ТУТ ДЛЯ НЕМЕСТНЫХ НАДО ПОЯСНИТЬ: КОГДА ШЕРИФ ГОВОРИТ, ЧТО ВСЕ БОЯЛИСЬ ОЗЕРНОЙ ВЕДЬМЫ, ОН НАМЕКАЕТ НА ТО, ЧТО НАМ С ВАМИ ИЗВЕСТНО. ЗА ПРЕДЕЛАМИ ПРУФРОКА НИКТО НЕ В КУРСЕ, КАК СТО ЛЕТ НАЗАД МАЛЬЧИШКИ И СТЕЙСИ ГРЕЙВС ИГРАЛИ В «ВЕДЬМУ» НА МЕЛКОВОДЬЕ ОЗЕРА, В КОТОРОМ ПОДНИМАЛАСЬ ВОДА, И ЕЕ СХВАТИЛИ И КИНУЛИ В ВОДУ ПОДАЛЬШЕ, ЧТОБЫ ОНА ДОКАЗАЛА, ЧТО НЕ ВЕДЬМА, ПОТОМУ ЧТО ВЕДЬМЫ НЕ ТОНУТ, ЭТО КАЖДЫЙ ЗНАЕТ, И ВОТ ЧУДО, ВОДА ОТКАЗАЛАСЬ ЕЕ ПРИНИМАТЬ – СТЕЙСИ ПРОСТО БУХНУЛАСЬ СВЕРХУ, ВЫГНУЛА ПО-КОШАЧЬИ СПИНУ, ЗАШИПЕЛА НА МАЛЬЧИШЕК СКВОЗЬ ПАТЛЫ И КИНУЛАСЬ НА ЧЕТВЕРЕНЬКАХ НА ДРУГУЮ СТОРОНУ ОЗЕРА К СВОЕЙ МАМЕ, КОТОРУЮ К ТОМУ ВРЕМЕНИ УЖЕ УБИЛ ЕЕ ОТЕЦ И ГДЕ-ТО СПРЯТАЛ. ВОТ ТАК И РОЖДАЮТСЯ ЛЕГЕНДЫ, СЭР.
– Так вот, это было вечером в пятницу. А в субботу вечером (запикано короткое слово) я увидел то, что увидел. Не знаю, надо ли пересказывать, даже для истории. Но… (снова запикано). Вообще-то Медведь, твой учитель, его по-другому и не зовут, все это знает. Он был в четвертой хижине, с шестиклассниками. Так что ничего страшного. Не будет же он эту статью вешать на стену, еще чего не хватало.
ВОТ СЕЙЧАС БУДЕТ ПОЛНЫЙ ОТВЯЗ!
– И кому ты поверишь, журналисту или очевидцу? Никто не видел то, что видел я. Это была она, Эми Брошмеир, тут никакой ошибки (запикано) нет. Одно дело, когда сидишь в кресле перед телевизором. А я стою там, юная мисс, и ком в горле – размером с дыню. Вечер субботы, наш последний вечер перед отъездом. Даже не знаю, почему мы по домам не разъехались, дети-то умирали налево и направо. Я вышел отлить, но сортир (запикано) был на другой стороне лагеря. Поворачиваю за угол и вижу… сначала я решил, что это барсук. До сих пор забыть не могу! Барсук, когда ест, сгибается пополам, будто трахает еду. Вычеркни, не пиши, зря я это сказал. Так уж они едят, так у них глотка устроена. Пища там бродит вдоль позвоночника и выползает назад быстрее, чем ее успевает прогнать пищевод.
ДУМАЕТЕ, ТУТ Я ЧТО-ТО СКАЗАЛА ПРО ЧЕЛОВЕКА-МНОГОНОЖКУ – ОШИБАЕТЕСЬ. ПРОСТО НЕ ХОТЕЛА ЕГО ПЕРЕБИВАТЬ.
