Пусть Харди и думать забудет, что в субботу не пустит ее на озеро! Она сядет в первом ряду, запасется попкорном, может, наденет полиэтиленовое пончо и очки-консервы, чтобы защититься от кровавого дождя.
Но чем себя занять до этого? Джейд надеялась, что будет готовиться к встрече со слэшером вместе с Летой и неделя пролетит быстро. Но этого нет, тыкать палкой в мусор не надо, приходить на работу вовремя не надо – неделя растянется на вечность.
Дети, не суйте нос куда не надо, ага! Это вам говорит бывшая зануда уборщица, у которой голова пухнет от идей. Пожалуй, можно вернуться на общественные работы, но теперь Мэг и подавно глаз с нее не спустит. Конечно, до потайных видеокамер Фармы ей далеко, но такое внимание Джейд тоже ни к чему.
Чтобы хоть чем-то себя занять, Джейд делает сэндвич с колбасой и намазывает его горчицей (любимой горчицей отца, которую тот держит для себя), ест на кухне полуголая, стараясь не обращать внимания на свое отражение в стекле духовки, в украденной салфетнице, в хромированном кране. Не всем же выглядеть как Джули Джеймс из «Прошлого лета» или кантри-певица Сара Дарлинг, по крайней мере без личного тренера, диетолога, фотошопа. Конечно, есть индейские девицы, что сидят на пестрых одеялах, какие продаются на автозаправках, крутобедрые, эдакие принцессы из диснеевского мультика, только Джейд с ними не по пути – она из другого племени.
Сидя за просевшим кухонным столом, Джейд кладет сэндвич на колени, откидывает голову, перестает жевать. Допустим, она подавится и задохнется в одиночестве – что пронесется в мозгу в последнюю минуту? И вдруг – дребезжит сетчатая дверь! Джейд соскакивает со стула, ныряет за холодильник и сидит не дыша – в руке недоеденный сэндвич, в глазах ужас. Входная дверь распахивается, и в гостиную, рыгнув, вваливается Фарма. Оо, эта отрыжка, Джейд узнает ее из тысячи.
– Чувак, – упрекает отец приятеля и кладет в карман ключи, слышно, как они звякают.
– Подумаешь, великое дело, – бормочет третий голос, незнакомый Джейд.
Зашибись. Значит, отец не вкалывает на Терра Нове за пятнадцать баксов в час, и Фарма, которому больше не за кем следить, тоже решил отдохнуть. Пьянка-гулянка, «вспомним школьные денечки». Супер. Классно. Боковая дверь из кухни ведет в коридор, и эти трое вполне могут свернуть туда, потому что там туалет.
А еще могут войти прямо сюда, в кухню.
Сердце в груди стучит молотом. Мало того, что на ней всего лишь лифчик и трусики, так еще и не самые лучшие, можно сказать, самые фиговые.
Голоса приближаются. Похоже, развалиться на кушетке и часик-другой смотреть вестерн они не намерены. Пришли зарядиться, подбросить угля в топку. И гостиная им ни к чему, значит, сейчас притопают сюда.
И что дальше?
Кто-то из них застукает Джейд – в бельишке, корчится за холодильником, в руке полсэндвича с колбасой, глаза горят от ужаса, на голове – воронье гнездо!
Блин. Блин, блин, блин.
Джейд прикидывает расстояние до одной двери, до другой… Нет, не успеет!
Задняя дверь?
Шаги хрустят по коридору, гулко звенят по пустой гостиной, откуда прямая дорога к ней, и выбора не остается: сгорбившись, она ныряет к задней двери, скидывает хилую задвижку и тихо-тихо выскальзывает из дома, аккуратно закрывая за собой дверь.
Голоса слышны из кухни.
Открываются две банки пива, потом третья. И – нет, только не это! – дверная ручка, которую Джейд еще сжимает, крутится в ее руке.
Дверь с силой открывается, Джейд откидывает в сторону, и она наполовину зависает в воздухе, рядом с цементной ступенькой перед дверью, вжимается в стену дома и дрожит осиновым листом, а кто-то из них выпускает бледно-желтую струю – прямо в траву, пожухшую от тысячи таких струй.
Джейд опасливо поднимает голову и смотрит в оконце задней двери… Клейт Роджерс? Может, Харди позволит ей снова взяться за швабру, если она шепнет ему, что в город вернулся убийца его дочери? Или Харди и без нее корежит всякий раз, когда Клейт пересекает границу округа?
Струя ослабевает. Клейт, отстрелявшись, довольно хрюкает и тянет дверь на себя – и Джейд прыгает в колючие сорняки возле дома, стараясь превратиться в невидимку, – не хватало только, чтобы ее увидели через окно соседи.
Еще пара секунд, шаги громыхают по кухне, через оконце над раковиной вылетает сигаретный дым – и Джейд видит, что спасена: на бельевой веревке висит комбинезон, который Харди забыл у нее забрать. В отличие от Майкла Майерса, чтобы напялить комбинезон, ей не надо убивать механика.
В тени дома она одевается, падает, как тюфяк, из-под ноги выпархивает бурая птичка. Взмахивает крылышками прямо у Джейд перед носом, воздух перед глазами колеблется, и Джейд непроизвольно вскидывает руку. Она шарит по земле – вдруг птичка не одна? Потом натягивает комбинезон до конца, крадется к фасаду дома, достает из кузова отцовские сменные ботинки, в которых он месит грязь на стройке, – вот бы Харди порадовался, узнай он о них.
