— Хорошо, подожди меня здесь, пожалуйста.
Вернулась Большакова мрачноватой.
— На вашей четвёрке Гундоренко настаивает и сказал, что согласен на пересдачу, только если вы все билеты ему расскажете, раз говорите, что предмет знаете.
— Отлично. Кто будет ещё присутствовать на этом экзамене? — спросила Кира.
— М-м… Думаю, я могла бы задержаться и вашего куратора тоже попросить. Полагаю, нас в качестве комиссии будет достаточно. Вы точно готовы?
— Точно, — ответила Кира.
— Тогда через пару часов, когда экзамен у вашей группы закончится, в методическом кабинете, — кивнула Большакова. — Подходите туда к… шести вечера.
— Хорошо, приду, — кивнула Кира.
Она вышла из деканата, глубоко вдохнула и отправилась в общежитие. Стоило поесть и привести себя в порядок.
— Ты будешь рассказывать все билеты?.. — офигел Владик, перебив Кирилла, который тоже хотел что-то сказать. — Из-за четвёрки?
— Хватит уже с меня несправедливых оценок, — ответила Кира, пододвигая к себе пюре с сосисками, которые приготовил Кирилл. — Не уверена, что они выдержат все билеты. Может, десять расскажу и он исправит оценку.
— Десять⁈ — закатил глаза Владик. — Ну ты даёшь! Да наплевала бы.
— Я бы рада, но нужны деньги, — пожала плечами Кира. — Или если бы я правда ничего не знала, то смирилась бы. Но с фигали этот… р-р-р… Додик выставляет меня тупой. Я этого не позволю.
— А деньги при чём?
— Мне дают повышенную стипендию, завязанную на одни пятёрки, — ответила Кира.
— И чё? Сколько? — спросил Влад Боярский, который оторвался от уплетания сосисок.
— Пятьсот рублей.
— Ну… не так и много, — протянул Владик.
— Если для тебя это не много, товарищ мажор, я могу дать тебе свой счёт. Будешь отправлять мне на сберкнижку каждый месяц, я только «за». Пятьсот рублей это четверть моего месячного бюджета. Так что для меня это важно. А ещё важно поставить этого Додика на место. Пятёрки у него кончились. Решил со мной померяться? Ну-ну.
С этими словами Кира проткнула сосиску и откусила от неё здоровенный кусок, яростно жуя. А парни отчего-то дружно закашлялись.
Глава 16Пересдача
В методический кабинет, где ей пообещали экзамен, Кира вошла «походкой могущества», не открыла дверь с ноги, конечно, но где-то рядом.
В небольшом помещении стояла всего пара парт и большой стол, на котором уже были разложены билеты.
За партами сидело больше человек, чем Кира ожидала: Большакова, их «Альберт Мольбертович», парочка старичков, которых Кира не знала, и декан.
Она поздоровалась, сложила дублёнку на стул, так как гардероб вечером не работал, и сразу подошла к Большаковой. Вручила список вопросов, выданный им для экзамена, и свой конспект. Для того, чтобы, если вдруг что, не было какой-то подтасовки вопросов: доверять Додику Кира не собиралась.
Додик же выглядел слегка взвинченным, но на Киру взглянул со злорадством, замаскированным в приторной фальшивой улыбочке.
— А вот и наша звезда явилась, — не удержался он от остроты и в приглашающем жесте показал на разложенные билеты.
Кира спокойно взяла крайний и зачитала вопросы.
Большакова сверилась с экзаменационным листом и кивнула.
— Будете готовиться? — спросила замдекана.
— Отвечу сразу, — мотнула головой Кира. — Первый вопрос…
Когда она рассказала так четыре билета подряд, все присутствующие, кроме Додика, заинтересовались и стали задавать уточняющие вопросы по теме, явно пытаясь выяснить, это у неё такая хорошая память или всё же понимание предмета. Так как Кира всегда делала ставку на второе, то спокойно ответила на все вопросы и потянулась к пятому билету: брала она просто подряд, не выбираясь.
— Я думаю, мы увидели достаточно, — кашлянула Большакова, с прищуром выразительно посмотрев на Додика.
— Но условие было, что все билеты, — проблеял тот.
— Вы решили задержать нас до полуночи? — светски поинтересовалась Большакова у Додика.
— Нет, но…
— Вы поставили студентке, которой гордится весь факультет, несправедливую оценку, унизили и оскорбили её в присутствии её одногруппников, выставили всю нашу кафедру в неприглядном свете, — отчеканила Большакова так, что даже Кире стало несколько не по себе.
— Кира, дайте Евгению Васильевичу свою зачётку, пожалуйста, — с акульей улыбкой попросила Большакова.
Кира быстро положила развёрнутую зачётку на стол.
Додик с видом побитой собаки в следующей графе после своего «хорошо» написал «отлично» и поясняющий текст, типа ошибся и оценка точно «отлично»: чиркать в зачётке было нельзя.
— Кира, вы можете идти, — кивнула Большакова и Кира, поблагодарив, подхватила дублёнку и вышла из методического кабинета. Стоило только аккуратно прикрыть двери, как за ней раздался настоящий крик, но она решила не прислушиваться и ускорила шаг, направляясь к выходу.
— Ты молодец, — похвалил Грим, когда она вышла на улицу и вдохнула морозного воздуха.
— Мне хотелось… Его растоптать, унизить, чтобы его уволили, — вздохнула Кира, рассматривая звёздное небо. — Я так разозлилась. И на какой-то миг словно потеряла связь с реальностью. Словно я во сне, где нужно убить маньяка, понимаешь? Просто убрать что-то, что тебе мешает, с дороги. Как мерзкого таракана прихлопнуть тапком.
