Тридцать два года она жила с бездонной пустотой в сердце, пустотой, которую не смогли заполнить ни карьера, ни замужество. Даже будь у нее другие дети, она все равно продолжала бы тосковать по первенцу. И теперь настало время исцелиться.
В семнадцать лет единственным способом обеспечить нормальную жизнь сыну можно было, лишь отказавшись от него.
Но теперь ей не семнадцать, и надо выяснить раз и навсегда, сможет ли она войти в его жизнь. Она покорно примет все, что он сочтет нужным дать. Открытка на Рождество. Улыбка.
Доброе слово. Все, что угодно, лишь бы знать: больше он не питает к ней ненависти.
Теперь он женат. Неплохо бы узнать его жену получше.
При мысли о Молли Лили стало не по себе. Она не уважала женщин, гоняющихся за звездами. В Голливуде подобные хищницы встречаются на каждом шагу. Скучающие богатые молодые девицы, не имеющие ни занятий, ни увлечений, пытаются заявить о себе, поймав на крючок знаменитого мужа. Молли бессовестно использовала свою беременность и положение сестры Фэб Кэйлбоу.
Лили решительно встала. Она не могла вмешиваться в воспитание Кевина, не имела права помочь сыну в те моменты, когда он более всего в этом нуждался, но теперь получила возможность наверстать упущенное.
Уинд-Лейк оказался типичным курортным городком: ухоженный, красивый центр и довольно убогие окраины. Главная улица шла вдоль озера и могла похвастаться несколькими ресторанами, магазинчиками сувениров, пристанью для яхт, бутиком дорогой одежды для туристов и гостиницей «Уинд-Лейк».
Кевин заглушил мотор, и Молли выбралась из машины.
Перед отъездом из лагеря она успела принять душ, уложить волосы, слегка подвести глаза и воспользоваться помадой. Поскольку из обуви у нее остались одни кроссовки, о сарафане не могло быть и речи. Пришлось натянуть легкие серые шорты на тесемке и черный укороченный топ. Она утешилась тем, что похудела и выглядит в этом наряде совсем неплохо.
Взгляд Кевина скользнул по ней, задержался, снова скользнул. Ощутив знакомую, хотя и неуместную пульсацию внизу живота, Молли невольно задалась вопросом: нравится ли ему то, что он видит?
Впрочем, не все ли равно? Ей нравится ее внешность.
Хотя Кевин и не обращает на Молли внимания, она довольна тем, что имеет.
— Если хочешь купить новые босоножки взамен утонувших, там наверняка все есть. — Кевин кивнул в сторону бутика.
Можно представить, какие там цены — ей уж точно не по карману.
— Пойду лучше в пляжный магазинчик.
— Там такая дешевка!
Молли приподняла недорогие очки.
— У меня довольно непритязательные вкусы.
Кевин с любопытством посмотрел на нее:
— Надеюсь ты не из тех скупердяек-миллионерш, считающих каждый цент?
Подумав немного, Молли решила открыть карты. Пора ему узнать, кто она на самом деле, пусть окончательно уверится в ее безумии.
— Честно говоря, я не мультимиллионерша.
— Странно. Ни для кого не секрет, что ты наследница Берта Сомервиля.
— Да, но… — Молли осеклась.
— Почему мне кажется, что сейчас прозвучит нечто из ряда вон выходящее, иначе говоря — очередной идиотизм? — спросил Кевин.
— Думаю, зависит от того, как на это посмотреть.
— Валяй, я все стерплю.
— Я нищая. Ясно?
— Нищая?
— Да. Но ты все равно не поймешь, даже не пытайся.
Она отвернулась и отошла. Где тут пляжная лавочка?
К ее удивлению, Кевин пошел следом. Молли раздраженно поморщилась. Противно видеть его неодобрительную гримасу, но чего ожидать от мистера Я-Иду-Праведным-Путем, который мог бы служить образцом для всех взрослых детишек священнослужителей, хотя сам этому противился.
— Ты успела профукать все денежки, верно? Поэтому и живешь в такой дыре?
— Нет, не профукала! — возмутилась Молли. — Пошиковала немного в первый год, но поверь, оставалось еще достаточно.
Кевин взял ее за руку и потащил на тротуар.
— Что же случилось?
— Тебе что, делать больше нечего, кроме как привязываться ко мне?
— И все же? Неудачные инвестиции? Вложила все, что имела, в ферму по производству вегетарианского крокодильего мяса?
— Сейчас умру от смеха.
— Появилась на бирже в розовых шлепанцах с кроличьими ушами?
— Нет! — прошипела Молли, останавливаясь перед пляжным магазинчиком. — Поставила все свои денежки на последнюю игру «Старз», а какой-то кретин продул ее, врезавшись в линию обороны.
— Удар ниже пояса.
Молли перевела дыхание.
— Вообще-то несколько лет назад я все отдала, но ни о чем не жалею.
Кевин удивленно приоткрыл рот, но тут же рассмеялся:
— Вот так — взяла и отдала?
— У тебя неприятности со слухом?
— Да нет, просто очень уж… лучше скажи правду.
Молли смерила его уничтожающим взглядом и вошла в магазин.
— Надо же! Видно, ты так и сделала, — поразился он, догоняя ее. — И сколько там было?
— Значительно больше, чем на твоем счете, сынок, так что не возникай.
