— Идиот! — взвизгнула Молли, тряся кулаками. — Ты что, окончательно спятил?
Кевин, разрезая воду, подплыл ближе. Зубы сверкнули в улыбке.
— Собираешься настучать старшей сестрице?
Молли трясло так, что она в гневе затопала ногами.
— Ты понятия не имел, достаточно ли здесь глубоко, и все же прыгнул!
— В последний раз глубины вполне хватало.
— И когда был этот пресловутый «последний раз»?!
— Лет семнадцать назад, — сообщил Кевин, переворачиваясь на спину, — но весна была дождливой.
— Кретин несчастный! Похоже, многочисленные сотрясения мозга и в самом деле выпрямили твои извилины!
— Но ведь я жив, не так ли? Из-за чего столько шума? — бесшабашно ухмыльнулся Кевин. — Давай сюда, леди Крольчишка! Вода теплая!
— У тебя в самом деле крыша поехала? Я не хочу разбиться.
Он снова повернулся на бок, сделал несколько ленивых гребков.
— Скажи лучше, что не умеешь нырять!
— Конечно, умею! Недаром девять лет подряд ездила в лагерь!
Его голос обволакивал ее, низкий бархатный баритон.
— Бьюсь об заклад, ты врешь!
— Ничего подобного.
— Значит, трусишь, леди Крольчишка!
О Боже!
В ее голове взвыла знакомая пожарная сирена.
Она даже не сняла босоножки, только оттолкнулась от края обрыва и бросилась вниз, заразившись его безумием.
И весь полет старалась не закричать.
Она ударилась о воду сильнее, чем он, и с куда более громким всплеском. Вынырнув, с удовольствием заметила, что он потрясен.
— Иисусе, — выдохнул он, словно в самом деле обращаясь к силам небесным. И тут же злобно заорал:
— Какого дьявола ты тут вытворяешь! Ты что, не в своем уме?
Вода оказалась такой холодной, что у Молли свело мышцы. Казалось, даже кости посинели.
— Вода ледяная! Ты мне соврал!
— Если ты еще раз выкинешь что-нибудь подобное…
— Ты меня подначивал!
— А если бы я подначивал выпить яд, у тебя и на это глупости хватило бы?
Непонятно, на кого она больше злилась: на него — за то, что втянул ее в эту авантюру, или на себя, легко проглотившую наживку. Молли с размаха шлепнула по воде.
— Во всем виноват ты! В присутствии других людей я веду себя как нормальный человек!
— Нормальный? — взвился он. — Именно поэтому ты спряталась в своей квартире, как улитка в раковине, но при этом стала больше похожа на червивое яблоко?!
— По крайней мере там я была в безопасности, и воспаление легких мне уж точно не грозило! — Ее зубы выбивали барабанную дробь, а мокрая отяжелевшая одежда тянула вниз. — Или по твоим понятиям подобные прыжки — лучшая терапия?
— Я не думал, что ты на такое решишься!
— Я ведь немного не того, помнишь? С тараканами.
— Молли…
— Спятившая Молли!
— Я не говорил…
— Значит, думал. Молли-тронутая Молли-шиза! Сбрендила! Съехала с катушек! Свихнулась! И все из-за какого-то пустякового выкидыша! — Молли поперхнулась. Она не хотела. Не собиралась даже упоминать об этом. Но та же сила, что заставила ее спрыгнуть с обрыва, теперь заставляла ее произносить эти слова.
Тяжелое молчание длилось почти вечность. И когда он наконец заговорил, Молли остро почувствовала его жалость.
— Нужно скорее выбраться из воды и согреться.
Он отвернулся и погреб к берегу. Она все же заплакала и поэтому не двинулась с места.
Кевин добрался до мелководья и, не выходя из воды, оглянулся. Вода доходила ему до пояса.
— Нужно выйти, Молди, — мягко позвал он. — Скоро стемнеет.
Ее ноги окончательно онемели, но холод не дошел до сердца. Рана, начавшая было заживать, открылась вновь. Ей хотелось уйти под воду с головой и больше не показываться на поверхность. Судорожно всхлипнув, она прошептала то, о чем поклялась никогда не говорить:
— Тебе наплевать, верно?
— Ты зря стараешься затеять ссору, — мягко заметил он. — Пойдем. У тебя зубы стучат.
Слова с трудом пробивали дорогу сквозь стиснутое слезами горло.
— Я знаю, тебе все равно. И даже тебя понимаю.
— Молли, не терзай себя.
— У нас была маленькая девочка, — бормотала она. — Я попросила их сказать мне.
Крошечные волны с тихим шелестом лизали берег. Его негромкий ответ долетел до нее по гладкой поверхности воды:
— Я не знал.
— Я назвала ее Сарой.
— Ты устала. Сейчас неподходящее время для таких разговоров.
Молли покачала головой. Взглянула на небо и сказала правду — не для того, чтобы обличить его, а просто желая объяснить, почему он никогда не поймет, что она испытала:
— Ее смерть ничего для тебя не значит.
— Я не думал об этом. В отличие от тебя для меня ребенок не был чем-то реальным.
— Была! Не был, а была! Это девочка!
— Прости.
Несправедливость собственных нападок оглушила Молли. Зачем она так? Он не виноват в том, что не разделяет ее страданий! Ну конечно, ее малышка для него — понятие абстрактное. Он не тащил Молли в свою постель, не хотел детей, не носил в себе другую жизнь.
