– Я даже знаком с ней не был, ваша честь, – кривляется Фарма, поднимая вверх пальцы на манер бойскаута, потом наклоняется вперед и вульгарно нюхает средний палец.
– Ах да, вспомнила. Я с тобой больше не разговариваю!
Фарма протягивает левую руку и нетерпеливо щелкает пальцами.
– Зачем тебе?
– Кажется, она с ним не разговаривает, – поддевает ее Фарма, и Джейд остается либо отдать телефон, либо продолжать разговор. – Не поверишь, сколько их в наших краях теряется. – Он роется в груде неотремонтированных компьютеров и вытаскивает один исправный. – Я их взламываю, стираю содержимое, прошиваю заново и сдаю по сто пятьдесят за штуку, раз-два – и дело в шляпе.
– Я не хочу его продавать, просто…
– Ясно, запасной. – Фарма подключает телефон к компьютеру, открывает окно терминала. – Пятьдесят долларов.
– Нет у меня пятидесяти долларов. Даже пятидесяти центов нет.
– Как насчет кое-чего мне показать? Пару… не таких уж и маленьких штучек?
Джейд хмыкает, не поднимая глаз, а рука так и тянется поправить молнию на комбинезоне.
– Между прочим, мне всего семнадцать. Да хоть и больше, твое предложение неуместно!
– Нет так нет. – Фарма пожимает плечами, типа не хотел обидеть, и бормочет магическую комбинацию цифр – запустить его программу: 36–26–36.
– Уверен, что тебе можно работать с детьми? Да и вообще с людьми?
– Пробовал работать в морге, в Бойсе, да вышла одна история. Спроси как-нибудь у отца, он там тоже был.
Джейд ждет, что Фарма начнет ржать или хихикать – он ведь явно шутит, правда? – но тот молчит.
– Может, починишь забесплатно? А я не настучу на тебя Харди. Не за взлом чужого телефона. За… неуместное предложение.
Форма застывает, но не оборачивается.
– Пошутить нельзя, – замечает он с притворной обидой, эффектно шлепает по клавише запуска – и розовый телефон дважды мигает, экран гаснет.
– Отлично, твоя чудо-программа его заблокировала, – ворчит Джейд, забирая телефон. – Вот спасибо.
– Подзаряди, – советует он. – Пароль теперь не нужен, все данные на месте. На здоровье, малолетка.
– Выбирай выражения! – Джейд нажимает на розовом телефоне кнопку включения.
– Не забудь про «спасибо». И подключи потом мой, – он кивает на стойку, – если нетрудно. Ему тоже нужна… зарядка.
Джейд уклончиво кивает, а сама ждет, когда розовый телефон наконец включится.
– Только в мой чур не лазить, – добавляет Фарма, подняв брови, будто просит о чем-то само собой разумеющемся, и уходит.
Джейд пропускает просьбу мимо ушей и смотрит ему вслед. Потом хватает его телефон, отключает – для этого пароль не нужен, – представив, как бы Фарма заплясал, набери она 36–26–36. Встает на табурет, прячет телефон в потолок, задвигает плитку на место и говорит ровным голосом: «Шериф Харди, улика, которая вам нужна, спрятана на складе, я видела, куда он ее сунул».
Розовый телефон в ее руке с жужжанием просыпается. Джейд пролистывает номера, почти все – на незнакомом языке. Наконец она открывает фотоальбом, ведь селфи – язык универсальный.
Самое последнее – видео.
– Посмотрим, что тут у нас… – бормочет Джейд и выныривает из склада, глядя на экран и надеясь успеть до того, как из классов хлынет детвора.
Сначала на экране все расплывается, потом камере удается найти фокус – наверное, сквозь прозрачный пакет, – и в кадре появляется голая блондинка, на заднем плане мелькает голый же блондин.
– Незаконное использование городского каноэ, – сообщает им Джейд, доставая наушники и засекая дату: шесть дней до ее «попытки», как выразился врач в Айдахо-Фолсе.
Выходит, ей сильно повезло, что каноэ вообще стояло у пирса.
Что до ребят на видео, во-первых, у них какой-то диковинный английский, во-вторых, они явно приезжие – эту светловолосую, веснушчатую парочку она видела впервые.
– Свен, – произносит Джейд, спиной толкает двойные двери и выходит на солнечный свет. Внутри школы звенит звонок – значит, Джейд успела опередить приливную волну из кашляющих, сопливых, орущих малышей.
Но попади она в эпицентр этой бури, то даже не заметила бы. Потому что парень – Свен – только что свалился за борт каноэ!
Джейд останавливается, затаив дыхание.
– Охренеть, – бормочет она, оглядываясь по сторонам – вдруг кто-то из родителей, пришедших за детишками, заглянул к ней в телефон? Но они просто стоят в очереди и ждут, когда она пройдет мимо.
Джейд смущенно кивает, извиняется и шагает дальше, отматывая запись назад, к моменту, где Свен падает через бортик, только пятки сверкнули – и до свидания.
Девушка осталась одна… Как Свен звал ее на пирсе – «Горлодер»? «Гвендолен»? «Гондурас»? Джейд выбирает что попроще, пусть будет «Блонди», как в фильме. Но от чего же та вздрогнула?
Джейд поднимает глаза и смотрит на озеро Индиан, будто надеясь увидеть, что нагнало страху на блондинку ночной порой.
Она опять перематывает запись, смотрит, как Свен переваливается через борт, запоминая каждый всплеск, каждый вздох, каждую секунду этого волшебства, случившегося, когда весь Пруфрок крепко спал, и на сей раз вздрагивает вместе с Блонди, даже поворачивается вместе с ней, стараясь заглянуть за борт каноэ.
