Лили некоторое время молчала, просто наслаждаясь нежной силой Аполлона, а потом, глубоко вздохнув, продолжила рассказ:

— Когда я увидела ее в следующий раз, она ждала ребенка и была так счастлива, что я начала думать, что ошибалась, что ее муж наконец осознал, насколько наша Китти хорошая и милая. Во всяком случае, она мне сказала, что он поклялся никогда больше не причинять ей боль. И я хотела — очень хотела — ей поверить.

Аполлон заметно напрягся, когда Лили заговорила о беременности Китти, и с его губ сорвался полувздох-полувозглас, который он не сумел сдержать.

— Я была такой наивной, — прошептала Лили.

— Ты… — Аполлон осекся, и голос его задрожал. — Ты не должна себя винить, что бы ни произошло.

Но Лили лишь покачала головой. Если бы она проявила настойчивость, если бы попыталась воззвать к материнскому инстинкту Китти…

Лили обхватила ладошками обнимавшую ее руку, сжала ее и продолжила:

— И вот как-то поздно ночью Китти пришла к нам. Нас — меня, Эдвина и Мод — разбудил громкий стук в дверь. К тому времени наша мать уже умерла, и Эдвин жил с нами в тесной квартирке, потому что проиграл в карты все свои деньги. Мод открыла дверь. И, услышав ее крик, я вскочила с кровати. Китти…

Лили закусила губу и судорожно вздохнула, пытаясь сдержать рыдания.

— Нет нужды это еще раз переживать, — тихо произнес Аполлон. — Просто рассказывай дальше.

Но Лили яростно замотала головой и, задыхаясь, возразила:

— Иначе ты не поймешь. Она была… вся в крови. Не знаю, как у нее хватило сил до нас добраться… Она так хотела этого ребенка. — Лили судорожно вздохнула, едва не закашлявшись от душивших ее рыданий. — Так любила его…

— Господи! — простонал Аполлон, прижимая Лили к себе и тихонько, как ребенка, покачивая. — Бедная ты бедная…

— Он очень сильно ее избил, один глаз полностью закрылся, щека кровоточила, а нос и вовсе вдавился внутрь, и ей приходилось дышать ртом. Но самое страшное — кровь лилась из нее.