– Триго, да-да. Номер четыре. Она переехала в Пруфрок за две недели до окончания учебного года. Ее отец был новым смотрителем плотины. Перед Йенсеном, который там служит сейчас, сменилось человека два или три. Смотритель дамбы – все равно что смотритель маяка. Не знаю, что думал ее отец, когда на эту работу подписывался. Из Монтаны приехали. Она была то ли итальянка, то ли индианка, так я и не узнал. Но коготки, если надо, могла показать. И могла испепелить тебя взглядом. Я такой взгляд потом видел только раз, за все эти годы. В тот день родилась моя дочь. Не важно… Стокса одолели осы. Хауэрт сорвался вниз. Уокер сварилась в котле. Но Эми Брошмеир… она ела, это без шуток. А потом подняла голову, оторвавшись от Триго. От того, что от нее осталось. Волосы у Эми перепутались, ночнушка вся в клочья, нижняя часть лица – черная, от (сильно запикано) того, что она сделала с дочкой смотрителя дамбы. Представляю, что было бы, если бы я подбежал к ней, оторвал Эми Брошмеир от ее жертвы. Сразу она не умерла, нет… Я про дочку смотрителя. Но не могла и слова вымолвить. Ее горло… именно я подтвердил, что это Эми Брошмеир, что я видел ее – такие волосы в лагере были только у нее. На следующий вечер мистер Триго заперся в комнатке управления дамбой. Совсем тронулся, все клял себя, что привез дочь в богом проклятое место – сама знаешь, как оно бывает. В ту ночь озеро вышло из берегов и докатилось прямо до здания банка, и только тогда Дон Чемберс пальнул в окно. А озеро тем временем залило тротуары, поднялось до второго кирпича. В жизни не видел, чтобы вода так свирепствовала, буквально жаждала всех нас проглотить. Услышав, как Дон Чемберс вышибает стекло, я впервые прочувствовал, что такое звезда шерифа. Он смотрелся как Маршалл Диллон в «Дымке из ствола»! Вылитый Чак Коннорс.
ДЖЕЙД ПРЕДПОЧИТАЕТ УЖАСТИКИ, А НЕ КРИМИНАЛ.
– Тебя тогда еще на свете не было. Так вот, статья про Эми Брошмеир. В больнице она съела одеяло. Говорят, у нее из глотки вытащили два фута одеяла. По мне, другого доказательства и не требуется. Как я уже сказал, мы всю неделю у костра только и говорили, что про Озерную Ведьму, и тут я первым делом про нее вспомнил. Потому и не кинулся оттаскивать Эми от девчонки Триго. Но (запикано) мне тогда было одиннадцать лет, и мочевой пузырь требовал – опорожни меня. Вот я и дунул (запикано) на своих ходулях прямиком к воде. Мы же знали, Стейси Грейвс туда нельзя: Иезекииль под водой уже затянул свою песнь дьявола, а к ведьмам он, как известно, относился без большого почтения, поэтому там я и спрятался и ни разу не оглянулся, закрыл лицо руками, затаил дыхание, насколько смог, а в голове так и стояла картинка: ведьма скребется и царапается на поверхности воды прямо у меня за спиной, но вода ее не пускает. Говорю тебе, мне было всего одиннадцать. Стейси Грейвс – просто страшилка, чтобы вечером загонять детишек домой. Впрочем, реальный мир не лучше, если в нем попадаются такие экземпляры, как Эми Брошмеир. Извини, детка, если развенчал твои фантазии насчет Озерной Ведьмы (запикано). Мой жетон говорит, что я должен полагаться на улики, а не на городские легенды. И запомни, показания очевидца хороши, если у него нормально с головой, я же был одиннадцатилетним мальчишкой. Дон Чемберс мне растолковал, что именно я видел, после его слов все прояснилось, он мне все хорошенько объяснил. И когда он пересказал мои же слова, тогда и я услышал их, как очередную байку у костра. В этой байке были факты, которые могли ему пригодиться, например, всклокоченные волосы, ночнушка, ему все это пригодилось, чтобы нас же обезопасить, вот так оно и было в лагере Виннемукка. Оно и к лучшему. Дурные воспоминания.
ДУРНЫЕ, СЭР, – ПОНЯТИЕ ОТНОСИТЕЛЬНОЕ.
– Ты на него похожа. Тебя воротит от этого рассказа? Круги под глазами появились.
ВЫ ЕЩЕ УДИВЛЯЕТЕСЬ, ЗАЧЕМ Я ТАК СЕБЕ ГЛАЗА МАЛЮЮ.
– Да, я заметил. А газета, между прочим, подробности печатать не стала. Фамилия отца была Триго, как, понятное дело, и девочки, и ее все так и звали, наверное, потому что мисс Спелмен в первый день прочитала фамилию в журнале. Но у нее было имя… и звали ее Мелани. Мелани.
