— Не гибко! — усмехнулся Ивлиев.
— Ты его, Вася, тоже пойми. У него завод за плечами, ему завод охранять надо, а не в шпионские игры играть.
— И что мне теперь делать? Интересоваться заводом, получится, что как-то я странно себя веду, учитывая, что я — эмиссар оуновского зарубежного Центра. Параллельно работаю с их подпольем. Коломиец меня отследит и сделает выводы. А еще он легко выяснит, направлялся ли сюда из Центра представитель.
— Не спеши, Василий! Есть у меня одна задумка. Во-первых, информация о том, что в нужный для тебя день действительно границу переходил представитель УПА с Запада. Проходил тяжело, с боем, но прошел. И мы его ищем. Второе… — Горюнов задумался, поглаживая ладонью свой массивный лоснящийся бритый череп. — Я могу сделать информационный вброс, есть у меня кое-кто в их лагере…
— Глупо было бы сомневаться, что у вас там есть агентура, — тихо засмеялся Ивлиев.
— Есть немного, — кивнул майор. — А информацию я пущу вполне логичную и соответствующую твоей новой легенде. Ты после провала на границе, когда еле ушел от пограничников, да еще во время засады здесь, когда тебя чуть свои не шлепнули, и когда погиб Михай Круг, никому не веришь. Это естественно! Ты вполне можешь думать, что и нападение на тебя подстроено кем-то из недоброжелателей, завистников, а то и агентами НКВД, внедренными глубоко в ряды местного подполья и даже в окружение к Коломийцу. Нормально?
— Ну, в принципе можно ситуацию и так рассматривать. Если сейчас проанализировать мое поведение в лагере Коломийца, то… Коломиец очень осторожен. Меня бы там забили до смерти, если бы он не остановил своих шакалов.
— Крепко тебе попало? — нахмурился Горюнов.
— Терпимо. Лицо сберег, и почки тоже. Ногами били. Ну, неважно, обошлось же. Так вот, Олег Николаевич, Коломиец сразу разговор повел так, как будто он мне поверил на слово. И он все время о чем-то напряженно думал. Он меня отпустил и пообещал в городе держать человека для связи с ним, но… когда меня повезли на машине из леса в город, мне завязали глаза. И разрешили снять повязку только километров за десять до окраин Котляра. Я теперь и сам думаю, что глупо было бы надеяться, что он мне сразу на слово поверит. Я ведь лепил ему дезу по ушам на ходу. Получилось удачно, много совпало, но все равно шероховатая легенда у меня.
— Так и должно быть. Слишком гладкие легенды доверия как раз не вызывают. А про нападение на тебя, когда ты был ранен, я тоже немного пущу слушок. Мол, в рядах подполья завелись «кроты». И кто-то из их же братьев, продавшийся коммунистам, попытался тебя шлепнуть и сдать нам Михая Круга. Это очень важный узловой момент! А ты теперь на каждом углу тверди, что никому не веришь и во всем будешь разбираться сам.
— Ладно, с этим нормально все. А если подполье запросит Центр насчет меня, а те ответят, что не посылали никого?
— Нет у них прямого выхода на Центр! — засмеялся Горюнов. — Я хорошо их структуру знаю. Как минимум несколько районов подчиняются одному штабу, а уж он и связывается с Центром. И опять же они на первых лиц выйти не могут, а в остальном в Центре сейчас каша, и очень большая. Не думаю, что кто-то полезет к начальству выяснять, кто и когда посылал кого-то на территорию Украины. А в Центре на территории Польши будут знать о сильной перестрелке на границе, когда проходила группа националистов. Я позабочусь. Нет, Вася, время у нас есть. Пока они там будут разбираться и маяться, у кого что можно спрашивать, а у кого нельзя, мы здесь их всех прижмем. Сейчас не 34-й год и не 39-й! Они уже там никому не интересны, никаким разведкам. Европе после нацистов бы отмыться, суд готовится над главарями Третьего рейха. Так что не ломай голову над этим, а ломай ее над другим. На хрена националистическому подполью химзавод?
Идти по темной улице было приятно. Нервное напряжение медленно отпускало. Только теперь, расставшись с Горюновым, Ивлиев позволил себе прислушаться к собственному состоянию. Ну, рисковать жизнью не впервой. А от смерти его сегодня отделяли секунды. Может быть, и часы, но смерти мучительной. Он-то знал, как расправлялись оуновцы с захваченными пограничниками, милиционерами, коммунистами активов и сотрудниками НКВД. Мучили так, чтобы человек умирал медленно.
Ночь была теплой и удивительно тихой. Шаги в тишине уснувшего города раздавались гулко, и Ивлиев старался шагать мягко, не стуча каблуками ботинок. Слежки за ним не было, это он установил еще до встречи с Горюновым и сейчас испытывал чувство свободы и какой-то легкости. Но вдруг интуиция заставила Василия сбавить шаг и прислушаться. Еще никаких признаков опасности не было, но внутри что-то уже сработало, что-то, что он ощутил всем своим нутром. За перекрестком дом, в котором живет Жорка Одессит. Ивлиев не ночевал там уже две ночи. И кто-то его там ждет? Жоркины дружки, чтобы узнать, с кем он связался, или Жоркины партнеры по карточным играм, чтобы стребовать с него должок или предъявить претензии по поводу того, что он умело передергивает карты? Только этих проблем еще не хватало!
