Мое открытие Москвы: Новеллы — страница 21 из 51

Земля отмечала выдающиеся события постройкой храмов. Они назывались обетными, то есть возведенными по обету, обещанию. Считалось, что не триумфальные арки и не мраморные колонны надо сооружать по случаю побед, а обетные постройки. Так, в Киеве на месте, где князь Ярослав Мудрый разбил печенегов, был основан великолепный Софийский собор. В память освобождения Смоленска Москва возвела грандиозное мемориальное сооружение - Новодевичий монастырь, в центре которого величественный и строгий Смоленский собор. О Куликовом поле напоминал современникам и их потомкам Николо-Угрешский монастырь, построенный Дмитрием

Донским. Естественно, что блеск свободной Волги - полноводной, могучей, несущей воды к Хвалынскому морю, - должен был отразиться в облике Москвы, ставшей столицей необъятной державы.

Храм в честь казанской победы посвятили Покрову - древнерусскому празднику, символизирующему защиту. Поставили собор вне крепостных стен, над рвом, на торговой площади. Сооружение именовали - Покровский собор «что на рву». Случилось это в 1555 - 1561 годах. Первоначально строение было деревянным. Точнее сказать, поставили деревянную модель, а потом «перевели» ее в камень. Особенность эта чувствуется в сооружении, несущем в облике легкость и мягкость дерева; храм напоминает ярусными башнями, шатрами и переходами северные деревянные церковки, украшающие поныне леса, озера и поляны в карельской, архангельской, вологодской и костромской сторонах.

Зодчие, работавшие над выполнением государственного заказа, были, несомненно, знающими, умудренными людьми. Не вспоминался ли им в трудные дни призыв известного в те годы книжника-философа Максима Грека, ободрявшего себя словами: «Не тужи, не скорби, не тоскуй…»

Первоначально Покровский собор был несколько иным, чем мы видим его теперь. В конце XVI века построили придел, нарушивший гармонию, симметрию храма. Придел, а затем и весь памятник в разговоре стали именовать храмом Василия Блаженного - в честь московского юродивого, нищего-скитальца. В XVII веке весь храм был расписан яркими красками и стал напоминать веселую игрушку, наподобие тех глиняных игрушек, которые и ныне обжигают и расписывают в Дымковской слободе, что на берегу реки Вятки. Храм стал полихромным, как говорят художники, то есть многоцветным. Именно таким вошел монумент на Красной площади в народное сознание - живописным, красочно убранным, радостным. Можно, думаю, сказать, что создателем Василия Блаженного был Народ. Перед нами - самый народный из древних архитектурных памятников.

Средневековое искусство было всегда символично. Восемь церквей, составляющих храмовый ансамбль, посвящены святым, дни празднования которых совпали с самыми упорными восемью сутками штурма Казани. Каждый купол напоминал о том, как одна боевая заря сменяла другую, как шли на стены крепости отважные воины, как взрыв образовал огромный пролом. Решающий приступ был назначен на день Покрова… Кроме того, подвижный облик храма, его многоцветие повествовали о небывалом народном движении на восток и юг, не имевшем аналогов в истории. Не случайно поэт, любуясь Москвою, воскликнул: «Золотая дремотная Азия опочила на куполах».

Увенчанная шатром башня-церковь в середине объединяет расположенные вокруг - в виде равносторонней звезды - девять церквей, напоминающих разнообразием форм и окраской о том, как пространно, ослепительно многоцветно и могущественно многонациональное государство, вместившее в себя части Европы и Азии. Высота главной шатровой башни немного не достигала высоты семидесяти метров. Башню окружала галерея, которая долгое время оставалась открытой. «Такая композиция различных по внешнему облику частей памятника, - пишет известный историк искусства М. А. Ильин, - создает на редкость разнообразные и живописные виды. Архитектурные формы как бы находят друг друга, пересекаются, поднимаются в беге своих линий, ведя глаз к завершающему весь храм шатру. Чувство нескончаемой радости выражено здесь с невиданной для Древней Руси полнотой, словно увековеченное в камне и красках ликующее песнопение».

О чем оно? Об отваге воинов, павших в кровавой схватке с врагом. О победе, в основание которой положены жизни верных сынов Отчизны. О Родине, ради счастья которой не жаль ничего, даже жизни. Да, сама композиция собора, гармонично объединяющего вокруг главного храма столь непохожие сооружения, само сказочно богатое и разнообразное убранство ансамбля наводили зрителя на мысль, сколь пространна и многолика, обильна и многоязычна страна, соединяющая Европу и Азию, могучее государство, навеки собранное вокруг великой Москвы. Ведь слово «собор» от слова «собирать».

Кто обладал смелым полетом воображения? Кому принадлежит архитектурная доминанта Красной площади? Кто создал гениальное олицетворение Москвы? Крупный и ответственный государственный заказ могли получить только умудренные опытом мастера. Существует издавна бытующее представление о том, что Иван Грозный поручил строительство мастерам Барме и Постнику. Сравнительно недавно возникла гипотеза о том, что это одно лицо. Если летописец хотел кого-либо похвалить, то говорил: «муж благ и постник», то есть соблюдающий пост, скромный, сдержанный человек. Не исключено, что именно таким и был Барма. Но строительство могли вести и два человека. Скудные данные позволяют высказать мысль о том, что одна рука чувствуется в постройках Казани, Свияжска и Мурома: в них просматривается единый стилевой архитектурный почерк, приписываемый Постнику Яковлеву. Быть может, второй строитель, Барма, является носителем инженерной мысли, ибо Василий Блаженный - не только памятник архитектуры, но и редкостное создание техники, опередившей намного свое время. До сих пор остается технической загадкой вековая крепость системы потолков, секрет крестовых сводов.

