Но ей так и не удается никого разрубить. Возможно, мачете для этого не приспособлены. Они вонзаются на несколько дюймов – и замирают.
Только… только это не Стейси Грейвс!
Это отец Джейд, Открывашка Дэниэлс, каким-то образом доплыл сюда, борясь за жизнь, глаза и части головы нет, он судорожно вцепляется в Джейд, норовя утащить ее с собой в прошлое. Потому что Летина доска с гвоздем его не убила, ведь Лета – существо слишком чистое, чтобы убивать вот так, без причины. Мир не позволит ей нанести смертельный, окончательный удар.
Это удел таких, как Джейд.
Мачете даже не пробивает ему шею, но и этого достаточно. На сей раз кровь – жизнь – вытекает из него по-настоящему, она обволакивает лезвие, единственным глазом он смотрит на Джейд, и она говорит ему то, что всегда хотела сказать, единственное и сокровенное:
– Я доверяла тебе, папа.
Она отводит мачете назад, и он проваливается под воду – озеро Индиан заглатывает его, Утонувший Город зовет к себе, а Джейд, теперь уже преступница, индианка, прижавшая ухо к железнодорожным путям, как в фильме «Останься со мной», смотрит в сторону, и чувства ее обострены до предела.
Она гораздо ближе к пирсу, чем предполагала, так?
Ей не случайно показалось, что за ней наблюдают – это Тиффани Кени.
Она продолжает вести съемку своим телефоном.
– Нет, – пытается объяснить Джейд, но голос звучит слишком тихо, – ты не понимаешь, он… он…
Она сдается.
Что толку?
Джейд закрывает лицо руками и кричит, кричит и дергает ногами, а когда в следующий раз поднимает голову, ее уже отнесло от пирса, в Пруфроке горят красные и синие огни, над деревьями стрекочут вертолеты.
Понеслось!
Джейд внимательно смотрит, всем сердцем тянется к той стороне озера, но ее обагренные кровью руки остаются здесь. Одной она хлопает себя по нагрудному карману в поисках сигареты, которой там точно нет, снимает крышку с мини-холодильника и начинает ею грести: два натужных гребка справа, два слева, и так постепенно и бесшумно, прикладывая неимоверные усилия, она пересекает темную гладь.
Она снова плачет, потому что час пробил. Час ее последнего бегства. После того, что Тиффи записала на свой телефон, назад пути нет. Джейд никогда не везло, и все истории о ночной резне замкнутся на ней, окажется, что она убила не только своего отца, но и всех остальных, кровь на воде – это ее заранее спланированная месть городу, который ее отверг, как в свое время не принял и Стейси Грейвс. Доберутся и до сочинений по истории, которые она посылала учителю. Вот они, доказательства, куда уж больше.
Тео с Летой и не думали подставлять Джейд, она все делала сама, все эти годы.
Пути назад нет. Это конец. Так и должно быть. Мистер Холмс мертв, шериф Харди мертв, а она теперь вполне официально – убийца.
Даже если Пруфрок ее примет, что ей там делать?
Джейд опускает весло – крышку мини-холодильника, проводит пальцами по нашивке с именем на комбинезоне, отстегивает обе сережки. Одна с лицом комика, другая с лицом трагика, сложи их вместе – вот тебе и слэшер. Чем не тема последней работы для мистера Холмса? Слэшер – окровавленная монета, подброшенная в воздух, то улыбается, то хмурится, потом снова улыбка.
Только бы эта монета никогда не приземлялась!
В последний раз Джейд сжимает в кулаке сережки – тыльная сторона пальцев сочится от укуса Стейси Грейвс, – вытягивает руку над водой, разжимает и, вслушиваясь в легкий всплеск, закрывает глаза – мысленно увидеть, как сережки кружатся и тонут, одна смеется, другая плачет.
На берегу – вереница темных домиков на меловом обрыве. Кровавый Лагерь. Будь рядом лучшая подруга, хоть какая-нибудь подруга, Джейд показала бы губами на это место, поведала, как однажды веселой ночью у костра ее там зачали, в этом она почти уверена. А теперь… теперь в одной из этих темных хижин ее найдут голодной и замерзшей, так. Девочка-ужастик превратится в усохшую мумию, ею полакомятся черепахи, еноты и вороны, она застынет, прижав колени к груди, а сердце наконец упокоится там, где ему и положено быть.
Но свою роль Джейд все-таки сыграла. Она завопила как оглашенная и, собрав все силы, вогнала руку в глотку убийце. Может, в ту минуту она и стала последней девушкой? Ненадолго, но все-таки?
Пожалуй.
Джейд сбрасывает за борт свою именную нашивку, и «ДД» тоже тонет, потом вылезает из комбинезона, рубашек и белья, выкидывает их за борт, сначала ежится от холода, потом берет крышку мини-холодильника и начинает грести. Ей не хочется умирать здесь, в зеленом каноэ, ее место там, наверху.
– Мамочка, я иду домой, – поет она, продолжая грести, зубы стучат, плечи дергаются, руки онемели, а у мамы, к которой она обращается, за поясом охотничий нож, мама, с которой она разговаривает, готова порешить целый лагерь вожатых, если кто-то не так посмотрит на ее дочь.
Джейд энергично гребет к берегу.
Скорее бы!
Последняя глава
Из хижины Джейд заставляет выйти вовсе не рассвет, который занимается над Терра Новой, а зарево пожара.
