А ведь Василий опять недооценил майора Горюнова. Опять сгоряча решил, что его оперативники занимаются пустячным делом. А Горюнов что-то такое уже углядел в той ситуации, вот и вызвал Ивлиева. Да, надо все переосмыслить и срочно найти Таню. Прости, Танюша, но… Черт, а она ведь ему действительно нравится!
До дома, в котором жили Белецкие, Ивлиев дошел за двадцать минут. В окнах второго этажа горел свет. За цветастыми занавесками не было видно жильцов, но думалось, что Таня с отцом чаевничают перед сном. Может быть, главный инженер шахты получил сегодня паек, а там конфеты или сгущенное молоко. Да, прийти сейчас к ним было бы верхом глупости. Так отношения можно испортить раз и навсегда.
Простой выход пришел в голову сам собой. Ивлиев позвонил в больницу и легко выяснил, что Белецкая дежурила вчера и теперь у нее двое суток выходных. Значит, караулить Татьяну возле больницы, рискуя попасться на глаза знакомым по палате выздоравливающим или кому-то из персонала, не обязательно. И его наблюдательный пост переместился к дому Белецких. Таня вышла в одиннадцать утра с сеткой, в которой позвякивали пустые бутылки. За молоком отправилась, а с молоком в сетке не особенно погуляешь, на жаре быстро прокиснет.
Но, к большой радости Василия, Таня просто сдала бутылки и пошла дальше по улице. Возле кинотеатра «Колизей» она остановилась и стала рассматривать афишы. Девушка сегодня выглядела какой-то задумчивой, даже грустной. И это побудило Ивлиева подойти к ней прямо сейчас.
— Здравствуй, Таня, — сказал он негромко.
Белецкая резко повернулась и удивленно посмотрела на Василия. Одно удивление, и ни капельки негодования. Это было хорошо.
— Ты? Здравствуй, — ответила Татьяна. — Что ты здесь делаешь? Как твоя рука? Не болит?
— Ты задала сразу столько вопросов, — улыбнулся Василий. — Отвечать по порядку?
— Не обязательно, — вдруг сникла девушка.
— У тебя что-то случилось? — Ивлиев осторожно коснулся пальцами ее локтя и попытался заглянуть ей в глаза.
— Папа… Понимаешь, они там начали шахту восстанавливать, к запуску готовить, а на них напали какие-то то ли бандиты, то ли еще кто. Ему голову разбили, он сейчас дома лежит. Я очень люблю папу, у нас с ним прекрасные отношения, но вся обстановка, его состояние так тяготит.
— У меня сейчас есть свободное время, хочешь, посидим на лавочке в парке, мороженого поедим.
— Не надо на меня тратить свое драгоценное время, — выпустила шипы Таня. — Если оно у тебя есть, вот и потрать его с большим толком…
— Танюша! — Ивлиев сам удивился, как изменился его голос. — Ты ничего не поняла. Ни тогда в больнице, ни сейчас.
— Чего же я не поняла? — девушка снова сникла, убрав шипы.
— Там, в больнице, я был искренен. Мне хотелось быть с тобой, всю ночь смотреть в твои глаза, слушать твой голос. Ты симпатичная девушка и очень мне нравишься. Может, мое сердце фронтовика немного зачерствело и я разучился говорить девушкам приятные слова, но ты поверь. Вчера вечером я смотрел на твои окна, на свет, который там горел, и серьезно размышлял, зайти в гости или нет. А теперь вот встретил тебя на улице и все не решался подойти. Иду за тобой от самого твоего дома.
— Ты глупый, — улыбнулась девушка, и ее глаза, когда она подняла их на Василия, потеплели. — Или ты надо мной смеешься.
— Сейчас я очень серьезен. Я самый серьезный человек на свете.
А потом они сидели с ней на лавочке в сквере и ели мороженое. И как-то сразу получилось откровенно поговорить. Татьяна рассказывала о своем отце, какой он хороший инженер, как умеет все организовать на работе, какой он решительный руководитель и какой неприспособленный в жизни. И с женщинами у него ничего не получается, поэтому он во второй раз не женился. Он добрый, впечатлительный и очень любит дочь, все время боится ее огорчить. И сейчас он лежит дома с перевязанной головой и страдает больше не от раны, а от того, что расстроил и перепугал свою Танечку.
— Слушай, а ты мне так и не сказал, где ты работаешь, — вдруг произнесла Татьяна.
— Вообще-то я в вашем городке случайно оказался и случайно здесь застрял, — развел Василий руками, излагая продуманную заранее легенду. — Я еду из самой Сибири в Одессу. Хотел устроиться в торговый флот или в порт по специальности. Я же инженер. У нас говорили, что на флоте платят очень хорошо. Да и о море я все время мечтал. Там всегда тепло и чайки…
— Ничего себе, ты крюк сделал! — осторожно улыбнулась девушка. — Не на тот поезд сел, что ли?
— Да нет, здесь погиб мой земляк, школьный товарищ. Он пропал без вести во время боя. Я хотел найти его могилу или разузнать у местных, как тут проходили бои, может, есть какие-то безымянные могилы, может, находили тела солдат и хоронили после того, как фронт ушел на запад. Могли бы опознать. А потом нарвался на бандитов, документы погибли, меня ранили. Чудом попал в вашу больницу. Теперь вот милиция выясняет обстоятельства утери моего паспорта и готовит документы на замену. Я все нервничал, торопился, а сейчас мне хочется, чтобы мое дело затянулось подольше.