– На ее месте могла быть ты, девочка-ужастик, – говорит она себе.
То же озеро, тот же пирс, та же лодка, почти та же ночь.
Теперь девушка гребет от чего-то, что находится рядом с каноэ, и вот – нет, только не это! – соскальзывает за борт, потому что вплавь быстрее. И Джейд больше ничего не видит, только слышит.
Крик девушки разрезает ночь пополам – и тут же обрывается, нависает тишина, безмолвная и глубокая, какой в жизни Джейд еще не было.
В фильме «Пятница, 13-е» лезвие для ритуала достают двое светловолосых вожатых, Барри и Клодетт. А в фильме, действие которого происходит в Пруфроке – как его назовут, другой вопрос, – двое светловолосых приезжих. Двое голландцев, Свен и Блонди.
– Спасибо, – говорит им Джейд, целует экран и вздрагивает – прижатый к губам розовый телефон звонит! Она отгоняет наваждение, но телефон продолжает звонить, и на пятом звонке, потому что проходящие мимо детишки смотрят на нее – почему она не отвечает? – Джейд подносит телефон к уху.
Тот же язык, что на видео. Единственное слово, которое звучит знакомо – «детектив».
И этого слова Джейд вполне достаточно. Спокойно, без паники, просто ошиблись номером – она прерывает звонок, нагибается к правому ботинку и сует розовый телефон под толстую подошву. Окруженная толпой детей, она позволяет телефону выскользнуть на дорогу, прямо в лужу. Лужа его проглатывает, но он всплывает на поверхность – чехол не дает утонуть, вот блин! Телефон болтается на поверхности, как плоская пробка, такой розовый, такой настырный – и опять звонит! Рядом с Джейд останавливаются две четвероклассницы – что за трагедия разыгрывается у них на глазах?
– Ой! – восклицает та, что повыше.
Джейд просто смотрит.
– Сейчас… – Та, что пониже, делает шаг вперед, чтобы поднять телефон – наверное, думает, что хозяйка убита горем или испугалась, но Джейд кладет ладонь девчонке на грудь, тормозит ее – и в эту самую секунду, громко и отчаянно сигналя, мимо проносится автобус, да так близко, что кончики волос девчонки задевают грязно-желтую краску.
Сзади раздается неистовый женский вопль, и Джейд кажется, будто ее со всего маха ударили в живот. Она удивленно оглядывается – вдруг это блондинка из видео?
Вопила Мисти Кристи, агент по продаже недвижимости, она несется к той девочке, что пониже, и хватает в охапку.
– Ты ее спасла, – объясняет девчонка повыше, и Джейд смотрит на удаляющийся автобус, на Мисти Кристи, прижимающую к себе спасенную дочь, потом на лужу. Из воды торчат кусочки раздавленного телефона.
Джейд нервно сглатывает, Мисти Кристи обнимает и ее тоже, обнимает и плачет, и Джейд, у которой отнялся язык, не говорит, что все вышло случайно, она всего лишь пыталась помешать школьнице поднять телефон, вовсе и не думала никого спасать, совершать героический поступок – это не про нее. Скорее наоборот.
Когда Джейд удается высвободиться из объятий, на лужайке уже стоит полукругом толпа родителей и смотрит на нее во все глаза – что же девочка-ужастик сделает дальше. Джейд поджимает губы, изображая улыбку, – ей самой интересно. Она сует руки в карманы, разворачивается, чтобы укрыться от всех, и первым же шагом ступает в глубокую лужу, поглотившую розовый телефон.
Нога промокает и мерзнет, но Джейд идет дальше и через полквартала шумно выдыхает, потом делает глубокий-глубокий вдох, прикрыв рот руками.
Голландская парочка в озере. Ведь они… что может значить такая смерть… это значит, что…
Джейд нутром чует – началось. Наконец-то!
На самом деле, сэр, нельзя сказать, что слэшер – это что-то невозможное или бывает только в кино. Но розыгрыша, с которого все началось, недостаточно – нужны кое-какие минимальные условия.
Первое – Кровавая Жертва. Вспомните Джудит Майерс, старшую сестру из «Хэллоуина», Кейси Бекер из «Крика» или Мэрион Крэйн, ее версию тысяча девятьсот шестидесятого года, как вы догадались, из «Психо».
Второе, только не удивляйтесь, слэшеру нужны взрослые. Я имею в виду родителей, учителей и полицейских, которые отмахиваются от своих детишек – мол, дурачатся, дети есть дети. Вспомните «Кошмар на улице Вязов», когда отец Нэнси, детектив, не хочет прислушаться к своей дочери. Или полицейский Дорф из «Пятницы, 13-го», который даже со своим мотоциклом справиться не может – хотя чего ждать от человека с такой фамилией? Будь взрослые и полиция на высоте, ничего бы вообще не случилось.
Или взять главного героя из «Пункта назначения», Бладуорта, – типичный Тони Тодд в роли Кэндимена, этот взрослый на самом деле верит детям, но именно поэтому не может поговорить с другими взрослыми. И даже если взрослый точно знает и на сто процентов убежден, что бывает редко, как доктор Лумис в «Хэллоуине» или Чокнутый Ральф в «Пятнице, 13-е», тогда никто этому взрослому не верит, и для ребенка это самое хреновое. Вернее, хренового в детстве хватает, но давайте обойдемся без этого, иначе я заведусь и буду трещать о том, стоит ли заменять видео по сексуальному воспитанию «Пятницей, 13-го», где горло Кевина Бейкона пронзает стрела. Моя работа имеет огромную образовательную ценность, поэтому обойдемся без сравнений.