Женщина сидела ровно, смотрела невозмутимо, подчеркнуто любезно. Но под внешней сдержанностью и напускной предупредительностью тлело едва заметное, но совершенно откровенное ехидство.
— Вы, сирра Кариффа, — не стала лукавить. Чего уж теперь.
— Наставница, — последовало незамедлительно, словно именно этих слов и ждали. — До конца обучения меня следует называть «наставница Кариффа» или просто «наставница». «Сирра» в данном случае абсолютно неуместно. Все так, как принято в обители, — очередная легкая глумливая нотка, мелькнув, затерялась в хитросплетении нарочито вежливых фраз.
— Так кто же вы, наставница?
Мне надоели ее игры. Они затягивали, запутывали, ошеломляли отсутствием логики и четких, ясных мотивов. Я не могла пока ни просчитать, ни даже просто понять Кариффу. Это было неприятно, отталкивало и смущало, как все иррациональное, таинственное.
— Наида сиятельного саэра Игерда Крэаза, отца Саварда.
Ответ даже не поразил — потряс до глубины души.
Смотрела, мягко говоря, на очень и очень немолодую женщину (а откровенно выражаясь — древнюю старуху) и не могла уложить в сознании услышанное. Младший Крэаз выглядит лет на тридцать, тридцать с небольшим от силы. Кариффе — не меньше ста, и это не преувеличение. Нет, я бы поверила, если она оказалась бы наидой дедушки нынешнего сиятельного. Но отца?!
Понимая, что, возможно, нарушаю все допустимые правила приличия, выпалила скороговоркой то, что так и рвалось с языка, буквально обжигая его:
— Сколько лет было старшему Крэазу, когда родился его сын? В каком возрасте вы сами стали наидой?
— Саэр Игерд рано стал главой рода. Пожалуй, слишком рано для дваждырожденного. Поэтому и семьей обзавелся прежде многих своих сверстников. Наследник появился на свет через год после свадьбы. Сиятельному было тогда меньше, чем сейчас Саварду.
Кариффа говорила обтекаемо, не называя точных цифр. Словно догадывалась или знала, что я совершенно не представляю, какова продолжительность жизни людей в этом мире, и конкретные данные ни о чем не скажут. Что же старухе все-таки обо мне известно?
— А вы, наставница?
— Первая и единственная наида сиятельного саэра. Господин подписал договор купли-продажи, как положено, после заключения помолвки в День выбора, — снова эти уклончивые фразы. — Тогда мне было столько же, сколько сейчас вам, сирра Кателлина.
И я опять конкретно зависла. Ну не сходилось ничего, и все тут.
Молодой Игерд. Лет двадцать пять — тридцать, не больше. Юная двадцатилетняя Кариффа. Жена, наверное, такая же, вряд ли намного старше. Через год родился сын. Тут все понятно. А вот дальше… Сейчас Саварду максимум тридцать пять. Судя по тому, что сейчас именно он глава рода Крэаз, папа приказал своим родным долго жить. Мамы тоже что-то не видно. Или сирра живет отдельно? А наида — вот она. Вполне вменяемая, крепкая особа в свои сто лет. Только чрезмерно язвительная.
Вопрос вырвался сам собой. Звучал он, скорее всего, некорректно и, возможно, даже грубо, но был неизбежным.
— А почему вы такая старая?
Реакция женщины удивила. Она рассмеялась, запрокинув голову, легко, от души.
— Понимаю, вы многого… многое забыли, сирра Кателлина, — ответила наконец Кариффа, выпрямляясь и снова надевая маску невозмутимой наставницы. А я уже почти машинально отметила очередную, безусловно, намеренную оговорку. — Но постарайтесь никому, кроме меня, это лишний раз не демонстрировать.
— Простите, — пробормотала просто, чтобы не молчать, — с моей стороны было неучтиво…
— С вашей стороны, — не дослушав, бесцеремонно перебила собеседница, — было странно спросить, почему я настолько стара, а не как мне вообще удалось выжить и так долго существовать после смерти господина. Именно об этом в первую очередь попыталась бы узнать любая из воспитанниц обители.
Отвела глаза, признавая ее правоту, и невольно поежилась, когда раздался мерный, бесцветный голос.
— Саэр Крэаз погиб почти десять лет назад. Не спрашивайте, что случилось, все равно не скажу. Многого сама не знаю. А то, о чем догадываюсь, предпочитаю пока оставить при себе. Для нашей обоюдной пользы. Может, когда-нибудь, когда почувствую, что пора… — Женщина резко оборвала фразу, а когда продолжила, заговорила уже о другом: — Савард был тогда совсем не готов. В течение восьми лет после смерти отца он обучался, наращивал силу для того, чтобы пройти ритуал, стать дваждырожденным и взять под свою руку обезглавленный род. Император принял на себя бремя личного наставничества, заменив Игерда. — Снова короткая пауза, и опять резкий поворот в рассказе. — Сирра Крэаз протянула очень долго. Ее душа покинула мир всего лишь год назад. Это невероятно много для жены главы сильнейшего рода империи. Господин в высшей степени бережно относился к супруге, — в последних словах наставницы плескалась горечь. — Я же должна была уйти почти следом за ним, не позднее чем через год. А вот не угасла до сих пор. И не собираюсь. Согласитесь, молодость и красота — небольшая плата за возможность жить и дышать.
