Я забрала у него фотографию и поставила на место.
– Роскошная женщина. Совсем как ты.
– О, и что теперь? Будешь ко мне приставать?
– Ну нет! – усмехнулся он, склонив голову набок. – Хотя… Да не, вряд ли я из тех парней, о которых ты мечтаешь.
– Ну и хорошо, – сказала я с облегчением. – Значит, будем просто друзьями, так?
– Окей. – Он кивнул. – Раз уж мы заговорили на эту тему, дам тебе дружеский совет.
– Какой?
– Сомневаюсь, насколько это была хорошая идея – связаться с Юлианом.
– С чего ты решил? – Его слова задели меня. – У меня с ним ничего нет!
– Послушай, я ведь вчера видел вас двоих в бассейне. Тут и слепой бы догадался. Но он только что расстался с Сандрой и до сих пор в растрепанных чувствах. Вчера Юлиан как раз с ней объяснился.
– Что? Он мне ничего об этом…
– Ха! – Дэвид указал на меня пальцем. – Я же говорил. И Сандра из-за этого не в лучшем настроении. Она злится на тебя.
– Но между мной и Юлианом ничего нет! – снова возразила я, кляня себя за то, что его поцеловала.
Юлиан вовсе этого не хотел, это был всего лишь мой идиотский порыв. Нет, со своей подругой-шахматисткой Юлиан расстался явно не из-за меня.
– Может, так и есть, но Сэнди думает иначе. Я бы на твоем месте обходил ее стороной.
– О, черт! – простонала я. Только детсадовских сцен ревности мне сейчас не хватало!
– Эй, давай рассказывай. – Дэвид снова усмехнулся своей фирменной усмешкой. – Мне-то ты можешь доверять. Что там у вас происходит?
– Тебя это не касается.
– Ну и ладно, Юлиан мне сам расскажет.
– Да нет ничего, о чем Юлиан мог бы тебе рассказать, – ответила я раздраженно. – Может, хватит об этом?
– Окей. Ваше дело. Как ты насчет большой порции мороженого?
– Мне нужно кое-куда съездить. Ты ведь на машине?
– Конечно. Куда ты хочешь поехать?
– К озеру.
– К озеру? – Он был искренне удивлен. – Если хочешь поплавать, пойдем лучше к нам в бассейн. Там вода чище и берег не загажен утиным пометом.
– Я не собираюсь купаться. Мне нужно кое-что выяснить. А ты мне кое-что расскажешь.
31
На озере Ульфингена царила летняя идиллия. Трудно было себе представить, что всего лишь несколько дней назад здесь умер парень – в муках сгорел в старом автобусе до состояния углей. Сейчас пейзаж был как на открытке для туристов. Поверхность озера была приятного, насыщенного голубого цвета – такого же, как безоблачное небо над ним. Легкий бриз гнал мелкие волны, но свежести все же не чувствовалось. Вовсю стрекотали цикады, а трава на берегу от жары пожухла.
Я взглянула на холм рядом с городком, пытаясь найти то место, где мы были вчера ночью с Юлианом. Едва я узнала каменную стену, у меня в животе снова затрепетали бабочки. Но ощущение утратило цвет и интенсивность. И чувствовала я себя совсем не так хорошо, как вчера. Моя глупая попытка навязаться Юлиану свела все на нет. Сейчас на первое место вышел стыд. Однако я подавила эти мысли, и мне удалось это легче, чем я ожидала, поскольку меня сейчас занимало другое. Что произошло тогда здесь, на озере? Почему Кевин лишил себя жизни таким ужасным способом? И что я надеюсь здесь отыскать?
Дэвид угрюмо шел за мной. На берегу не было даже мало-мальской тени, он нещадно потел, и резкий запах его лосьона еще больше раздражал мне ноздри. Он явно представлял себе нашу поездку по-другому.
– Расскажи же мне наконец, что ты хочешь найти, – сказал он, вытирая рукой пот со лба.
Как большинство рыжеволосых людей, он мгновенно обгорал на солнце. Я решила долго его не мучить на солнцепеке.
– Речь о Кевине, – пояснила я, направляясь к черному пятну на траве, где сгорел автобус. Искореженный металл унесли.
– О Кевине? Разве ты его знала? Ты ведь совсем недавно сюда приехала?
– Что ты о нем знаешь? – спросила я, проигнорировав его вопрос. – Ты веришь, что он покончил жизнь самоубийством?
– Да, в этом нет никаких сомнений.
– А почему?
Дэвид наморщил лоб:
– Дерьмово получилось, но Кевин как раз мог бы обставить свою смерть именно так. Эдакое грандиозное шоу как раз на него похоже. Готов поспорить: он полностью владел собой, перед тем как сделать это.
Я снова вспомнила газетную статью. Там что-то говорилось о жидкостях, ускоривших горение. О канистрах бензина и бутылках шнапса.
– Но почему? Почему он больше не хотел жить?
– Ну, – Дэвид засунул руки в карманы брюк, – если говорить кратко, у него была депрессия. Из-за чего он несколько раз лечился в психушке. Это объяснение звучит слишком просто. А Кевин был устроен сложно. Понимаешь?
Я кивнула. Значит, Кевин тоже был фриком. Как я.
– Не то чтобы мы дружили, – продолжил Дэвид, глядя на место пожара. – Кевин был гениальным басистом, настоящий талант. Он мог далеко пойти. Но во всем остальном… – Он не договорил, разрывая носком кроссовка пепел.
– Что ты хочешь сказать?
