Спасибо, не надо.
Но как бодрствовать без телефона? Без копья, на которое она накалывает мусор? Без скорбных излияний мистера Холмса по поводу Терра Новы. Без видеокассет. Без альтернативного рока группы «Фугази», что течет ей в уши. Без кричащей в ночи Леты.
А ведь шикарно все вышло, так? Лета выбросила вперед руку и поймала мачете за рукоять, словно оно свалилось с небес. Если она – не последняя девушка, тогда последних девушек вообще нет, и Джейд все выдумала от начала до конца.
Только она ничего не выдумала.
Джейд поднимается, делает пару шагов от одной стенки до другой – не разгуляешься, – мрачно смотрит в пол, как настоящая заключенная, но эту роль трудно играть, когда организм требует пи-пи. Удобств в камерах нет, только ночной горшок, примерно тысяча восемьсот девяносто девятого года. В него, наверное, по очереди писали еще Хендерсон и Голдинг.
Джейд разрешили воспользоваться женским туалетом в передней части здания, но только один раз – один поднос с едой назад, куда, между прочим, вошли два пакета апельсинового сока.
Важнее другое: если четверг уже клонится к вечеру, в чем она не сомневается, значит, большая резня не за горами.
– Шериф! – вопит во всю глотку Джейд, будто кричит в мегафон, при этом находясь внутри его. Не давая эху толком отразиться после первого крика, она кричит вновь и вновь, громче и громче, пока ключ в замке не заявляет о себе, давая ей шанс замолчать – и дверь открывается.
В камеру неторопливо вплывает Харди, на щеке призрачно отпечаталась перевернутая цифра «четыре» – он спал на своем настольном календаре.
– Либо предъявляйте мне обвинение, либо отпускайте, – требует Джейд, выкапывая нужные сведения из своего словаря «Закон и порядок».
Харди глубоко вздыхает, не спеша выпускает воздух обратно.
– Как колбаса? – спрашивает он и, не успевает Джейд достойно ответить, развивает мысль: – Есть такая старая песня Тома Холла, он сидит в каталажке и каждый день ест подогретую колбасу. – Харди похлопывает по стене из шлакоблока, словно проверяя на прочность. – И она начинает ему нравиться.
– В чем меня обвиняют? – спрашивает Джейд, пытаясь пригвоздить его взглядом.
Харди хмыкает, выуживает из-за пояса ключи, распахивает дверь и торжественным жестом предлагает Джейд выйти наружу – мир тебя ждет. Джейд проходит через порог, ни на секунду ему не веря. Харди потирает рот рукой, пряча улыбку.
– Это для твоего же блага.
– Сидеть в кутузке?!
– Отец показал мне твою комнату.
– Неужели он пустил вас в дом?
– Что тут такого? Теперь это официально, Джейд, ты уж извини. Ты – беглянка.
– Мне почти восемнадцать.
– Это значит… дай мне вспомнить арифметику, дай мне… значит, пока тебе семнадцать, и на тебя распространяются совсем другие законы.
– Никуда я не убегаю.
– Я уже не говорю о покушении на жизнь Леты Мондрагон, – продолжает Харди, лениво двигаясь перед ней к своему кабинету.
– Я ей кое-что передавала, а не пыталась навредить, – бурчит Джейд.
– А если бы она это «кое-что» не поймала?
– Я знала, что поймает.
– Скорее, тебе просто повезло, – вздыхает Харди, выводя ее в коридор.
– В туалет можно? – спрашивает Джейд, потому что дверь в туалет – вот она.
– Чуть позже.
– Это жестоко и недостойно!
– Блин, только не надо меня заводить, – откликается Харди с ухмылкой и предлагает ей сесть по другую сторону стола, куда сажают нарушителей, а сам стоит и ждет, когда она устроится. В гнездо у края стола воткнут шнур – подзаряжается ее телефон – кажется, единственное, что Джейд сейчас видит.
– Мне правда надо пописать.
– Горшок тебе чем не угодил? Обошлись бы без лишних споров. – Харди достает из держателя серебристую ручку с забавным узором и прокатывает ее по костяшкам пальцев. – Сама знаешь, какие нынче пошли детишки. Да, именно, детишки. Тебе все еще семнадцать, юная леди. И ты пустилась в бега. Твои вещички я нашел в лесу. Тут, как говорится, ничего личного, свои обязанности я должен выполнять.
– То есть я здесь не из-за того, что могла видеть той ночью? – Джейд старается подбирать слова.
Харди откидывается на спинку скрипучего кресла и внимательно изучает потолок, давным-давно изученный.
– Что такого ты могла видеть? Если хочешь, могу взять у Мэг свой диктофон, сделаешь официальное заявление. Или нет – взять диктофон можешь ты. Ты же знаешь, где он, верно?
Он нависает над ней и смотрит в лицо, сжимает и разжимает губы, будто только что помазал их и хочет, чтобы крем разошелся по всей поверхности и сделал свое дело.
– Ничего, – наконец выдавливает Джейд. – Вообще ничего не видела, шериф.
Джейд гадает, не эти ли самые слова в свое время произнес тринадцатилетний Клейт Роджерс, и если да, то не допустила ли она сейчас грубейшую ошибку?
– За последние пару недель смертей здесь произошло больше, чем за предыдущие сорок лет. – Харди подается вперед и упирает локти в стол. – Тут мне попадается местная фанатка ужастиков, бегающая по ночам с мачете, на клинке которого нацарапано имя.
– Джейми Ли Кертис.
