В кресле напротив комфортно устроился Темный властелин собственной персоной, с интересом разглядывая меня… абсолютно обнаженную.
– Ты мне снишься, – пробормотала я, на всякий случай залезая обратно под одеяло. – Брысь отсюда…
– И не подумаю, – заявил представитель мирового зла. – И не снюсь. То, что я разговариваю с тобой, находясь в своих покоях, а не в этом чулане, дела не меняет!
Мне становилось все хуже. Перед глазами плясали огненные искры, комната плыла, будто видения пустыни. Драггах тоже менял обличье – то я видела бледного юношу со взором горящим, похожего на рок-звезду, то демона высшей категории, который приоткрывал в ухмылке кривые лезвия клыков, то совсем уж что-то невразумительное, но огромное, теневое и пугающее до икоты.
– Что ты сделал со мной? – прошептала я.
Дар рассмеялся. Достал откуда-то алмазную пилочку и принялся полировать совершенные ногти.
– Это не я, малышка Шарен, ой, прости, Шабесс Мяк Сайам. Так я должен тебя называть, кажется?
Я вяло махнула рукой в ответ. Догадывалась же, что он с самого начала знал обо мне все!
– Происходящее с тобой – всего лишь следствие правды, – продолжал Драггах. – Ты удивлена? Не знала, что правда может вызывать интоксикацию?
– Дай мне воды, – хриплым шепотом попросила я.
– Пить меньше надо… королевских напитков! – съехидничал Дар, но пилку отложил и принес мне стакан воды с кухни. – Общеизвестный факт: Багровое Закатное – напиток королей. Но почти никто не знает, что обычный человек, выпив его, умрет.
– Ты хотел меня убить? – изумилась я, отпив воды и вернув голосу крепость. – У тебя во дворце, когда уговаривал выпить с тобой и наливал это вино, ты желал мне смерти?
– Ну-у-у… – протянул Дар, возвращаясь в кресло. – Скорее, я хотел проверить свое предположение. Если бы оно было ошибочным, я бы очень расстроился, Шарен. Мамой клянусь – очень!
Давясь, я допила оставшуюся воду… Сейчас бы под лапу к тетушке Лине! Она заварила бы какой-нибудь чудо-травы от кошачьих немощей, принесла парного молока, накрыла меня одеяльцем и спела бы песенку – как делала, когда я была маленькая.
Она садилась рядом, чесала меня за ушком и мурлыкала:
Мурки-мурки, месяц тонок,
Словно мышь, крадется тень.
Мурки-мурки, спи котенок,
Завтра будет светлый день.
Бродит месяц выше крыш,
Мурки-мурки, спи малыш.
Мурки-мурки-мур-р-р-р-р…
В теплом тапке спрятан мячик –
Это тетушке сюрприз,
Коготки наточишь, значит,
Подрастешь грозою крыс.
Бродит месяц выше крыш,
Мурки-мурки, спи малыш.
Мурки-мурки-мур-р-р-р-р…
На окне завьются мошки,
Как пылинки дальних звезд,
Наша маленькая кошка,
Наконец, поймает хвост…
И Транш, непоседа Транш, играющий на полу то с солдатиками, а то с мышью, в зависимости от ипостаси, затихал и тоже слушал ее негромкий приятный голос.
Но вместо этого я слушаю негромкий приятный голос вселенского негодяя, только что признавшегося в покушении на убийство. И чувствую себя так, будто по моим сосудам течет не кровь, а расплавленный свинец. Небесные Кошаки, что со мной происходит?!
– Ты становишься тем, кем должна, Шарен, – внимательно наблюдая за мной, сказал Драггах. – Это просыпаются силы твоего истинного отца, сдерживаемые им до поры. Сказав тебе правду, он разрушил собственную защиту, и одни Боги знают, чем это тебе грозит…
– И поэтому… – простонала я, корежась от невыносимой боли.
– И поэтому я здесь! – любезно улыбнулся Дар. – Я могу предложить помощь. Мы с твоим отцом – одни из самых древних существ Семи миров. Наши силы равны. То, что он испортил, я могу поправить. Дать тебе жизнь, здоровье, возможно, бессмертие…
Почему мне казалось, что я знаю Темного властелина уже тысячи лет? Как с Зилем я могла сказать, о чем он спросит… Как с Хартом – когда я, не глядя на него, чувствовала, что сейчас он обнимет… Вот и с Драггахом Даром. По правилам игры, которые откуда-то мне были известны, мне следовало спросить:
– Но для этого?..
А ему продолжить:
– …Тебе всего лишь надо выйти за меня замуж!
Дар смотрел на меня, наклонившись вперед, будто собирался вскочить. Его глаза, две черные бездны, вдруг увеличились в размерах, полыхая огненными колесами покатились ко мне, грозя раздавить. Я завизжала и… перестала воспринимать то, что творилось вокруг.
Пришла в себя, не понимая, где нахожусь. Мокрая как мышь. Слабая, как новорожденный котенок. И жутко голодная. Шатаясь, прошла на кухню, слопала круг колбасы, запив молоком из крынки. Огляделась. Место казалось чужим… Как я очутилась в этих покоях, заваленных книгами и свитками, увешанных схемами и таблицами? Я, Шарен Мяк Шарен? Даже… если мой отец оказался совсем другого рода!
По сердцу полоснуло болью.