Скорее всего, устроила его именно она, бросив зажигалку в гору лосиных туш. И огонек все-таки уцепился за горстку волос, переметнулся на шкуру, нашел траву, на ощупь добрался до деревьев… и вот национальный заповедник Карибу-Тарги охвачен огнем. Впервые за пятьдесят лет. Главный кошмар для любого жителя Айдахо ползет с одного дерева на другое, кроны швыряются друг в друга искрами и угольками, будто в расход пустили гигантскую коробку спичек.
Джейд, извиняясь, сочувственно качает головой, но на губах играет улыбка – его величество случай, так?
Или это постарались боги слэшеров?
– Фильм «Сожжение», – говорит она очевидное. – Восемьдесят первый год, Алекс.
Пожалуй, это главный слэшер, где действие вращается вокруг пожара, однако настоящий лесной пожар, а не вышедший из-под контроля розыгрыш, показан гораздо раньше, в фильме «Добыча». Действие начинается с пожара, в котором горит ни в чем не повинная семья, одна из жертв изуродована почище Кропси, появившегося несколькими годами позже, там группа подростков собралась на пикник. «Добыча» шла на экранах не больше недели, году так в восемьдесят третьем или восемьдесят четвертом. Между прочим, фильм сняли в семьдесят восьмом году, то есть, в отличие от других слэшеров Золотого Века, «Добычу» не слепили по лекалам «Хэллоуина», скорее она принадлежит к той культурной волне, что сочетала в себе «фильмы второго класса» семидесятых и итальянского джалло шестидесятых плюс работы в духе Хершелла Гордона Льюиса – был такой режиссер Шон Каннингем, в начале семьдесят девятого он дал объявление в журнале «Вэраэти» с предложением профинансировать небольшой фильм ужасов, действие которого происходит в пятницу, тринадцатого.
Но дело не в названии. Просто когда снимаешь слэшер, нельзя жестоко обращаться с животными (кстати, вспомните несчастную змею из «Пятницы, 13-го»), точно так же нельзя поджечь лес для пущего эффекта. А ведь Джейд знала, что этим кончится, так? Вот и цитирует, сидя здесь, в Кровавом Лагере, знаменитые эпизоды из слэшеров, так?
Кому ее слушать, кроме нее самой?
Джейд всегда мечтала быть Рэнди из «Крика» (Сидни из второго «Крика», примерявшая на себя роль Кассандры, понимающе бы кивнула, ведь в третьем «Крике» она станет настоящей Кассандрой-на-видео), но на деле она скорее Безумный Ральф из «Пятницы, 13-го».
Ей точно не стать «Девушкой, которая спасла Пруфрок». По крайней мере большую часть Пруфрока.
Она ежится от холода – перед рассветом всегда холоднее – и отводит глаза от пламени, пожирающего Терра Нову и Национальный заповедник, а может, и весь Айдахо в придачу. Наверное, и Пруфрок сейчас следит за трагедией с другой стороны озера.
В озере плавает десять или пятнадцать порубленных на куски трупов, казалось бы, куда больше, так нет – получите вдобавок лесной пожар.
– Ну, извините, – обращается к горожанам Джейд и думает: был бы здесь мистер Холмс, покачал бы головой, мол, ту еще шутку она отколола, всем шуткам шутка.
Она поворачивается к зареву спиной, чтобы хоть немного согреться, и видит белый меловой обрыв за Кровавым Лагерем. Харди говорил, что в его времена это считалось отличной шуткой: забраться на самый верх и показать оттуда голый зад – всем сразу.
Да, номер что надо.
Джейд виновато ухмыляется – для улыбок время не самое подходящее – и, покачиваясь на пятках, представляет себе гигантский водоем слева от обрыва. Когда-то она мечтала спустить воду и залить всю долину, так, смеха и забавы ради, но еще и потому, что очень хотелось увидеть Утонувший Город, а не просто мастерить его диораму на уроке рисования.
Если огонь сожрет эту сторону озера, пронесется через Кровавый Лагерь и доберется до Пруфрока, следующие поколения школьников будут делать диорамы Плезант Вэлли, потому что все остальное сгорит дотла.
Итог предрешен: ветер дует именно туда, небо чистое, ни облачка, и надежды на то, что природа все зальет своим огнетушителем, нет.
Можно взобраться на утес, когда пламя подберется ближе, но… так ли ей этого хочется? Лучше просто сидеть в хижине, обняв колени, и покачиваться. Можно представить, что мерцание на окнах – это просто горящий в ночи лагерный костер. И призраки погибших здесь детей, почуяв тепло, запоют у костра какую-нибудь песню, сочинят на ходу про то, как обрушилась дамба, и…
Джейд перестает качаться взад-вперед.
Она снова смотрит на меловой обрыв.
Харди не просто так рассказал ей про номер с голой задницей, так? Еще он вспомнил… Когда это было? Год назад, она готовила интервью по второму разу. Блин!
Харди рассказал ей про другого шерифа, который тогда спас Плезант Вэлли от пожара, он вышиб окна будки управления дамбой, поднял уровень воды в озере, и пламя удалось погасить.
Джейд снова смотрит на откос.
Что, если?
Если ветер понесет огонь к озеру, а озеро поднимется… Может, сработает?
Харди нет, он не приедет к дамбе, окна в будке управления не вышибет. А в Пруфроке все горюют из-за погибших друзей и родственников, кто-то в спешке пакует вещи в легковушки и грузовички, потому что на них катится великая беда, Плезант Вэлли приходит конец, тому, что когда-то затеяли Хендерсон и Голдинг, конец.