— Мне так и написать в Москву по итогам твоей проверки? — повернувшись к Василию, усмехнулся Горюнов.
— Ладно, я понял. Неубедительно. Тогда следующий вопрос — водитель дирекции химзавода Пронько. Чтобы не привлекать внимания к его персоне и не волновать тех, кто в его исчезновении повинен, я предлагаю в район его исчезновения отправить меня, а не официального сотрудника управления. Мотив все тот же — Пронько имеет отношение к заводу, Пронько был любовником убитой Кириенко, Пронько формально у нас числится в списке потенциальных подозреваемых.
— Ну, вот это уже разумно. Выезжай, когда тебе удобнее, но не тяни. Глодянский район, там есть экспериментальное хозяйство, но оно тебе ни к чему, потому что туда Пронько так и не прибыл.
— А какова была цель командировки?
— Он должен был отвезти экспериментальные образцы удобрений. Если ты готов спросить, то отвечу сразу, что образцы ни секрета, ни высокой стоимости не имеют. Так что из-за них убивать водителя вообще нет никакого смысла. Запрос в милицию сделали, те формально работу провели и ответили, что в конечный пункт Пронько не прибыл, происшествий по маршруту его следования не зарегистрировано, и все. Так что ты эти фактики учти там.
В Глодяны Ивлиев не поехал. Он сошел на предыдущей станции и вместе с возчиками, ехавшими порожняком со станции, на телеге добрался до хозяйства. По дороге он угощал мужиков дорогими папиросами, которые те вежливо курили, но потом доставали свой крепкий самосад и крутили цигарки или набивали трубки. Мужики оказались разговорчивыми, потому что, наверное, не видели вреда в этом веселом общительном молодом человеке. Рассказали про годы оккупации, как жилось и голодалось, рассказали и про нынешнее житье-бытье. Земля родит, чего ей. И бабы рожать стали. Тоже признак хороший.
Сколько Ивлиев ни бился, как ни изворачивался, но повернуть разговор к теме националистических банд в районе ему так и не удалось. Мужики даже не рассказывали о партизанах и отрядах УПА при немцах. Самое главное, что ему удалось понять, так это то, что жизнь в районе относительно спокойная. И власть не давит, и националисты не бесчинствуют. Иначе бы сидели они сейчас на возах угрюмые и боялись лишнее слово сказать.
Прежде чем идти в правление хозяйства, куда должен был приехать Пронько, Ивлиев осмотрелся в селе. Сильная сельскохозяйственная кооперация, скота много. Дома крепкие, палисады с цветниками, своя МТС и водонапорная башня. Не колодцы и бабы с коромыслами. Подумав, Ивлиев пошел не в правление, а подсел на лавку сначала к сторожу МТС, потом поболтал с девушкой в окне правления, которая занималась какими-то формулярами, подшивала какие-то бумаги в коричневые папки, и с бабами, ожидающими машину, чтобы ехать в поле.
В результате, не показав своего интереса к вопросу и не «засветившись» перед местным начальством, он установил то, чего не было в милицейском ответе на запрос. Например, что раз или два раза в год с химзавода приезжала машина, которая привозила экспериментальные образцы удобрений. То ли удобрения для весеннего внесения, то ли для летнего. А может, и для обработки озимых. Привозили их для пробы, а на следующий год вносили поправки в технологию или в химический состав. И то, что машина не пришла, мало кого сильно волновало. Не приехали сейчас, приедут попозже. С текущей сельхозработой это никак не было связано, а о возможности несчастного случая никто даже не подозревал. Проще говоря, никому и дела здесь не было, что машина не пришла. Ну, может, кроме директора и главного агронома.
Нет, не тут причина, не отсюда надо начинать. Это для Ивлиева было совершенно очевидно, и он направился в село Лановцы, находившееся в двадцати километрах от райцентра. По информации, негласно полученной Горюновым в кадрах химзавода, у водителя Пронько в этом селе жил двоюродный брат по материнской линии. С него Ивлиев и решил начать. Поймав на пыльной дороге попутку и расплатившись с неразговорчивым водителем папиросами «Казбек», он за полчаса добрался до села.
Михайло Ковальчук жил в маленьком покосившемся домике на окраине села. С первого взгляда Василий угадал в открывшем ему дверь щуплом невысоком мужчине с тонкими губами и бегающими серыми глазами личность ничтожную, лживую и пакостную. Подозрения быстро подтвердились, когда он вошел в дом. Семьи у Михайлы не было, детей тоже. Родители умерли давно, еще до войны, а сам он перебивался случайными заработками в своем селе да в соседнем. Знал Ивлиев и другие интересные факты из жизни Ковальчука. Например, в 42-м году партизаны его чуть не расстреляли. Он уже стоял на снегу в одних кальсонах под дулами винтовок за то, что помогал гитлеровцам собирать продукты с односельчан. Спас жизнь Михайле его хорошо подвешенный язык и умение заморочить голову любому. Он сумел отбрехаться тем, что чуть ли не жизни спасал односельчанам, помогая немцам, что немцы бы пожгли село и постреляли всех, если бы им не дали продуктов. А так они уехали восвояси и никого не тронули. Сельчане отбили Ковальчука и не дали его расстреливать, пожалев убогого.
— Здорово, Миша! — уверенно бросил хозяину дома Ивлиев и, чуть толкнув его плечом, прошел без приглашения в дом.