Через квартал, почти около озера, до нее вдруг доходит, что она до сих пор сжимает в руке сэндвич с колбасой. Джейд откусывает его, но отцовская горчица слишком острая, к тому же теплая. Джейд бросает сэндвич на землю и топчет, впечатывая в бетон, потом через спортзал прокрадывается в школу, к которой Харди запретил ей приближаться.
Будто не знает, что лучше приглашения и не придумаешь.
Джейд проходит через уголок растеряшки, где лежат носки без пары, конфискованная зеленая футболка с тачкой на груди, потом начинает краситься перед зеркалом, по привычке показав средний палец всем камерам Фармы.
– Теперь можешь меня сдавать, – говорит ему Джейд, четко выговаривая все слова на случай, если ему вздумается читать по губам. – И я спрошу у Харди, откуда ты узнал, что я здесь.
Она подводит глаза – гуще некуда.
Следующие три часа Джейд бродит по коридорам, играя в «Резню в школе». По крайней мере прокручивает этот фильм в голове. Но в итоге превращается в Джона Бендера из «Техасской резни бензопилой», сбегает из заточения в библиотеке и, приняв страшный облик, расстреливает обручи в спортзале.
Вот и класс истории мистера Холмса – уже бывший.
Сейчас там пусто – учителя нет. На стенах висят его затертые плакаты, в углу доски осталась дурацкая цитата, которыми он потчевал их каждый день. В ящиках стола нет ничего, разве что зажимы для бумаги да скрепки.
Джейд хочется плакать.
– Хрен тебе!
Прогоняя слезы, она уходит, но не как обычно, а швырнув в стеклянные двери урну для мусора – и выныривает в возникшую дыру.
Вот тебе выпускной, говорит она себе, пролезая сквозь стекло, как четверо неприкаянных из «Колдовства» на обложке кассеты. Такая церемония ей по вкусу.
Стемнело. Скоро на улицах Пруфрока станет тихо, погаснут огни. Джейд высовывается на полкорпуса, оглядывает пустынные улицы. Умереть и попасть за грехи в ад она не боится, потому что живет в аду уже семнадцать лет.
Глубоко засунув руки в карманы комбинезона, она пробирается сквозь темноту.
Оно того стоило, говорит себе Джейд. Что ее уволили. За то, что на стенке в туалете она увековечила озерный слэшер.
Кто-то должен был это сделать, так?
Так или иначе, «Резня Озерной Ведьмы» – просто убойное название для того, что происходит, что уже началось. Она улыбается и находит пачку сигарет в нагрудном кармане комбинезона. Вот, блин, спасение. Спасибо вам, маленькие пернатые карманчики!
В переулке за аптекой Джейд закуривает. Сквозь дым видит пришвартованный у пирса «Умиак», рядом с ним глиссер Харди выглядит карликом. Похоже, в город пожаловали двое Основателей. Они только что приплыли и идут от пирса. Лета и Тиара в капитанской рубке, или как там это называется, Тиара даже напялила капитанскую фуражку, будто снимается для разворота «Плейбоя». Джейд во все глаза смотрит на Основателей. Кажется, так близко она их еще не видела. Глаз не оторвать. Только посмотреть, как они идут, сразу ясно – по сравнению с Пруфроком у них совсем другая налоговая шкала. Походка пружинистая, явно дружат с йогой, можно сказать, изящные, будто сошли не с яхты-сигары, а со страниц модного журнала.
Джейд прижимается к стене аптеки, щурит глаза, принимает самый мрачный вид, на какой способна – и смотрит, как они подходят к стоящим тут же «Порше» и «Рендж-Роверу».
Тео Мондрагона среди них нет, его узнаешь сразу – у него плечи футболиста, ходит враскачку. Значит, Марс Бейкер? А второй либо Росс Пэнгборн, либо Льюэллин Синглтон, этих двух она издалека не различает. Наверное, приехали почтить память Дикона Сэмюэлса, вот и собрались в Терра Нове, только не похоже, что они сильно переживают: спины прямые, признаков печали или огорчения нет и в помине. Шаги упругие, широкие, можно подумать, Основатели в восторге от того, что на тот свет отправился кто другой, а не они.
– Еще успеете, – утешает Джейд, выпускает кольцо дыма и быстро отворачивается – не попасть в плен их сияющей орбиты, блеска, далекого от реальной жизни существования.
Она решает навестить Кровавый Лагерь и держится в стороне от дороги из города, но в итоге попадает на стройку Терра Новы. Почему бы нет? Переступает через панельный забор и быстро идет среди бульдозеров и ковшовых погрузчиков. Вот бы вскарабкаться по огромным шинам, сесть на сиденье из потрескавшегося винила и возомнить себя Годзиллой, праведно побуянить на центральной улице.
Но теперь у нее взрослые обязанности, шериф, так? Гордость за родной город и прочая хрень. В доказательство Джейд бросает сигарету, топчет ее ботинком, как положено достойному гражданину, и идет дальше, дергает за дверцу запертого склада, через мусорную свалку подбирается к другому складскому помещению, с виду более подходящему – вдруг там подвернется что-нибудь острое или бензопила, которые в субботу сыграют важную роль. Не успевает она пройти через свалку, как справа вспыхивает свет фар. Джейд замирает: если не шевелиться, ее вполне можно принять за сломанный поддон или кусок термоусадочной пленки.