— Это ты меня прости. Я не хотела кричать на тебя. Последнее время просто не могу справиться с собой. — Дрожащей рукой она откинула со лба прядь мокрых волос. — Я больше не буду об этом. Даю слово.
— Пойдем, — позвал он.
Неуклюже шевеля замерзшими ногами, она поплыла к берегу. Кевин тем временем выбрался на невысокий плоский валун и, схватив ее за руку, притянул к себе. Молли пошатнулась и упала на колени — дрожащее, жалкое существо, несчастная развалина, — Я хотя бы кроссовки сбросил, прежде чем нырять, — попытался пошутить Кевин — Твои же босоножки слетели, когда ты вошла в воду. Я бы успел их поймать, но от шока и двинуться не мог.
Камень еще хранил дневное тепло, оно проникло сквозь мокрые шорты.
— Не важно. Они у меня самые старые.
Ее последняя пара от Маноло Бланикса. Учитывая нынешнее состояние финансов, придется заменить их резиновыми «вьетнамками».
— Завтра купишь новые в городе, — пообещал Кевин, вставая. — Нам лучше вернуться, пока ты не простудилась Давай шевелись. Я догоню тебя, как только спасу свои кроссовки.
Он стал снова взбираться в гору. Молли, обхватив плечи руками, механически переставляла ноги и старалась не думать ни о чем. Очень скоро Кевин догнал ее. Футболка и шорты облепили его тело. Можно представить, как выглядит она сама!
Некоторое время они не разговаривали.
— Дело в том…
Не дождавшись продолжения, она взглянула на него:
— В чем?
Кевин неловко поморщился. Вид у него был встревоженный.
— Не важно. Забудь.
Окружающий лес наполнился таинственными ночными звуками.
— Забуду.
Кевин перекинул кроссовки из левой руки в правую…
— После того как все кончилось, я просто… просто не позволял себе думать об этом Молли понимала, но от этого одиночество казалось еще более невыносимым.
Кевин явно колебался. Странно. Молли к такому не привыкла. Он всегда казался таким уверенным в себе.
— Как по-твоему… — начал он и, неловко откашлявшись, выдавил:
— Какой бы она выросла… Сара?
Сердце Молли сжалось. Новая волна боли захлестнула ее, но уже не такая острая, как прежде. Скорее, жгучая, как йод, налитый на порез. К своему удивлению, Молли осознала, что все еще может дышать, что ноги способны двигаться.
Она услышала, как цикады начали свою вечернюю трескотню. В листьях прошуршала белка.
— Ну… — Она содрогалась в ознобе и не могла понять, что за звук вырвался из горла: то ли сдавленный смех, то ли запоздалый всхлип. — Ослепительной, если бы пошла в тебя. — Грудь знакомо заныла, но Молли не боролась, а приветствовала ее, радостно впитывая. — И невероятно умной, если бы уродилась в меня.
— И отчаянной. Думаю, сегодняшний день это доказал как нельзя лучше. Ослепительной, вот как? Хм… что ж, спасибо за комплимент.
— Можно подумать, ты сам не знаешь.
На сердце немного полегчало. Молли вытерла позорно подтекавший нос ладонью.
— А вот с чего это ты такого высокого мнения о своем уме?
— С отличием окончила Северо-Западный. Как насчет тебя?
— Скажем так: получил диплом.
Молли улыбнулась:
— Знаешь, я никогда не послала бы Сару в летний лагерь.
Кевин согласно кивнул:
— А я в жизни не заставил бы ее ходить летом каждый день в церковь.
— Да, по-моему, это слишком.
— И девять лет каникул в лагере тоже.
— А вдруг она выросла бы неуклюжей и не слишком способной?
— Только не Сара.
Крохотный ручеек тепла проник в душу.
Кевин замедлил шаг. Поднял голову. Сунул руку в карман.
— Наверное, ей просто время не пришло родиться.
Молли вздохнула и прошептала в ответ:
— Наверное.
Глава 11
— А вот и помощники! — прокудахтала Курица Силия. — Напечем кексов, пирожных и тортов с кремом!
Молли поставила принесенный Кевином будильник на половину шестого, и к семи часам но большому дому распространился аромат булочек с ежевикой. На буфете в столовой высилась стопка бледно-желтых фарфоровых тарелок с рисунком в виде листочка в центре. Темно-зеленые салфетки, графины для воды из прессованного стекла и очаровательно-разностильные столовые приборы довершали сервировку. Противень сдобных плюшек, оказавшихся в морозилке, допекался в духовке, а на мраморной столешнице красовалось коричневое керамическое блюдо с толстыми ломтями хлеба, плавающими в яичной болтушке, сдобренной ванилью и корицей.
Впервые за много-много дней Молли умирала от голода, но времени поесть не было. Готовить завтрак на целую ораву постояльцев было настоящим испытанием. Это вам не оладьи печь для ребятишек Кэйлбоу!
Отодвигая книгу рецептов тети Джудит от пропитки для гренков по-французски, она пыталась воспылать злостью к Кевину, по-прежнему спящему наверху, но так и не смогла.
Признав их ребенка прошлой ночью, он сделал ей настоящий подарок.
Молли вдруг почувствовала, что теперь бремя несчастья несет не одна, и, когда проснулась этим утром, увидела, что подушка сухая, а не мокрая от слез. Конечно, депрессия не исчезнет как по волшебству, но может, еще возможно счастье? Кто знает?