СИМПАТИЧНОЕ ИМЯ, СЭР.
ОЧЕНЬ ДАЖЕ СИМПАТИЧНОЕ.
Не ходите в лес… одни!
В «Кошмаре на улице Вязов» отец Нэнси – детектив из отдела убийств, поэтому у нее, можно сказать, неограниченный доступ ко всему участку. Она заявляется туда, как к себе домой, свободно общается со всеми полицейскими, как и Татум из «Крика», где у героини в полиции работает старший брат Дьюи, и другие полицейские ее спокойно пропускают.
Только Джейд – не Нэнси.
Мэг останавливает Джейд у прямоугольной стойки для посетителей и не пускает ее вглубь здания – там кабинет Харди, комнаты с архивами и вещдоками, две камеры предварительного заключения, и единственное помещение, к которому у Джейд есть доступ раз в две недели: инвентарная для уборки.
– Общественные работы, – объясняет Джейд, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал небрежно, будто есть другие двадцать мест, где она с удовольствием бы оказалась.
– Что за работы, дорогая? – Мэг дважды хлопает накладными ресницами.
– Ну… вы же знаете. – Джейд закатывает левый рукав комбинезона и показывает свой красный от ярости шрам, к которому она недавно пририсовала лапки сороконожки, мол, самоубийство – это насекомое, оно ей совершенно нипочем.
Мэг втягивает воздух сквозь зубы и быстро отводит взгляд. Джейд и сейчас слышит, как ее дочь Тиффи блюет в высокую траву. Яблочко от яблони.
– Шериф сказал, что я могу помочь вам с архивными документами, – объясняет Джейд елейным голоском.
– В рабочее время – сколько угодно, – отвечает Мэг с той же приветливой фальшью.
– Но вы уже здесь.
– Сейчас особые обстоятельства.
– Домой мне пока нельзя, – признается Джейд, пожимая плечами, мол, у меня тоже обстоятельства, но рассказывать о них не собираюсь, она намеренно отводит взгляд, что значит – углубись она в эти самые обстоятельства, и ее фасад крутой девчонки рассыплется в пух и прах.
Мэг прикусывает губу, крутится вместе со стулом, делая пол-оборота, постукивает колпачком ручки по верхним зубам, и Джейд воспринимает это как напоминание – грызть ручки в офисе шерифа нельзя.
– Почему все здесь? – Джейд не в силах удержаться от вопроса, потому что Мэг еще пару раз неторопливо постукивает по своим зубкам. – Кто-нибудь умер?
Ни один мускул на лице Мэг не дрогнул, она просто смотрит вокруг, думая, чем занять Джейд. Что поручишь девчонке с нулевым, вернее, с отрицательным доступом, то есть девчонке с липкими пальцами, жадными глазами и к тому же недовольной властями. Ее нужно держать на расстоянии вытянутой руки, чтобы не было беды.
– У тебя вроде была другая рабочая одежда. – Мэг многозначительно прижимает указательный палец к кончику носа.
– Та сейчас в стирке.
– Что под комбезом?
– В каком смысле…
– Под ним ты прилично одета?
– Я уборщица, что тут такого?
– Слишком много карманов, – объясняет Мэг, заглядывая Джейд прямо в душу, – слишком просторный. В таком ловкая девушка семнадцати лет от роду может целую вешалку с одеждой вынести.
Джейд медленно расстегивает молнию, глядя Мэг прямо в глаза. Снимает комбинезон, скатывает в рулон и аккуратно, чтобы не перевернуть ящички с почтой и коробочки с карандашами, кладет его на стол Мэг. Она осталась в футболке с рекламным постером музыканта Раймонда Петтибона, на нем изображена мертвая девушка по имени Джейни с обнаженной грудью, а ее друг спрашивает стоящего рядом Иисуса, почему же, если он Христос, ему не воскресить Джейни?
Мэг неодобрительно поджимает губы.
– Могу снова надеть, – предлагает Джейд, садится и, ссутулившись, подается вперед с видом заправской преступницы. – А там, кто знает, могу и все степлеры спереть и толкнуть по хорошей цене на улице. В наши дни у детишек с канцтоварами туго, Тиффи наверняка вам говорила.
– Разложи почту по конвертам. – Мэг встает, изображая из себя строгую училку.