– О! Боже мой! С помощью вашего благоразумия.
– Объяснитесь!
– Вы любите г-на Жюстена?
– Да, я люблю его.
– В таком случае, вам не будет особенно приятно, если с ним случится несчастье.
– Милостивый государь!
– И самым большим несчастьем, которое с ним может случиться, будет ваше бегство из этого замка.
– Как так?
– Да. Попробуйте бежать, и через десять минут после того, как я узнаю о вашем бегстве, Жюстен будет в тюрьме.
– В тюрьме? Жюстен? За какое преступление, боже мой?! Вы хотите меня запугать, но, слава богу, я еще не безумная, чтобы верить вашим словам.
– Я и не прошу вас верить мне, но докажу вам это…
Я начала бояться, видя его уверенность.
Он вынул из кармана маленькую книжку с разноцветным обрезом.
– Вы знаете эту книгу? – спросил он.
– Это уголовный кодекс, как мне кажется, – отвечала я.
– Да, это кодекс. Возьмите его.
Я взяла книгу.
– Очень хорошо! Откройте страницу 800 уголовного кодекса, книгу III, параграф второй.
– Параграф 2.
– Прочтите.
Я прочла.
«§ 2. Похищение несовершеннолетних.
Ст. 354. Кто обольщением или насилием похитит или заставит похитить несовершеннолетнего, или увлечет его, выкрадет, или переместит, или заставит увлечь, выкрасть или переместить из мест, где они были помещены теми, во власти или распоряжении которых находились, тот подвергается за сие заключению на время…»
Я подняла глаза на графа.
– Продолжайте, – сказал он.
Я продолжила чтение.
«Ст. 355. Если же похищенной несовершеннолетней будет девица моложе шестнадцати лет, то виновный приговаривается к каторжным работам… на время…»
Я начала понимать и побледнела.
– Негодяй, – прошептал Сальватор.
– Вот что будет с г-ном Жюстеном, – холодно сказал граф.
– Но ведь Жюстен меня ниоткуда не похищал, я последовала за ним добровольно. Я могу сказать всем и каждому, что он спас мне жизнь, что я обязана ему всем, что…
Граф прервал меня:
– Этот случай предусмотрен в следующем параграфе, – сказал он. – Читайте!
Я прочла:
«Ст. 356. Когда девица, моложе шестнадцати лет, согласится на похищение и последует добровольно за похитителем, то, если он был совершеннолетний, старше двадцати одного года и более…»
– А г-ну Жюстену, – перебил граф, – было ровно двадцать два года. Я справился о его летах. Продолжайте…
Я продолжала:
«…Старше двадцати одного года и более, то он приговаривается к каторжным работам…»
Книга выпала у меня из рук.
– Жюстен заслуживает награды, а не наказания! – вскричала я.
– Это оценит суд, мадемуазель, – холодно ответил граф. – Но я должен сказать вам заранее, что за похищение несовершеннолетней, за содержание ее у себя, за желание жениться на ней против воли ее родных, зная, что эта несовершеннолетняя богата, – я должен сказать, что я сомневаюсь, чтобы суд присудил г-ну Жюстену награду за добродетель! Но вот вам еще…
Он вынул из кармана бумагу и развернул ее. На бумаге была государственная печать.
– Что это такое? – спросила я.
– Это приказ об аресте г-на Жюстена, как вы видите, отданный в мое распоряжение. Свобода г-на Жюстена в моих руках. Через час после вашего бегства его честь будет в руках суда.
У меня выступил холодный пот на лбу, ноги подкосились, и я упала в ближайшее кресло.
Граф нагнулся, поднял кодекс и положил его открытым ко мне на колени.
– Возьмите его, я вам оставлю эту маленькую, но содержательную книгу. Подумайте на досуге о статьях 354, 355 и 356, и вы убедитесь, что вам отнюдь не следует бежать.
И, поклонившись мне, он ушел.
Сальватор задумчиво потер лоб.
– Да, – прошептал он, – он сделает, как говорит, негодяй!
– О! Я об этом и подумала, – ответила Мина. – Вот почему я не убежала, вот почему я не писала Жюстену, вот почему я молчу, как будто умерла.
– И хорошо делаете!
– Я ждала, надеялась, молилась! И наконец явились вы. Вы друг Жюстена, вы решите, что нужно делать, во всяком случае вы расскажете ему обо всем.
– Я скажу ему, Мина, что вы ангел! – сказал Сальватор, становясь на колени перед девушкой и почтительно целуя ее руку.
– О! Боже мой, – сказала Мина, – как я благодарю тебя за то, что ты послал мне такую помощь.
– Да, Мина, благодарите Бога, потому что провидение привело меня сюда.
– У вас были какие-нибудь подозрения?
– Нет, не относительно вас. Я не знал, где вы, в каком месте вы живете, я думал, что вы вне Франции.
– Чего же вы пришли искать здесь?
– О! Я разыскиваю следы другого преступления, о котором не могу вам рассказать. Но теперь надо сделать то, что нельзя откладывать, – нужно подумать о вас. Все будет сделано в свое время.
– Что же вы решаете сделать для меня?
– Прежде всего нужно, чтобы Жюстен знал, где вы, что вы здоровы, что вы его любите.
– Вы передадите ему это, не так ли?
– Будьте спокойны.
