— Слышь, друг! — обратился он к водителю. — Подзаработать не хочешь? Дружка надо выручить, баба его засекла с любовницей. Правда, пока еще сомневается. Помоги, а? А я тебе на пиво отстегну.
— А я как помогу-то! Свидетелем выступлю, что не спал он с ней? — засмеялся водитель, поигрывая папиросой в уголке рта.
— Не-а, — засмеялся в ответ Ивлиев. — Я к тебе в фургон залезу, а ты дождись, когда автобус к остановке подъедет, и сразу встань за ним. Я открою дверь, дружка кликну, он в машину прыгнет, а ты за автобусом следом тронешься. Через два квартала останови и выпусти нас. Всего-то делов. А баба его кинется к остановке, а там мужа нет. Решит, что обозналась.
Водитель хлебной машины хотел было отказаться, но промолчал, видя, как Ивлиев отсчитывает одну ассигнацию, вторую. И какая мне разница, что у них там, весело подумал он, прикидывая, что конец смены близок, а пиво сегодня свежее завезли в киоск по дороге домой.
Жорка удивился, когда из распахнувшейся дверки хлебного фургона высунулся Васек и стал отчаянно махать рукой. Но он всегда подозревал в своем новом дружке человека даже более серьезного, чем сам Жорка. Поэтому, не особенно раздумывая и полагая, что у Василия есть все основания играть в конспирацию, заскочил в машину.
Когда фургон остановился через два квартала и Василий потянул Жорку наружу, а потом по ступеням вниз по лестнице, к прудам, он наконец стал приставать с расспросами:
— Слышь, куда ты так бежишь? Что за шухер? Ты можешь сказать или нет?
— Уф! — Ивлиев вытер пот со лба своей кепкой. — Теперь могу. Оторвались мы хорошо, даже если у них и есть машина.
— У кого?
— «Пасли» тебя, Жора. Ты как из арки вышел, весь из себя счастливый и веселый, я сразу «топтуна» увидел. Ты остановился шнурок завязать, а он сразу за стенку шмыгнул и поглядывал за тобой. Ты снова пошел, и он за тобой следом. Потом ты на остановке сидел, а он за газетным киоском стоял и через стекло за тобой следил.
— Уголовка, точно! — уверенно кивнул Жорка. — Я как чувствовал.
— Что за дела, ну-ка, поделись со мной. Вместе подумаем, чем это грозит тебе лично и нам обоим. Я у тебя живу, могли и мою личность запечатлеть.
— Да ладно, че ты, — ухмыльнулся Жорка, немного нервно посматривая по сторонам. — Я понимаю, у тебя авторитета побольше моего, только мы с тобой вроде договорились не лезть в дела друг друга.
— Жора, кончай понтовать, — покачал Ивлиев головой. — Мы с тобой хоть и корешки теперь, но ты учти, что из-за своих мелких делишек ты можешь создать мне много проблем. А мои дела посерьезнее. Мне с ментовкой времени терять не хочется. Откуда за тобой «хвост»? Ты же не вор. Ты щипач, картежник, мелочь для уголовки, они тебя замести могут только вместе с кем-то, в кучу.
— Эх, Васек, что тебе сказать, — махнул рукой Жорка. — Не за свои дела я, похоже, влип. А у нас ведь как, слово лишнее вякнешь, тебя потом на зоне или на пересылке на пику подсадят. А я-то ведь не при делах. Мы у Циклопа в буру резались, мне карта сама шла с самого утра. Они там неплохо проставились, фарт у них хороший был на днях. А теперь понимаю, что за фартом этим и уголовка по их следам пришла. Или «мокрое» это дело, или они… не знаю даже. А я ведь не при делах, Васек. Повяжут меня с ними вместе, и загремлю я по полной. Может, на «десятерик», а может, и под «вышку».
— Спокойнее, спокойнее! — похлопал дружка по плечу Ивлиев. — Если я решу, что ты не виноват, то ничего такого с тобой не будет. Что за фарт у них, откуда?
— Васек, а ты точно не из уголовки? — с тоскливой подозрительностью спросил Жорка.
— Тебе поклясться? — сделал вид, что разозлился, Ивлиев. — Чем? Чем хочешь поклянусь, даже самой страшной клятвой. Не из уголовки я!
— Ладно, че ты, — испуганно посмотрел по сторонам Жорка. — Че разорался-то? Там такое дело, они с химзавода что-то тянут и сбывают через залетных в другие области.
— Что тянут, подробнее, Жорик!
— Кажется, удобрения. Часть конечной продукции не учитывается за счет каких-то там плановых потерь, брака, некондиции и утраты при транспортировке. Я так слышал, был такой базар. А к ним дельцы приезжают из других областей и скупают. Они не знают, кто на заводе этим занимается, только с посредниками общаются. Наверное, кого-то в дороге с «липовыми» накладными взяли, и те колоться начали.
— А ты-то знаешь, кто на заводе этим занимается?
— Не-а, — покачал головой Жорик. — А тебе он зачем?
— Попробую через знакомых надавить на него, чтобы поменьше своих дружков слал. А лучше бы все на себя взял и «в несознанку» пошел. Мол, не знаю, кто скупал, не назывались они мне.
— Ух ты! Вот бы здорово было! Только я его не знаю. Видел, правда, один раз, кореша с ним базарили о чем-то на улице. Невысокий такой, светлый. Глаза у него коровьи какие-то. А называли они его между собой Васьком. Ты, это… извини.
