– Ну, и что же? – спросил Жакаль, не переставая зорко вглядываться во все стороны.
– Что у нас делают, когда собираются удить или хотят осторожно войти в порт? Известное дело, надо первым долгом вымерить глубину. Ну, вот я это самое и сделал, спустил туда свой лот и, когда увидел, что пол от меня не глубже, чем футов шесть, то и спрыгнул туда, как акробат, подогнув ноги.
– Ну, мой милый, – сказал Жакаль, – хоть ты и отличный рыбак, а я все-таки побаиваюсь, что на этот раз мы вернемся домой без всякого улова.
– А в самом деле, очень интересно бы узнать, куда делись те шестьдесят молодцов, которые сюда забрались, – заметил Карманьоль.
– А вы их хорошо видели? – спросил Жакаль.
– Еще бы!
– Ну, так они, значит, улетели, высохли, исчезли.
– Этого уж совсем быть не может, мосье Жакаль! – возразил Карманьоль. – Шестьдесят мужчин не могут исчезнуть, как кольцо либо часы в руках у фокусника, если бы даже в это дело вмешался сам черт.
– Черт-то тут есть, а молодцы все-таки пропали! – заметил Жакаль.
– По правде сказать, этот дурацкий свод очень похож на бокал фокусника, а все-таки шестьдесят человек… Тут что-нибудь да не так!
– Да куда они могли деться, господин Жакаль? – наивно спросил Лонг-Авуан, глубоко уверенный, что начальство ошибаться или не знать чего-нибудь не может.
На этот раз Жакаль окончательно потерял терпение.
– Черт возьми! – вскричал он. – Да разве ты, дурак, не понимаешь, что если я чего-нибудь не знаю сам, то не могу объяснить этого и тебе! А вы чего стоите и смотрите на меня дурацкими глазами!? – продолжал он, обращаясь к остальным своим подчиненным. – Ступайте и простучите стены, у кого чем есть.
Полицейские тотчас бросились к стенам, но все их простукивания повсюду давали один и тот же короткий и сухой звук.
– Ну, дети мои, – сказал Жакаль, – кажется, нам надо признаться, что мы нарвались на молодцов похитрее нас самих.
– Или, как говорится, мы в дураках остались! – заметил Карманьоль.
– Однако осмотрим стены еще один раз все вместе, – распорядился Жакаль.
Команда покорно выстроилась в прежнем порядке и двинулась следом за ним. Жакаль сам выстукивал все стены своим кастетом, но после часа бесплодных поисков снова остановился.
Тотчас же состоялся генеральный совет, но так как уже и заранее было известно, а теперь было даже и очевидно, что в этом доме ни погребов, ни других комнат, кроме прихожей и зала, не было, то все члены совета только и ограничивались утверждениями, что дело это странное, не без греха и т. д. и что за невозможностью его разъяснить остается его только бросить.
Один только Жакаль все еще не терял надежды.
X. Говорящий колодец
Двое из команды подняли труп Воль-о-Вана и вынесли его на улицу.
Остальные шестеро все еще оставались в зале.
Жакаль приказал потушить факелы и вышел с Карманьолем и Лонг-Авуаном. Команда уныло поплелась за ними.
Перед домом Жакаль встретил своих караульных и приказал им расхаживать по улице Пост до самого утра.
Начальник полиции был очень задумчив и, низко опустив голову, направился к улице Говорящего ручья.
Но в ту минуту, когда ему нужно было сворачивать туда, он вдруг остановился. Карманьоль, Лонг-Авуан и команда – тоже.
Из-под мостовой совершенно явственно послышались стоны.
Этот-то странный звук и поразил Жакаля. Он стал прислушиваться, чтобы узнать, откуда он доносится.
– Слушайте! – проговорил он.
Все напрягли слух и внимание, одни, неподвижно стоя и затаив дыхание, другие, припав, как индейцы, ухом к земле.
Не было ни малейшего сомнения в том, что где-то глубоко под ними был живой человек, который отчаянно стонал и кричал, но точно определить, где именно он был, оказывалось невозможным.
– Надо мной положительно забавляется какой-то злой колдун! – вскричал Жакаль. – То шестьдесят человек испаряются, как рюмка спирта, то мостовая начинает умолять о помощи, то откуда-то раздаются страшные стоны, точно в «Освобожденном Иерусалиме» Тассо. Дела – истинно непонятные, однако не следует смущаться, надо доискаться до причины!
После этой речи, сказанной ради поддержания бодрости в команде, видимо приунывшей после смерти Воль-о-Вана, Жакаль снова нагнулся и стал опять прислушиваться. Остальные стояли, затаив дыхание, а из-под земли продолжали раздаваться человеческие крики и стоны, принимавшие все большее выражение отчаяния.
Вдруг Жакаль выпрямился и твердо подошел к тому месту, где над уровнем улицы фута на три поднималось нечто, похожее на четырехугольный сруб.
– Вот здесь! – сказал он.
К нему тотчас же подбежал Карманьоль.
– Да, да, совершенно верно! – вскричал он. – Да, впрочем, и удивительного тут нет ничего, ведь это Говорящий колодец.
На повороте с улицы Пост на улицу Говорящего ручья, действительно, существовал заколоченный колодец, от которого она и получила свое название.