Можно было и не ходить, попросить помощи в управлении, заночевать в гостинице или… Нет, проблему нужно решать сразу, а не уходить от нее. Это была жизненная позиция Ивлиева еще с юности. Но жизненная позиция хороша в обычном споре или дискуссии, а сейчас Василию не помешал бы один-единственный аргументик в виде пистолета. Но и этого у него не было.
Жоркино окно светилось. Лампочка под старым абажуром в форме тарелки и газета на гвоздиках вместо занавески. Ивлиев постоял у стены на углу, решая, идти в квартиру или нет. И тут сзади раздался еле слышный шорох. Мгновенно обернувшись, Василий увидел оперуполномоченного Левандовского. Старший лейтенант держал руки в карманах брюк, но короткая летняя вельветовая куртка была расстегнута. И из-за ремня немного виднелась рукоятка «ТТ».
— Гражданин Ивлиев? — спросил оперативник. — Поздновато вы гуляете…
— Не запрещено, — с улыбкой ответил Василий и пробежался глазами по стенам окрестных домов.
У телефонной будки покуривал мужчина, делая вид, что ждет, когда освободится таксофон. Напротив в черной «эмке» сидел человек, и дверь машины открыта, а его нога в собранном в гармошку хромовом сапоге стояла на земле. Ивлиев решил, что Левандовский перестраховывается, думая, что он может сбежать. Почему?
— Вы живете в квартире уголовника по кличке Жорка Одессит. Это так?
— Я живу где хочу, товарищ начальник, — с усмешкой отозвался Ивлиев, стараясь держать в поле зрения незнакомых людей по сторонам улицы. — У меня документы на паспорт сданы, мне еще три недели ждать в вашем городе. Официально!
— А у меня есть основания полагать, гражданин Ивлиев, что вы вошли в тесный контакт с преступным миром в нашем городе и, возможно, занимаетесь противоправными действиями.
— Железные аргументы: «есть основания» и «возможно»!
— Так! А ну-ка, руки вверх, гражданин Ивлиев! — Оперативник быстро выхватил пистолет из-за ремня брюк под курткой и направил его на Василия. — И не советую делать резких движений, я стреляю метко.
— Ну, дела! — покачал тот головой, медленно поднимая руки. — А какие у вас есть основания, товарищ старший лейтенант, наставлять на меня оружие, арестовывать меня, позорить при прохожих? Или у вас в городе нет прокуратуры?
— Не разговаривать! — резко бросил Левандовский. — Пошел к машине!
Ивлиев зло сплюнул и двинулся в указанном направлении. Что-то насели на него со всех сторон, только успевай отбиваться. Хотя этого сотрудника уголовного розыска можно понять. Жорка у них из-за чего-то на крючке, и его разрабатывают, а тут он подвернулся. Жалеть о том, что у Жорки поселился, не стоит, информацию по заводу получили и еще много полезного узнать можно. Но, видимо, придется от Жорки уйти, если это будет в ущерб основной задаче.
О многом думал Василий, сидя на заднем сиденье машины между двумя оперуполномоченными. Сейчас его будут допрашивать и пытаться какими-то фактами прижать к стенке. Вроде бы и нечем его прижать, не наследил, но продумать свои ответы и весь ход диалога все же стоит заранее.
Машина въехала во двор городского отделения милиции. Ивлиева завели в дежурную часть, тщательно обыскали, заставили снять брючный ремень и вытащить шнурки из ботинок. Потом повели на второй этаж в кабинет.
Он почему-то ожидал, что в комнате будет темно и ему направят в глаза свет настольной лампы, но Левандовский решил, видимо, обходиться без подобных давящих на психику эффектов. Неужели и без этого есть чем прижать? Василий внутренне весь собрался. Ничего, если тут застрянет. Горюнов быстро начнет розыск, если он не выйдет на связь вовремя. И первым делом прочешет все отделения милиции, больницы и… морги. Хм… эту мысль пока в сторону. А в дежурной части его справку зарегистрировали. А там фамилия Ивлиев значится. Не это опасно, опасно, если милиция выявит его связь с НКВД. Тогда вся операция коту под хвост! У них тут запросто может оказаться осведомитель от националистического подполья. Дурацкая ситуация!
— Так, ладно, старлей, — устало заговорил Ивлиев, — давай начистоту. Что тебя смущает, что ты от меня хочешь?
— Не надо стараться стать моим другом, гражданин Ивлиев, — сухо ответил Левандовский. — Вы появились в нашем городе, выйдя из леса с огнестрельным ранением. Без документов, с сомнительной историей своей жизни и дальнейших целей. Вы знакомитесь первым делом с уголовником Жоркой Одесситом и поселяетесь у него дома. Полагаете, это нормальная ситуация, нормальные поступки обычного советского гражданина?
— У вас просто талант, товарищ старший лейтенант, переворачивать все с ног на голову, — усмехнулся Василий. — Во-первых, я первым делом познакомился с замечательным хирургом Аркадием Семеновичем и с вами. Помните? И уж потом в мою жизнь стали входить новые люди. И чья вина, что у вас стреляют в районе? Моя или ваша? Да, я поймал шальную пулю, да, я потерял документы, когда в бреду и с лихорадкой от раны выбирался из леса. Я жертва, а не виновник. И потом, что я нарушил? Какой закон, какой указ Президиума Верховного Совета СССР? Назовите!