— Что за глупости! — Таня отвела в сторону счастливые глаза.
— Мужчины иногда страшно глупеют, — пожал Василий плечами. — Случается с ними такое.
— Я могла бы поговорить с папой, и он устроил бы тебя на работу. И при деле, и зарплата. Ты же, наверное, все свои сбережения проел в дороге? Тебе в милиции могут дать какую-нибудь справку, для временного трудоустройства? Папа мог бы организовать туда запрос от дирекции шахты.
— Твой папа настолько известный человек в городе? — улыбнулся Василий.
— Ну, что ты говоришь! Хотя, может, и правда. — Татьяна замолчала, а потом снова заговорила об отце: — Знаешь, папа какой-то странный в последнее время. Молчит, глаза прячет. В другие времена я бы подумала, что он провинился в чем-то. Жалко его. Стареет, наверное, а может, влюбился и боится мне признаться. А та женщина против того, чтобы жить с нами, и папа не хочет оставлять меня одну.
— Давно это с ним?
— Примерно с того времени, как это случилось на шахте, когда ему голову разбили.
— Может, он просто переживает за шахту, за свою работу, за людей?
— Может, — вздохнула девушка. — Да только о работе и людях он всегда переживал, а таким стал недавно.
Ивлиев смотрел на прохожих, спешащих по своим делам, и думал, что Таня или права, или сильно ошибается. Но прислушаться к ее мнению надо. Никто так не знает Павла Архиповича Белецкого, как его дочь. Он ведь вполне мог переживать из-за того, что произошло на шахте, о том, что кто-то против ее открытия. Черт, он элементарно мог испугаться и теперь стыдится этого перед дочерью. А может, его мучает что-то другое. То, что он тоже хочет скрыть и что связано с работой шахты. Допрос Белецкого ничего не дал, да и зацепиться там не за что, как сказал Горюнов. Реакция главного инженера на происходящее была нормальной, выше всяких похвал. Возмущенный антисоветскими возгласами, он кинулся в самую гущу событий. Да, что-то странное происходит в душе Таниного отца. Опять Горюнов прав, почувствовал он неладное.
Глава 4
С Жоркой Ивлиев договорился встретиться в шесть вечера у парикмахерской. Новый приятель Василия обещал показать ему магазин, в котором продается самый хороший хлеб во всем Котляре, и двор, где можно купить самую чистую и недорогую «Зубровку». Это не какой-то там «бимбер»[3], это слеза!
Ивлиеву вообще-то было плевать на спиртное, к которому он совершенно равнодушен. Да и вкус хлеба его интересовал не очень, потому что в еде он был неразборчив, привык за годы войны есть все, что дают. А на эту экскурсию он согласился, чтобы немного получить представление о связях и образе жизни Жорки Одессита. Все-таки он с ним жил в одной квартире, да и подумать, как использовать Жорку в своих целях, тоже не мешало. Мало ли как в работе Ивлиева мог сейчас помочь криминальный мир. Там много информации крутится. Хотя Жорка скорее всего завязал или просто перестал «работать» по-крупному.
Жорка появился через пять минут. Довольный, сияющий как начищенный пятак, он вышел из арки большого дома, засунув руки в карманы полосатых брюк. Щурясь на солнце, Жорка шел, чуть ли не пританцовывая. Или в карты выиграл, или шел от женщины. Ивлиев хотел было поднять руку и призывно махнуть приятелю, но замер на месте, а потом чуть сместился к автобусной остановке, прикрываясь спинами пассажиров. Следом за Жоркой под аркой появился человек в кепке, который шел, почти прижимаясь к стене. Когда Жорка остановился и нагнулся к своему ботинку, где у него развязался шнурок, человек тут же спрятался за колонну. Слежка? А вот это уже интересно! И кто же его «пасет»? Уголовка? Конкуренты по криминальным делам? Неужели НКВД? Тогда бы Василию сказали об этом. Хотя с ним общается сам Горюнов, а оперативники могли просто в плановую разработку включить Жорку, и все. О таких мелочах начальнику управления и не докладывают. Надо парня снова спасать, тогда и информация будет.
Жорка озирался по сторонам, ища глазами Василия. Потом решил, что тот, видимо, опаздывает, и уселся на низкий чугунный заборчик ограждения бульвара, разглядывая прохожих и посматривая на парикмахерскую. Решение созрело быстро. Тот, кто следит за Жоркой, явно не рассчитывает на массовую операцию. Похоже, что за ним идет только один человек. Может, и второй есть, но только на подхвате. Жорка несколько минут еще посидит в ожидании. И этого времени хватит.
Хлебная машина давно привлекла внимание Ивлиева. Она стояла возле магазина, закончив разгрузку, а водитель, щеголеватый парень в хромовых сапогах, собранных у щиколоток в «гармошку», стоял с отверткой в руках и что-то подтягивал на кронштейне зеркала заднего вида. Обойдя пассажиров на остановке, Василий направился к машине, попутно изменив походку и осанку. Сейчас он слегка сутулился, чуть втянул голову в плечи и шел, немного загребая ногами, как моряк.