В средние века обыватели квартала никогда не решались подходить к нему ночью, да и по самой улице пробирались не без великого страха.
Ходил слух, что многие из самых храбрых горожан и несколько удалых школьников собственными ушами слышали, что из глубины этого колодца раздаются человеческие голоса и пение на каком-то неизвестном языке. Иногда слышались оттуда и удары огромных молотов о колоссальные наковальни или звяканье цепей, которые точно таскали по каменным ступеням.
Впрочем, эта дьявольская отдушина неприятно поражала не одни уши, а также и обоняние, потому что по временам из него неслось отвратительное зловоние, насыщенное всяческими миазмами, которыми и объясняли появление чумы и горячки, которые так часто опустошали город в четырнадцатом и пятнадцатом веках.
Что было причиной этих странных явлений, неизвестно и поныне, легенды того времени просто засвидетельствовали этот факт и лишь только слабо намекают на то, что в подземельях Парижа жила целая шайка фальшивомонетчиков, а этот колодец служил им выходом.
Люди же набожные видели в этом странном и таинственном колодце, скорее, одну из милостей Бога, который допускал, чтобы звуки и стоны адские слышались на земле ради устрашения и предупреждения грешников.
Но, так или иначе, несомненно только то, что колодец, из которого доносились такие странные звуки, имел право на название «Говорящего», а также, если в четырнадцатом и пятнадцатом столетиях в нем гремел целый ад, то не было ничего удивительного в том, что в девятнадцатом из него слышались только стоны.
При этом добавим, что в 1827 году колодец этот был заколочен, потому ли что он высох или же потому, что префект полиции, наконец, внял ропоту встревоженных соседей.
– Открой-ка эту крышку! – приказал Жакаль одному из своей команды.
Но когда тот только подошел к колодцу с клещами, то тотчас же заметил, что замок на нем уже взломан.
Он с легкостью раскрыл дверцы руками.
Жакаль опустил голову в сруб и прислушался.
– Господи, Боже мой! – глухо кричал кто-то из-под земли. – Соверши чудо, о Господи, и спаси верного раба своего!
– Особа там сидит набожная! – заметил Лонг-Авуан и перекрестился.
– Господи! – продолжал голос. – Я исповедаю все грехи мои и покаюсь в них! Дай мне только снова увидеть свет солнца твоего, и я проведу весь остаток жизни, прославляя святое имя твое!
– Странное дело! – сказал Жакаль. – Мне кажется, что я этот голос знаю!
Он опять напряженно прислушался.
Между тем крик продолжался:
– Я отрекусь от заблуждений моих, покаюсь во всех преступлениях!.. Я и теперь признаюсь, что всю жизнь свою был ужаснейшим негодяем, но молю тебя, Господи, о помиловании из глубины пропасти.
– Так и есть! Я этот голос где-то уже слышал! – проворчал Жакаль, обладавший относительно звуков изумительной памятью.
– И я тоже! – сказал Карманьоль.
– Если бы Жибасье не был в Тулоне, где ему, вероятно, теплее, чем нам здесь, – продолжал Жакаль, – то я подумал бы, что это он попал в западню.
По всей вероятности, человек, находящийся на дне колодца, расслышал голоса над собою, потому что мгновенно переменил тон и скорее завыл, чем закричал:
– Помогите! Спасите! Убивают!
Жакаль покачал головой.
– Вишь, зовет на помощь… – сказал он, – значит, это не Жибасье, потому что тот, если бы и стал звать на помощь, то только разве тогда, когда вздумал бы сам напасть на себя.
– Помогите! Караул! Спасите! – вопил голос из-под земли.
– Ты живешь в здешнем квартале, Лонг-Авуан? – спросил Жакаль.
– Точно так – поблизости.
– У вас в доме, верно, есть колодец?
– Точно так.
– Значит, в колодце есть и веревка?
– Точно так, футов в полтораста длиною.
– Так сбегай, принеси ее сюда.
– Извините, мосье Жакаль, да только…
– Она на вороте? Так ведь снять-то ее очень легко.
Лонг-Авуан сделал гримасу, точно хотел сказать:
– Вам-то легко, а мне – не совсем.
– Ну, что ж ты? – спросил Жакаль.
– Иду-с!
Косой повернулся и исчез в переулке.
Между тем человек в колодце продолжал кричать, но уже не тоном кающегося грешника, а злясь, ругаясь, извергая проклятия.
– Да говорят же вам: спасите, черти! Караул! Черт вас побери, помогите! Дьяволы глухие!..
Одним словом, он превзошел даже все те проклятия, которых требовал от Фафиу мэтр Галилей Коперник для большей торжественности представлений.
Жакаль нагнулся в колодец и крикнул в ответ:
– Да подождите же, сейчас! Черт вас самих возьми!
– Ну, и спасибо! Да вознаградит вас Бог! – прогудел узник и мгновенно успокоился.
В это время прибежал Лонг-Авуан, таща с собою веревку, которую он для удобства сложил в виде цифры 8.
– Хорошо, – сказал Жакаль, – а есть у тебя прочный кушак?
– Точно так, есть, мосье Жакаль.
– Ну, так мы тебя за него привяжем да и спустим туда.
Лонг-Авуан отскочил шага на три.
– Да что с тобой? – спросил Жакаль. – Разве ты боишься колодца? Отказываешься туда лезть? Да?