— Э, ты кто таков? — поплелся за ним следом Ковальчук, почесывая свою бледную спину грязными ногтями.
— Разговор к тебе есть, Мишаня, — садясь на лавку у окна, ответил Василий. Обзор был хороший, и он видел часть улицы и весь двор до самой калитки. — Где Глеб?
— Какой Глеб? — завел привычную для него шарманку Ковальчук.
— Сядь, контуженый! — властно сказал Ивлиев. — Сядь и отвечай! Брательник твой Глеб приехал сюда и исчез вместе с машиной. И не ври мне, что вы с ним не виделись. Случая такого не было, чтобы, приезжая в Лановцы, он не наведывался и к тебе. Ты меня не интересуешь совсем. Помнишь, тебя партизаны чуть не шлепнули возле твоей же завалинки? Могу организовать тебе ту же процедуру, но в своем исполнении, и тоже по приказу моей совести и за страдания твоего народа. Поэтому не выводи меня из себя.
— Да кто ты такой? — нахмурившись, заговорил с унылыми интонациями Ковальчук. — Пришел, грозит! Ты милиционер, что ли?
— И близко не лежал! Никакого отношения ко всяким там милициям я не имею. Я человек, который хочет одной своей цели достичь. И для этого мне нужен твой брательник Глеб.
— Чего вспоминать-то? — угрюмо проворчал Ковальчук. — Меня, между прочим, народ спас, сельчане. Поверили они мне, правосудие на моей стороне.
— Ты не понял, Миша, — почти ласково проговорил Василий, но в его глазах блестели почти садистские искорки. — Совсем меня не понял. Кто-то поверил тебе тогда, а кто-то не верит и сейчас. И плевать мне на правосудие. И другим людям плевать, тем, кто рад был бы, если бы тебя тогда расстреляли. Хочешь жить спокойно? Или тебе припомнить еще другие отношения с фашистами, о которых сельчане не знают?
Ковальчук откровенно испугался, и Ивлиев понял, что интуитивно попал в «десятку». Наверняка были грехи у этого человека во времена оккупации. И он боялся, что о них рано или поздно узнают. Главное, не перестараться, а то он поймет, что это только блеф.
— Че ты, че ты!
— Колись, где Глеб? — Ивлиев рывком притянул к себе Ковальчука и зло посмотрел ему в глаза.
— Ну, не видел, давно не видел его, — испуганно залепетал тот, делая слабые попытки вырваться.
Ивлиев выпустил воротник рубахи Ковальчука, и тот чуть не упал. Нащупав дрожащей рукой за спиной лавку, Михайло уселся, вытер подолом рубахи вспотевший лоб и тихо заговорил:
— Глебу всегда спокойно не жилось, как в детстве в войну играл, так все не наиграется. Я сто раз говорил ему, чтобы утихомирился. Нашел спокойную работу, женился, завел детей и жил бы себе. Так нет! Все с этими стал якшаться, по вечерам на сборища ходил.
— С кем, с этими? — спокойно спросил Ивлиев.
— С националистами, с кем же еще! Хотел в повстанческую армию вступить, да я его только что кулаками не остановил. Ведь так замечательно устроился, и водитель он хороший, и в технике разбирается. Так что, если пропал Глеб, ищите его в том обществе.
— В подполье или в лесу?
— Скорее всего в лесу он. В городе в подполье ему скучно будет. А там, в землянках да с автоматом, он — герой. Сопляк! Да и видели его, кажись. Мне участковый намекал на этот счет. В деревню вчера или позавчера ночью приходили из леса. Продукты собирали. Вроде и Глеба моего там видели. Участковый пригрозил, что, если Глеб ко мне придет, он меня в Сибирь сошлет, как пособника.
— Ладно. — Ивлиев поднялся и пошел к двери. У самого порога он остановился и повернулся к Ковальчуку. — Если кому сболтнешь, что я к тебе приходил, ты и до Сибири не доедешь. И про Глеба молчи. «Стукнешь» кому, что он в лесу, до утра не доживешь. Заруби себе на своем длинном носу, Миша!
Добраться до станции можно было и на попутке, если она будет, и пешком, но тогда на станции придется ночевать и ждать утреннего поезда. Можно и на товарняк заскочить, если он сбросит скорость возле станции. Ивлиев раздумывал, прикидывая свои шансы, и тут сзади засигналила полуторка. Отойдя в сторону, Василий поднял руку.
— Чего на дороге торчишь? — спросил без улыбки усатый шофер в промасленной кепке. — Жена из дома выгнала? Ночевать негде?
— Ага, — засмеялся Ивлиев. — Почти угадал. Слушай, друг, а как тут лучше до Котляра добраться?
— До Котляра? Тогда лучше на областную дорогу выйти. Там поток машин больше, попутку легче поймать. Повезет, так еще до ночи доберешься до Котляра. Ты давай садись, я тебя километров пятнадцать подвезу, а там прямиком к дороге и выйдешь. Поезда ты сегодня уже не дождешься.
Довольный Ивлиев сел рядом с водителем, и пошли они трястись по разбитым дорогам в объезд леса. Сразу вспомнились дороги фронтовые, часто ночные, когда поступал неожиданный приказ и приходилось выезжать немедленно. И тряслись вот так же, вглядываясь то в карту, то до боли в глазах в ночную округу, выискивая хоть какие-то приметы для ориентирования на местности. Трясло на большой скорости в полуторках да в «студерах»