— Ну же, — подначивал он, ухмыляясь, — мне-то ты можешь сказать.
Молли направилась к полкам с обувью, но тут же пожалела об этом: одни пластиковые шлепки всех цветов радуги.
— Больше трех миллионов?
Молли, проигнорировав вопрос, потянулась к самым простым: омерзительной безвкусице с серебряными блестками, вклеенными в ремешки.
— Меньше трех?
— Какое тебе дело? Убирайся, не приставай.
— Если скажешь, я поведу тебя в бутик и ты сможешь расплатиться за все покупки моей кредиткой.
— Заметано.
Она отшвырнула шлепки с серебряными блестками и двинулась к двери. Кевин забежал вперед и почтительно пропустил ее на улицу.
— Неужели не хочешь поупираться немного, хотя бы для приличия, чтобы не ранить свою гордость и ублажить самолюбие?
— А ты видел те уродливые шлепанцы? Кроме того, я знаю, сколько ты загреб в прошлый сезон.
— Какое счастье, что мы подписали брачный контракт! Подумать только, а я-то думал, ты защищаешь от посягательств свое состояние. Дьявол меня побери, каких только сюрпризов не преподносит нам жизнь! Оказалось, что в опасности мои денежки! — Его улыбка стала еще шире. — Кто бы мог подумать!
Он слишком уж упивался открытием, поэтому Молли решила немного его осадить:
— Бьюсь об заклад, что выпотрошу твою кредитку за полчаса.
— Так чуть больше или меньше трех миллионов?
— Скажу, сколько осталось, когда покончу с покупками. — Молли улыбнулась престарелой чете.
— Если соврешь, отберу все.
— Тут, случайно, нигде нет зеркала, у которого ты мог бы пока полюбоваться собой?
— Никогда не думал, что женщина способна так быстро потерять голову от моей неотразимой внешности.
— Все твои женщины без ума от твоей неотразимой внешности. Правда, при этом делают вид, что их привлекают твой ангельский характер, душа и ум. Особенно ум.
— Клянусь, тебе давно следовало бы задать трепку.
— Боюсь, ты не тот мужчина, которому это суждено сделать.
— Боюсь, дорогая, что ты настоящее дьявольское отродье.
Молли усмехнулась и исчезла за дверью. Четверть часа спустя она появилась вновь с двумя парами босоножек и, торжествующе нахлобучив очки на нос, заметила в руках Кевина яркий пакет.
— А что ты купил?
— Тебе нужен купальник.
— И ты…
— Да. Пришлось прикинуть размер на глазок.
— А какой фасон?
— Господи, да если бы кто-то купил подарок мне, я был бы на седьмом небе, а не стал бы подозрительно щуриться и задирать нос.
— Если это мини-бикини, я немедленно его верну.
— Неужели я стал бы оскорблять тебя подобным образом? — возмутился Кевин, — Да ты просто других фасонов не знаешь. Уверена, твои подружки только в таких и щеголяют.
— Пытаешься заговорить мне зубы? Не выйдет.
Они прошли мимо кондитерской в крошечный скверик — всего лишь несколько кустов гортензии да пара скамеек.
— Вот и удобное местечко, Дафна.
Он усадил ее на скамейку и устроился рядом, вытянув руку на спинке, так что плечи их почти соприкоснулись.
— А теперь поведай мне о своих денежках. Разве тебе не пришлось ждать до двадцати одного года, чтобы наложить на них лапки?
— Да, но я все еще училась, а Фэб не позволяла мне взять оттуда ни цента. Грозилась, что, если я начну распоряжаться деньгами до окончания университета, ей придется подать на меня в суд.
— Ничего не скажешь, ума ей не занимать.
— Они с Дэном держали меня на коротком поводке. Так что, когда я наконец получила диплом и она ввела меня в права наследства, начались счастливые деньки. Я делала все, что полагается богатым дурам: купила машину, переехала в роскошную квартиру, бегала по магазинам, обзавелась дорогой одеждой. Но постепенно сладкая жизнь потеряла свою привлекательность, и я едва не умерла от тоски.
— Почему же попросту не нашла работу?
— Нашла, но деньги, словно свинцовая болванка, висели у меня на шее и тянули вниз. Вернее, сознание того, что я не заработала своим трудом ни единого цента. Может, если бы они перешли ко мне от какого-нибудь другого человека, а не от Берта Сомервиля, я не переживала бы так, но тут… каждую минуту ощущала, что он снова сует свой поганый нос в мои дела. Это было невыносимо. Наконец я решила основать фонд и отдать все деньги. Если проболтаешься об этом кому-нибудь, клянусь, что заставлю тебя горько пожалеть.
— Все деньги?
— До последнего цента.
— Сколько?
Молли принялась теребить тесемку на шортах.
— Не скажу. Ты и так считаешь, что я с приветом.
— Одно мое слово — и босоножки вернутся в магазин.
— Ладно, пятнадцать миллионов.
Кевин на мгновение оцепенел.
— Ты отдала пятнадцать миллионов долларов?!
Она кивнула. Кевин откинул голову и безудержно рассмеялся:
— Ты и в самом деле с приветом. Ба-а-альшим приветом!
Молли вспомнила сальто, проделанное в воздухе, и мысленно согласилась с ним.
— Возможно, но повторяю: я об этом не жалею.
Хотя сейчас не мешало бы вернуть немного, чтобы заплатить по закладной.