– Но мне, – сказала Мина, – кто мне передаст известие о нем?
– Завтра в этот же час вы найдете его около этой скамейки, а если я не успею доставить вам его завтра, то это будет послезавтра на этом же месте.
– Благодарю, тысячу раз благодарю вас! Но уйдите или, по крайней мере, спрячьтесь: я слышу шаги, и ваша собака начинает волноваться.
– Молчи, Брезиль! – сказал тихо Сальватор, указывая ему на кустарник.
Брезиль пошел туда.
Сальватор порывался последовать за ним, когда девушка, подставляя ему лоб, сказала:
– Поцелуйте его, как вы целуете теперь меня.
Сальватор запечатлел на лбу юной девушки поцелуй, такой же чистый, как свет луны, освещавшей его, затем быстро скрылся в кустарнике.
Девушка, не дожидаясь приближавшихся шагов, поспешно бросилась к дому.
Через несколько минут Сальватор услыхал женский голос:
– Ах! Это вы, мадемуазель? Граф, уезжая, приказал мне сказать вам, что ночь очень холодна и что вы можете простудиться, гуляя так долго.
– Я вернулась, – сказала Мина.
И обе женщины ушли.
Сальватор прислушивался к звуку их удаляющихся шагов, пока они совсем не смолкли.
Тогда он нагнулся, отыскал яму, вырытую Роландом, который опять начал лизать странную вещь, вызвавшую такой ужас Сальватора.
– Это волосы ребенка! – прошептал он. – Надо узнать, не было ли у Розы брата.
И оттолкнув Роланда, сгреб ногой землю, засыпал яму и утоптал, чтобы привести все в прежний порядок. Когда это было кончено, он сказал:
– Ну, пойдем, Роланд. Однако будь покоен, мой добрый пес, мы вернемся еще сюда… днем… или ночью!
XV. Жилище феи
Читатели помнят угрозу, высказанную Сальватором Броканте по поводу чулана, где обитала тряпичница.
Если угроза увезти Розу и испугала ее, то необходимость сделать безумную, по ее разумению, издержку еще более пугала ее и удерживала от исполнения обещаний. Пока она раздумывала, повиноваться ли ей Сальватору или нет, одно посещение заставило ее наконец решиться.
Однажды утром к ней от имени феи Кариты явился чрезвычайно изящный молодой человек.
Два имени были особенно приятны ребенку, носившему имя Рождественской Розы: одно было имя мадемуазель де Ламот Гудан, другое – имя Сальватора.
Молодой человек, явившийся однажды на порог этого жилища, был не кто другой, как Петрюс.
Сказав старой цыганке при лае собак и карканье вороны те же слова, которые сказал ей Сальватор, он дал понять Броканте, что пора переезжать. Главное, что заставило старуху решиться, было то, как взялся за дело Петрюс.
– Вот ключ от вашего нового жилища, – сказал он. – Вам стоит только отправиться на улицу Ульм № 10, и вы будете в своей квартире.
Броканта при этих словах только развела руками.
В самом деле, если, с одной стороны, она и сожалела о своей конуре, то, с другой – ей не нужно было тратить ни одного су, и она, вместо того, чтобы указать художнику на дверь, предложила сесть.
– Вы должны оставить ваш чердак завтра же, – сказал Петрюс.
– О! – возразила Броканта. – Надо же уложиться!
– Вам незачем укладываться: вам нужно продать или отдать кому-нибудь все, что у вас есть. Квартира, которую вам предлагают, отделана заново. Хозяину заплачено за год. Вот квитанции.
Броканта не знала, видит она сон или это все происходит наяву.
После ухода Петрюса она с ключом в руках побежала на улицу Ульм.
Все было так, как сказал Петрюс.
Квартира, состоявшая из четырех комнат и хорошенькой маленькой комнаты на антресолях, была на нижнем этаже, окна ее выходили в садик в шесть футов длины.
По сравнению с чердаком, где жила Броканта, это был дворец! Мы не будем описывать всей квартиры, которая привела, может быть, первый раз в жизни в истинный и бескорыстный восторг Броканту. Мы скажем только о комнате на антресолях, которая, по всей видимости, предназначалась для Розы.
Эта комната, отделанная очень просто, была так изящна и так мала, что походила на комнату куклы. Она была обита розовым ситцем, с бордюром небесно-голубого цвета, с такой же мебелью и занавесями. Фарфоровые вещицы на камине и на туалете все были голубого цвета с букетами, как на ситце, ковер тоже был голубой.
Единственной картиной в этой комнате был медальон в золотой раме, в который был заключен портрет феи Кариты, написанный пастелью, удивительно похожий.
Броканта вернулась домой бегом. Она объявила приятную новость Розе и Баболену. Было решено, что они не завтра, а сегодня же перейдут в дом феи, – так назвали они новое жилище.
Можно легко представить себе, как были ошеломлены Баболен и Роза. Радость последней походила на безумие, когда она увидела в шкафу, не замеченном Брокантой, – он был вделан в стену, – всевозможные греческие и арабские пояса, ожерелья и шпильки.
Это было для Розы сокровищем из сокровищ, настоящий тайник из «Тысячи и одной ночи».
А этот ковер, нежный и бархатистый, по которому она может ходить сколько хочет своими маленькими ножками!