— Я ощущал, как ты сдерживаешь ману, — ответил Грим. — Ты хотела справиться с ним сама?
— Не знаю. Он сильно меня выбесил. Но я всё же… не хотела членовредительства, наверное.
— Ты же всё-таки человек, — хмыкнул Грим. — Злиться — это нормально для твоего вида. Ты смогла отделить свою злость от своего воздействия. И просто позволила себе позлиться как обычный человек.
— Ну, наверное, тогда это хорошо… — Киру передёрнуло. В какой-то миг ей показалось, что она на самом деле может организовать Додику несчастный случай в самом ближайшем будущем. Кира не была уверена, что её остановило именно человеколюбие, скорее, она просчитала вероятность отката и не желала, чтобы пострадал кто-то из её близких или она сама.
Она сделала длинный выдох, увидела шагающий по дороге одинокий силуэт и узнала Кирилла.
— Привет, ты как-то быстро, я решил, что подожду тебя и вместе погуляем, — предложил Кирилл, когда они поравнялись. — Ну, как всё прошло?
— Отлично, — хмыкнула Кира. — Всё как в анекдоте про аленький цветочек.
— Что… за анекдот?
— Ну этот, в котором купец спрашивает дочерей, что им привезти из стран далёких. Старшие дочки попросили подарки, настала очередь младшенькой, Настеньки. И просит Настенька: «А привези мне, батюшка, чудище огромное для плотских утех». Удивился купец, руками замахал: «Что ты, что ты, доченька, и не проси такого! Срам-то какой». Вздохнула Настенька и сказала: «Ну, раз иначе не хочешь, привези мне, батюшка, цветочек аленький».
Кирилл неопределённо хмыкнул, а потом усмехнулся.
— Вот и я как эта Настенька… — тоже усмехнулась Кира. — Похоже, создала немного проблем преподу. А поставил бы он эту пятёрку мне заслуженную, ничего бы не было.
— Он сам виноват, — сказал Кирилл.
— Чаще всего так и бывает. Даже поговорка такая есть: «не буди лихо, пока оно тихо», — ответила Кира и вспомнив одну цитату, хмыкнула. — Для всеобщего счастья меня надо всего лишь любить, восхищаться и давать денег. Разве я многого прошу⁈ — и захохотала.
Через четыре дня, во вторник, была консультация, и Домнин внезапно спросил Киру на всю группу:
— Калинина, что вообще за слухи ходят, что из-за тебя, твоих капризов и истерик нашего Додика из аспирантуры выгнали?
— Что? — не поверила своим ушам Кира.
— Он такой нормальный был, добрый, пятёрки всем поставил… — продолжил Домнин. — А тебе не поставил, так ты весь деканат на уши подняла. Удавишься из-за пятёрки.
— Всё понятно, — хмыкнула Кира, криво усмехнувшись. — Вот, значит, что ты про меня думаешь.
Она встала и пересела от Домнина на другой ряд — к стене.
Там в одиночестве на первой парте сидел Женя Ощепков. Был он мелким, рыжим и вдобавок заикался.
— Буду сидеть с тобой, — объявила Кира. — Можно?
Женя покраснел и попытался что-то сказать, но слишком сильно заикался, так что в конце концов просто кивнул.
— Ты чего там, обиделась? — фыркнул Домнин. — А что я такого сказал? Ты вообще о нас подумала, что нас могут заставить пересдавать пятёрки, которые мы получили?
Кира скептически хмыкнула. Домнин уже сколько староста — и до сих пор не знает, что заморочки с ведомостями и зачётками никому не нужны? Даже если бы преподавателя поймали на взятках, то студентов точно бы не заставили пересдавать предмет, который был «куплен».
В итоге она только закатила глаза, вздохнула… и промолчала.
Консультация прошла быстро. А «Альберт Мольбертович», их куратор, у которого они как раз и должны были сдаваться, задержал Киру после.
— Обычно спецпредметы не ставят автоматом, — сказал он.
— Вы об этом уже говорили, — ответила Кира. — В самом начале курса.
— О… Вот как, — кивнул «Альберт Мольбертович». — И всё же в пятницу вы меня очень впечатлили… Вы так же знаете и мой предмет?
Кира внимательно и спокойно посмотрела в глаза преподавателя, не понимая, чего он от неё хочет. Экзамен будет — и увидит сам, разве нет?
— Я решил поставить вам автомат, — всё-таки сказал «Альберт Мольбертович». — Давайте зачётку.
Кира ехала домой в полупустом автобусе. Получается, что приезжала на сессию меньше, чем на неделю. И всё же неприятный осадочек оставался. Получалось, что все те люди, с которыми она училась, не увидели оскорблений её преподавателем, возможно, даже посчитали их справедливыми в её адрес, не увидели, не интересовались её состоянием, болью, не узнали, что именно она сделала, чтобы получить оценку, но быстро осудили за результат.
Никто не видит твоих усилий, зато завидуют результату. Это даже забавно. Значит, она рано записала Домнина в друзья. Все они всего лишь соученики, не больше и не меньше. Возможно, раньше она бы даже расстроилась, может быть, начала оправдываться, рассказала, как всё было, но… Кире просто не захотелось. Оправдываться? Разве она в чём-то виновата, чтобы объясняться? И перед кем? Разве на самом деле чьё-то мнение в группе для неё важно? Не захотелось даже… пачкаться о чужие пересуды и домыслы. О чужую глупость и грязные мысли. Правы были тибетские монахи, придумавшие динамическую медитацию: мысли лишь мешают сосредоточению и просветлению.