Ивлиев посмотрел в виноватые глаза Жорки, и вдруг его осенило. Он полез в карман пиджака, где лежали фотографии, которые он показывал деду Осипу на предмет опознания человека, что приходил к Ирине Кириенко в день ее убийства. Ему очень понравилось точное образное сравнение Жорки — коровьи глаза.
— А ну, глянь, — протянул Василий приятелю три фотографии инженера Васькова с химзавода.
— Так это он и есть! А ты что, тоже на него виды имеешь?
— Совпадение просто, — отмахнулся Ивлиев. — Мне этот фраерок по другому делу интересен, искал я его здесь. А ты мне, видишь, помог. Спасибо, Жорик. За мной должок теперь. А этот не мелькал среди ваших? — показал он заодно фотографии водителя Пронько.
Жорка взял их в руки и старательно стал всматриваться в лицо незнакомого человека. Видно было, что он корешу очень хотел помочь, но, к сожалению, этого человека не знал.
— Не, этот не мелькал. Но ты имей в виду, что я его запомнил. У меня глаз-алмаз, если мелькнет, я тебе сразу шепну.
Василий позвонил из телефона-автомата Горюнову и предложил снова встретиться.
На этот раз Горюнов приехал на машине. Оставив водителя, он двинулся по дорожке пустынного старого парка. Метров через сорок как из-под земли вырос Ивлиев и кивнул в сторону:
— Тут лавочка есть в тихом месте, можно спокойно поговорить.
— Все тихо, Василий?
— Да, я проверялся. Слежки нет. Два часа сюда добирался. Если «хвост» и был, то я его давно «сбросил».
— Ладно, хорошо. Ты не новичок. Хотя твои игры с этим уголовником я не одобряю. Пошли. Докладывай!
Ивлиев провел Горюнова за стену реденького кустарника и показал лавку. Олег Николаевич снова оценил способности своего сотрудника. Василий действительно выбрал удачное место для их беседы. Оно было и не на виду, но и заросли кустарника были почти ажурными, за ними не особенно спрячешься, скрытно не подойдешь и не подслушаешь. Да еще со стороны кустарника виднелись на тротуаре два фонаря. Силуэт каждого человека за кустами был бы виден сразу.
— Ну, что у тебя, Василий? — потерев устало руками лицо, спросил Горюнов.
— Интересная ниточка протянулась, Олег Николаевич. А ваш Ковтун был просто молодец. В чем-то он прокололся, видимо, поэтому его и убили. Не знаю кто: или националисты, или уголовники. Даже не совсем понятно, зачем убили Ирину Кириенко. Возможно, из ревности, а возможно, именно потому, что она привела энкавэдэшника. Короче, я думаю, что Ковтун вел очень тонкую хитрую игру, но случайность его подвела. Он не бабник и пьяница, а герой. И вам нужно срочно обратить самое пристальное внимание на химический завод.
— Ты имеешь в виду ее любовника инженера-технолога и водителя директора, который тоже был какое-то время ее любовником?
— Именно. С водителем еще предстоит разбираться, а вот инженер Васьков через уголовников продает на сторону продукцию завода по хитрым схемам. И эту бригаду вот-вот накроет уголовный розыск. Надо бы их немного притормозить да самим присмотреться к этой теме. Возможно, Ковтуна убили именно из-за этого.
— Ну что ж, возможно и такое, — кивнул Горюнов. — К заводу, кстати, мы уже приглядываемся. Васьков, по нашим данным, личность неприметная, пошленькая и самолюбивая. А вот что касается водителя Пронько из автопарка дирекции завода, то могу тебя огорчить. Неделю назад он был отправлен в командировку и не вернулся. Завод направил запрос в милицию, но пока безрезультатно. Нас этот факт очень заинтересовал.
— Кстати, Олег Николаевич, тот дедок из соседней квартиры, Осип, по фотографиям ни Васькова, ни Пронько не опознал. А про схему кражи с завода мне поведал как раз тот самый уголовник Жорка Одессит, общение с которым вы мне не рекомендовали.
И Василий подробно рассказал о том, как заметил за Жоркой странную слежку и как тот в ответ откровенно поведал о делах своих дружков на заводе. Горюнов долго сидел, задумчиво глядя на окна домов. Потом медленно заговорил:
— Ну, допустим. Допустим, что твой Жорка не врет. Допустим, он искренне тебе все рассказал, а не слил тебе дезу для проверки. Но не слишком ли много совпадений в одной точке пространства? Гибель нашего сотрудника и все время что-то связанное с химзаводом. Все факты можно поставить под сомнение, кроме связи со всем происходящим именно завода. Но это мы уже и без тебя поняли. Молодец, что заметил. Еще что?
— Еще по шахте 16-бис. Главный инженер Белецкий ведет себя как-то странно. Хотя я могу понять его реакцию на последнее скандальное событие. Но не только с этим антисоветским митингом и травмой головы связано его состояние. Он ведь опытный руководитель, главный инженер шахты, думаю, что проблемы ему приходилось решать посерьезнее. А тут какая-то ерунда.
— Ну, ты заговорил такими категориями, Василий, что их стыдно даже в наш внутренний рапорт включить, не то что в Москву отправить твои умозаключения. Давай не столько эмоциями, сколько фактами оперировать. Обоснуй выводы.
— Не могу, — нахмурился Ивлиев. — Ничего, кроме того, что сказал, добавить не могу. Но произошедшее на шахте не есть проблема. Это так, мелкое препятствие, а в работе Белецкого таких препятствий сотни каждый день. Его работа в том и заключается, чтобы преодолевать трудности на производстве и чтобы оно все работало. А он запил.