Дэвид взглянул на меня беспомощно. Но мой вопросительный взгляд подбодрил его, и он продолжил.
– О мертвых плохо не говорят, но… Кевин мог себя вести как настоящий придурок. Он всегда думал только о себе. Он знать не знал о таких вещах, как дружба и привязанность. Мы находили с ним общий язык на репетициях и выступлениях, однако с ним всегда было трудно. Насколько я знаю, отец бросил их с матерью еще до рождения Кевина. Ушел от беременной жены. Возможно, потому что уже тогда она была алкоголичкой. Я никогда не видел мать Кевина трезвой – думаю, это было ее обычное состояние.
«Разумеется, ему было плохо», – подумала я. В клинике я познакомилась со многими детьми алкоголиков. А уж о том, как можно злиться на собственного отца, бросающего ребенка в беде, мне было известно как никому другому.
– Насколько я могу судить, Кевин был воплощением эгоизма. Может, слышала, как говорили про него? Кевин – это не имя, это диагноз. Так оно и было. Если бы он не был гениальным бас-гитаристом, мы бы вообще не стали с ним связываться.
Чтобы защитить других, «но также ради его собственного блага», как сказал бы господин Суперкорректность из гимназии.
– Значит, у него не было близкого человека, – сделала вывод я.
– Поначалу он был одинок, – ответил Дэвид, – но потом появилась Ронья. Она была такая же, как он, – два сапога пара. Она носила черные шмотки, сделала прическу как у готов и носила все эти ужасные амулеты. Точно так же, как Кевин. Именно ей мы обязаны названием своей команды. «Семейка Барлоу». Как верховный вампир в романе Стивена Кинга.
– Они были вместе, Ронья и он?
Дэвид пожал плечами:
– И да и нет. Честно говоря, не знаю, что между ними было. С одной стороны, это типичный случай «кто ищет, тот находит», а с другой… Они составляли неплохую «семейку Адамс», но Ронья при этом была мисс Недотрога, понимаешь, о чем я? Она была бы очень симпатичной, если смыть с нее боевую раскраску. Но это был ее защитный слой. Она никого к себе близко не подпускала. Потому я не верю, что между ними были близкие отношения. Они часто общались, и я уверен, что Кевин хотел большего, но не она. Что-то с этой Роньей было не так.
Я попыталась нарисовать себе ее образ. В голове нарисовался цвет, как при рассказе Дэвида о Кевине: сталисто-серый, словно небо в хмурый осенний день.
– Может, ты знаешь, что именно с ней было не так?
Кевин сделал неопределенный жест:
– Возможно, это как-то связано с ее отцом, с которым они жили вместе. Юлиан на это намекал.
– Юлиан? Откуда он мог знать?
– Она же лечилась у его отца!
– Неужели он рассказывает Юлиану о своих пациентах?
Мысль об этом разозлила меня. Если представить, что Франк Норд мог рассказать Юлиану обо мне…
– Что ты, разумеется, нет. – Дэвид замотал головой. – Он не имеет права. Но Юлиан тайно прочитал его записи о ней. Там речь шла о конфликте с отцом, в общем, ты понимаешь. Но это не так важно, потому что главной проблемой этой девушки были наркотики. Насколько я знаю, Ронья тащила в рот любую дрянь, какую только могла достать. Это ее в конечном счете и сгубило.
– Как, она умерла?
Нечто подобное я предполагала с самого начала, как только Дэвид начал рассказывать о Кевине. Но все же надеялась, что ошибаюсь.
– Однажды Ронья испарилась, просто исчезла. Кевин с ума сходил из-за этого. Никто не знал, где она прячется. Организовали поиски, долгие, но безуспешные. Кевин сильно переживал. Потом мы узнали, что Ронья сбежала в Берлин. Жила на квартире с двумя такими же неформалами. Там ее и нашли. Передозировка.
Я увернулась от осы, навязчиво жужжавшей около моего лица. Дэвид смотрел на озеро. Его взгляд был пустым.
– После этого с ним стало совсем трудно, – продолжил он свой рассказ. – Кевин опаздывал на репетиции или не приходил вовсе. А когда появлялся, был или пьян, или обкурен. Или то и другое вместе. Он словно проваливался в бездонную черную дыру и в конце концов приземлился в психушке, после того как попробовал перерезать себе вены. Дальше хуже. В светлые промежутки, казалось, ему становилось лучше, но потом он снова глотал таблетки или вредил себе как-то иначе, после чего снова оказывался в клинике. Он постоянно говорил о суициде и о том, каким образом это лучше сделать.
Дэвид снова провел рукой по лицу, и в этот раз не только из-за пота.
– Все ребята из «Барлоу» пытались ему как-то помочь, но из этого ничего не вышло, – продолжил он дрожащим голосом. – Кевин действительно был в глубокой депрессии. Однажды Юлиан даже спас ему жизнь в последний момент. Он случайно зашел, чтобы забрать у Кевина конспекты, когда тот только что повесился на своей люстре. Его успели спасти. Юлиан слышал, как прибывший врач экстренной службы сказал: «А, снова ты!» Думаю, медики составили целый список суицидальных попыток Кевина. Но теперь можно наконец подвести черту.
Я сделала глубокий вздох, откинула голову назад и посмотрела на небо. Солнце по-прежнему нещадно палило. Весь этот рассказ мало подходил к образу того парня в беседке. Он был смертельно испуган и просил меня о помощи. Какое-то время мы с Дэвидом молчали, слушая стрекот цикад и плеск волн.