Пронзительные темные глаза с вызовом уставились на меня, требуя ответа.
— Не знаю, — не стала лукавить. — Не думала над этим.
— А зря, — резкие слова наставницы льдинками оседали в окружающей тишине. — Мы существуем, пока живы наши мужчины. Энергия, что несет в себе их сила, необходима нам как воздух.
— «Мы» это кто? Кого вы имеете в виду? — в душе еще теплилась надежда, что ко мне все это никак не относится.
— Всех, сирра Кателлина. Всех, — опять насмешка в голосе. — Наиды обретают зависимость вместе с инициацией.
Кариффа помедлила, словно давая возможность задать вопрос. И я не стала обманывать ее ожиданий.
— А жены?
— После рождения первого ребенка.
Получается, у законной супруги есть возможность прожить во вдовстве долго и счастливо, если на момент смерти мужа она не успела родить от него ребенка. Печально. Но у наиды и такого шанса нет.
— Значит, чтобы гарантированно остаться живой, жене просто не нужно беременеть? — решила сразу же озвучить свои мысли.
— Может быть, и так, — очередной хриплый смешок, похожий на карканье, — да только если сирра способна к деторождению, она при всем желании не может не понести. Причем сразу же, после первой ночи или одной из последующих. А если неспособна — возвращается родителям, а саэр женится снова. Но так случается чрезвычайно редко. Все высокородные девушки, кроме предназначенных в наиды, с детства готовятся стать женами и матерями.
— А наиды?
— Мы не рожаем детей саэрам.
Коротко и ясно. Впрочем, нет, не ясно.
— А почему?
В ответ безразличное:
— Не можем.
Понятней не стало. Но чувствовала, выведывать подробности не имеет смысла. Все равно к сказанному Кариффа ничего не прибавит. Или не знает, или пока не хочет говорить. Ладно. Сама докопаюсь. А вот другие моменты, волнующие не меньше, попробую прояснить сейчас.
— А что, все главы этого рода расстаются с жизнью так рано и скоропостижно?
Я, конечно, ни в коей мере не хотела показаться дерзкой, но вопрос меня действительно интересовал. И сильно. Если все Крэазы мрут как мухи в расцвете лет, а наиды зависят от их силы и без нее погибают, то будущее совсем не радует. Деликатно выражаясь. И в связи с этим актуальным становится тот самый вопрос, который, по мнению Кариффы, давно уже должна была задать каждая настоящая наида.
— Наставница, а как вам удалось избежать уготованной участи и остаться в живых после гибели господина?
Несколько минут прошло в напряженном, тягостном ожидании. Женщина не спешила отвечать. Казалось, она вообще внезапно забыла о моем существовании, о том, что находится здесь не одна. Сидела, прямая как струна, и, поджав губы, смотрела куда-то вдаль тяжелым немигающим взглядом. Я не могла дальше терпеть густую давящую тишину. Встала, подошла к маленькому фонтанчику, что весело звенел в двух шагах от кресел, разбрасывая вокруг радужные капли, присела на край бортика и подставила руку под струю прозрачной холодной воды. Стало легче.
Старуха по-прежнему молчала. Значит, не хочет об этом говорить. Не доверяет? Или утаивает то, что мне, по ее мнению, не надо знать?
— Крэазы не просто родственники Айаров. Они соединены с императорским родом узами намного более тесными и крепкими, чем просто кровные, — тихий голос раздался тогда, когда я уже отчаялась услышать хоть что-нибудь. — Савард Крэаз и Раиэсс Айар неразрывно связаны, неотделимы друг от друга. Как стороны одной монеты, как правая и левая рука, как день и ночь. Они тэнн-ири и тайр-ири — две противоположные равновеликие силы, что, слившись вместе, становятся единым целым. Новым, невероятно мощным, намного большим, чем по отдельности. Впрочем, это ни для кого в империи не является тайной. А вот за чрезмерное любопытство по поводу того, почему отец и дед Саварда так неожиданно ушли из жизни и что с ними случилось, можно в мгновение ока очутиться в руках имперских дознавателей.
— Уберешь Крэаза — ослабишь Айара. — Я не спрашивала, а утверждала.
Сделать подобное умозаключение не составило труда. Тем более для землянки. В нашей истории, стоит немного покопаться, можно запросто нарыть уйму похожих примеров.
— Со смертью тэнн-ири император не потеряет ни капли силы, — отрицательно качнула головой Кариффа. — Дело в другом. Ирн не сможет проявиться без одной из своих половин.
— Ирн… Так ведь называется государство, где мы находимся? — Кажется, я совсем запуталась в хитросплетениях местных реалий.
— И государство тоже. Но речь не о нем. — Многозначительная пауза.
— Значит, — вывод напрашивался сам собой, — страна и это загадочное нечто носят одно имя?
Чуть заметный кивок. Бесстрастное, невозмутимое лицо. Но почему у меня создалось ощущение, что старуха чем-то очень довольна?
— После смерти главы рода Крэаз, все то время, пока наследник не станет дваждырожденным и не войдет в силу, что происходит с Ирном? — чувствовала, что переступаю незримую черту допустимой откровенности, но ощущение, что вот-вот ухвачу, пойму нечто жизненно важное, не давало остановиться.