Лично я думаю, что жили на Руси гениальные зодчие - Барма и Постник. Но есть легенда, впервые рассказанная Адамом Олеа-рием, о том, что строитель храма был ослеплен, дабы впредь не мог построить ничего подобного в иных местах. Давнее сказание в наши дни привлекает романтически настроенных поэтов, но на деле является не более чем кочующим литературным сюжетом, распространенным довольно широко. Например, нечто подобное рассказывается о зодчих собора святого Марка в Венеции. На стене грузинского храма изображена рука строителя, которую якобы отрубили. Жизнь поэтичнее всяких выдумок. Храм создал тот, кто весь был устремлен в будущее, чей ум был остер на выдумку, а художественный язык глубок, как Светлояр-озеро.

Сооружение жило одной жизнью с Кремлем и Красной площадью, со всем центром стольного града и видело все, что видела за многие годы Москва. Неподалеку от храма возникло Лобное место, бывшее первоначально государственной трибуной. Обозревая историческую панораму, вызывая к жизни былое, Алексей Николаевич Толстой писал: «Центр всей народной жизни был на Красной площади, здесь шел торг, сюда стекался народ во время смут и волнений, здесь вершились казни, отсюда цари и митрополиты говорили с народом, здесь произошла знаменитая, шекспировской силы, гениальная по замыслу сцена между Иваном Грозным и народом - опричный переворот. Здесь, через четверть века, на Лобном месте лежал убитый Лжедмит-рий в овечьей маске и с дудкой, сунутой ему в руки, отсюда нижегородское ополчение пошло штурмом на засевших в Кремле поляков. С этих стен на пылавшую Москву хмуро глядел обреченный Наполеон».

К сказанному остается добавить, что с высоты куполов храм видел и другие незабываемые события московской жизни, связанные, в частности, с Соляным бунтом, Медным и Стрелецким. На полотне Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни» собор - такой же главный персонаж сцены-трагедии, как рыжебородый стрелец, Петр I, кремлевские башни…

Погружаясь в более отдаленную историю, вспомним, что в соборе хранилась государственная казна. С этим было связано крупнейшее происшествие XVI века, когда несколько лихих голов подожгли во многие местах Москву и, воспользовавшись суматохой, попытались ограбить, проникнув в собор, государственную казну, «ибо в те поры была велия [велика] казна». По этому поводу в московской «Летописи многих мятежах» сказано: «Их всех переимаху и пыташа. Они же в том все повинишася. Князя Василья и Петра Байкова с сыном на Москве казнили, на Пожаре, и главы их отсекаша, а иных перевешали, а достальных по тюрьмам разослаша». То, что не удалось нескольким доморощенным ворам, свершилось в Смутную пору, когда дворцы Кремля, храм Василия Блаженного да и вся Москва были подвергнуты опустошению и грабежам.

Внутри собор суров и лаконичен. Обходя его бесконечные приделы, легко представить себе здесь, вот в этих переходах, Ивана Грозного, опирающегося на костяной жезл, и Бориса Годунова, напоминавшего хищную птицу, и щеголеватого Дмитрия Самозванца, и путешественника Адама Олеария, и Наполеона, приказавшего взорвать собор…

В архитектурной книге страны, в ее каменной летописи собор Василия Блаженного - великая страница. Историк И. Е. Забелин писал: «Известный всему свету этот памятник по своей оригинальности занял свое место в общей истории зодчества и вместе с тем служит как бы типической чертой самой Москвы, особенной чертой самобытности и своеобразия, какими Москва, как старый русский город, вообще отличается от городов Западной Европы. В своем роде это - такое же, если еще не большее, московское, притом народное диво, как Иван Великий, Царь-колокол, Царь-пушка. Западные путешественники и ученые-исследователи истории зодчества, очень чуткие относительно всякой самобытности и оригинальности, давно уже оценили по достоинству этот замечательный памятник русского художества».

Каждый впервые приезжающий в Москву всегда идет на Красную площадь, испытывая неодолимую притягательную силу исторического места. Радугой в московском небе горит, подобно негасимому пламени, старый собор, воплощающий в себе вечную красоту, могущество и народное представление о прекрасном. Недаром зарубежный архитектор, увидев собор Покрова, сказал, что его выразительные рельефы, разнообразие форм и цвета разрывают зимние белые туманы, и перед взором предстает великолепный ансамбль прекрасной гармонии и большой силы. В 1979 году летом, когда проходили очередные восстановительные работы, на леса, к знаменитым куполам, часто поднимался опрятный человек. Журналисты поинтересовались, сколько ему лет - так молодо он, даже не всходил, а взлетал на высоту. Оказалось - 80 лет! Потомственный москвич Александр Иванович Кудрявцев, прораб участка, ответил им: «Работа стареть не дает. Трудиться над восстановлением такого сказочного памятника - счастье».