Я не была мудра, как Дашан или Красногрив, не обладала житейской философией тетушки Лины или мужеством Гулены Цап Шарен идти против общепринятых правил. Единственное, о чем я договорилась с собой в тот миг – подумать обо всем после, когда боль отпустит. В конце концов, кто я такая, чтобы обвинять родителей, которые заботились обо мне и погибли за меня?
Накатывающая волнами слабость была чудовищной. Держась за стены, я добралась до душа и включила ледяную воду, с грустью понимая, что умереть от переохлаждения мне не светит. Затем кое-как оделась и ушла по Лунному лучу «на верхотуру», испытывая жажду одиночества и свободы. Но неведомая немощь преследовала меня и там. Выжимала, будто губку, оставляя ощущение пугающей пустоты, как прелюдии перед чем-то бо́льшим.
Я провела несколько часов, то корчась от невыносимой боли, то впадая в прострацию. После не могла вспомнить видения, посещавшие меня, лишь какие-то обрывки: солнце, встающее на западе; Млечный Путь под своими лапами; тетушку Гулену, указывающую на небо…
Когда я, наконец, немного пришла в себя и смогла двигаться, подо мной проплывал Закатный Дриомайс, в котором солнце только показывалось из-за горизонта, а воздух пах морозной свежестью утра. Вот и возможность вновь ощутить себя котенком, мурчащим в уютной корзинке в обнимку с любимой плюшевой крысой!
Спрыгнув прямо в кухню нашего дома, я первым делом опустошила кладовую. Мой аппетит сейчас вполне соответствовал аппетиту демона Нижнего Вартейла, а не золотой амимары!
– Небесные Кошаки! – раздалось тихое восклицание.
Тетушка Лина стояла на пороге, кутаясь в любимый халат, и с ужасом смотрела, как я уничтожаю недельный запас еды.
– Привет! – с набитым ртом сказала я. – Прости! Очень-мням-есть-хочется-мням!
– Где ты была? – удивилась она. – Транш сказал, ты снова сбежала из Тайля, и тебя нигде не могут найти.
– Сбежала, – кивнула я, – мням!
Лина покачала головой. Разожгла маленькую плитку. Споро убрала следы моего пиршества, сотворив из пейзажа хаотичного насыщения подвид изысканного завтрака, налила себе чаю, а мне теплого молока, и села напротив, подперев подбородок пухлой рукой.
– Ты сейчас очень похожа на Шаншаллу, – грустно улыбнулась она, разглядывая меня. – Однажды я видела ее в подобном состоянии…
– Эм-м… насыщающейся? – удивилась я.
– Стоящей на перепутье, – уточнила тетя. – Иногда выбор рвет душу на части…
Я посмотрела на нее внимательнее: в рыжей шевелюре проблескивали седые нити, будто серебряные проволочки.
– Ты и Красногрив? – спросила, набравшись наглости.
Лина вздохнула. Встав, отошла к окну, оперлась на подоконник, выглядывая на улицу. Резко развернулась ко мне.
– Ты уже почувствовала это в Дашане Фракене, Шарен?
– Что? – не поняла я.
– Эту… отстраненность от всего сущего. Приверженность собственному неповторимому пути, на котором ничто не должно отвлекать от цели. Ничто и никто! Есть звезды, малышка, а есть небеса… И если звезды иногда падают вниз, рождаются и умирают, то небеса пребудут вечно. Мы с тобой – всего лишь звезды!
Слушая тетушку, я забыла и про голод, и про пустоту в душе́. Броситься бы к ней и обнять… но сердце подсказывало, что нужно дать ей выговориться. Слишком долго она держала это в себе!
– Есть люди, недостижимые, как мечта, – продолжала Лина. – Можно отдать всю себя, но ничего не получить взамен, кроме краткого мига призрачного счастья. А есть другие – простые и надежные. Те, что рядом, когда нужны. Как твой дядя. Как твой отец.
– Поэтому ты выбрала Распута, а мама – осталась с папой? – задала я главный вопрос.
Лина глянула так, что я поняла – она заметила изменения, произошедшие со мной этой ночью: от веселья на грани безумия до правды, приведшей к отчаянию.
– Ты узнала? – ответила она вопросом на вопрос. – Гулена проговорилась?
Я замотала головой. Перед глазами вновь предстали покои Властителя с потолками, уходящими в бесконечность, под которыми насмешливый женский голос произнес: «Я привела ее… Я привела твою дочь!»
– ОНИ сказали мне…
Тетя села на подоконник. Заговорить она смогла лишь через пару минут, и первой фразой было:
– Полная Луна моему праху! Красная знала об этом?
Я пожала плечами.
Подойдя, Лина обняла меня и чмокнула в макушку. От нее пахло сдобой, кошачьей мятой и парным молоком – запахи, знакомые с детства.
– Теперь мне понятно, почему с раннего утра ты выглядишь, как драная кошка, Шарен! Знаю, сейчас ты в растерянности и смятении. Возможно, негодуешь и обвиняешь Шаншаллу в том, что она сделала…
Я хотела прервать ее, сказать, что я не просто не думала об этом, но и не хочу! Слишком больно… Но Лина не дала возразить:
– Не суди, малышка! Она любила твоего отца всем сердцем. Она жила рядом с ним и умерла рядом с ним. То, что случилось у них с Властителем… как лесной пожар, вспыхнувший от неосторожной искры, а после пожравший все на своем пути! Они не устояли друг перед другом, оступились и падали вместе… Но только истинно любящая жена и мать могла отк