– Знаю, «Голубая сталь». Там вроде никаких страшил нет.
Джейд оценивает эту реплику по достоинству, но не подает виду.
– Она последняя девушка, понимаете? – Джейд старается говорить без нажима, будто они просто болтают о кино, и шериф не перебирает свои карточки с записями, ведь на одной из них написано то, что она ему недавно сказала – про Мелани.
Харди просто смотрит и ждет, что Джейд продолжит распинаться о Джейми Ли Кертис, мол, она навсегда останется последней девушкой. Но это было бы слишком легко. И ей жуть как охота писать.
– Так вы меня за это упекли? – уточняет Джейд. – За оружие? Решили, что я сбежала?
– Бегать нельзя даже с ножницами, а уж с мачете и подавно, как считаешь?
– Потом спасибо мне скажете, что я ее вооружила.
– Из-за того, что ты говорила? – спрашивает Харди и снисходительно пожимает плечами. – Медведь меня чуток просветил насчет… Скуби-Ду?
– В стиле Скуби-Ду, – с отвращением фыркает Джейд. – Кто-то в маске. Возможно, ее отец.
– Ее – это…
– Леты.
– В субботу, – уточняет Харди, глядя ей в глаза.
Джейд отворачивается, смотрит в сторону озера. Мистер Холмс борется с ветром на своей стрекозе.
– Наверное, тут я должна сказать: закройте все пляжи.
– Это из «Челюстей».
– На воде будут дети.
– В видеоиграх они и не такого насмотрелись.
– Вы знаете, о чем я.
– Им угрожает опасность.
Джейд готова развить эту мысль, но Харди смотрит ей прямо в душу.
– Медведь также объяснил мне, с чего ты все это взяла… насчет субботы.
Джейд будто слышит это слово впервые: «Медведь». Ведь Дикона Сэмюэлса убил вроде бы медведь.
– Знаю, для тебя все по-настоящему. – Харди отходит к окну, видимо, это его обычное место, он стоит там, будто часовой, охраняя покой округа Фримонт, штат Айдахо.
– Дело не только во мне. Еще парень с девушкой в марте…
– Парень – да, а про девушку я слышал только от тебя.
– Еще Дикон Сэмюэлс.
– На него напал зверь.
– А Клейт Роджерс?
– Несчастный случай на воде.
– Несчастный случай на воде, – машинально повторяет Джейд.
Ей кажется, или Харди действительно распрямил спину? Задержал дыхание и боится выдохнуть?
– Ну этот сам напросился, – бормочет Джейд, вставая. – Возможно, он даже не входит в общий цикл. Так, случайное дополнение.
– Думаешь? – спрашивает Харди, не оборачиваясь. – Случайное дополнение?
– Все смерти, сколько есть, вешают на слэшера, это факт. Историю пишут победители, а слэшер победителем не бывает.
– Он не пишет почти ничего, – замечает Харди.
– Зато подписывается кровью, – подхватывает Джейд.
Далеко над озером видна стрекоза мистера Холмса, летит почти на бреющем полете.
– Это он прячется от ветра, – поясняет Харди, кивая подбородком в сторону мистера Холмса. – Интересно, что думают рыбы, когда видят его тень? Что прилетел главный коршун и им теперь хана?
Шериф поворачивается к ней и с бесстрастным лицом осведомляется:
– Кто-то швырнул урну, пробив дверь школы. Ничего про это не слышала?
– Школа закрыта на летние каникулы, – нараспев произносит Джейд.
– Дело в том, – добавляет Харди, – что все осколки стекла – на тротуаре. А не внутри, у трофейной витрины.
– Это меня уже не колышет, – заявляет Джейд. – Я больше там не убираюсь.
– Я просто так, к слову.
– А я просто так слушаю, – парирует Джейд. – Зачем, сама не знаю.
Харди качает головой. Похоже, она его убедила.
– Твой отец тоже так начинал, в один совсем не прекрасный день. Сидел на этом самом стуле, когда ему было восемнадцать. Я ему сказал тогда, либо он…
– Я – не мой отец! – обрывает его Джейд.
– Нет, конечно, – примиряюще говорит Харди. – Видела бы ты его в старших классах! Мальчик для битья. Только и нужен был, когда играли в ковбоев и индейцев, представляешь?
Джейд просто смотрит в окно, следя за тем, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул.
– Потому что уже тогда был ничтожеством.
– Потому что всегда ходил либо с синяком, либо с разбитой губой. – Харди не дает увести себя в сторону. – Ему всегда доставалось от ковбоев.
– Ваш тур по закоулкам прошлого должен быть мне интересен?
– Просто послушай. Ты еще не родилась, а я ему уже сказал: тронет тебя хоть пальцем, все грехи ему припомню, тогда его заднице не позавидуешь.
Джейд сглатывает, моргает.
– Вижу, насчет Леты до вас все-таки дошло. И на том спасибо.
– Я…
– Руку на меня он никогда не поднимал, – заверяет Джейд. – Вы спасли меня, шериф, благодарю от всего сердца.
Харди просто ждет, позволяя Джейд вариться в собственном соку.
– Во сколько здесь кормежка? – спрашивает она, чтобы выбраться из ямы, которую вырыла сама. – Кстати, чем будут потчевать? Подогретой колбасой?
Харди не отвечает, похоже, следит за пируэтами мистера Холмса. Тот жужжит над Терра Новой. Маленькое сердитое насекомое взмыло вверх и воюет с потоками воздуха.