Ящик оказался незаминированным, хотя никто не видел в действиях старшины проявления излишней предосторожности. Сколько сотрудников, да и просто граждан, любопытных детей подрывалось на минах вот в таких местах от брошенных игрушек, машин, других предметов, которые могли пригодиться нашедшим их людям в хозяйстве. Старшина открыл крышку, заглянул в ящик и призывно махнул рукой.
Обрывки вощеной бумаги и изоляционной ленты говорили о многом. Горюнов стоял, засунув руки в карманы брюк, и напряженно думал. Получалось, что срочным образом откуда-то была доставлена в город новая партия детонаторов и бикфордова шнура. В целях конспирации те, кто доставил, и те, кто должен был получить груз, между собой не встречались. Была устроена «закладка». Отработанный вариант, как раз в стиле бандеровцев. И если оружие лежало и ждало начала националистического выступления в городе, то взрыватели нужны на шахте уже сейчас. Значит, взрыв будет. И очень скоро. Значит, они уже не собираются ждать. Видимо, Левандовский был одним из тех, кто обеспечивал получение груза здесь, на пустыре. И значит, детонаторы и шнур увезли этой ночью на шахту.
— А ведь все, ребята, — тихо произнес Горюнов. — День «Ч» наступил.
— Что? — настороженно посмотрел на майора Бондаренко. — Какой день?
— Хреновый, Степан Иванович! Где тут поблизости есть телефон? В булочной есть?
Белецкий не мог больше находиться дома. Он вдруг осознал, что все вокруг него заняты делом, расследованиями, делают все, чтобы помешать националистам принести в город беду. И получалось, что он предал своих сограждан, предал свой город, даже дочь свою предал. Потому что он, Павел Архипович Белецкий, хоть и под угрозой смерти, не сделал ничего, его дочь спасали другие. Они тоже рисковали жизнью, но его похищенную дочь спасли. А он? Сидит дома и ждет, когда без него спасут его шахту, его рабочих, его город. Нет! Хватит…
Павел Архипович забыл о том, что его предупреждали сотрудники НКВД о постоянном наблюдении, охране. А если бы помнил, то был бы удивлен несказанно, что его никто у подъезда не остановил, не вернул домой. Слишком был преисполнен решительности главный инженер шахты 16-бис, чтобы помнить такие мелочи. Тем более после многих дней сплошного запоя. Не видел он и того, что за ним все же пошли люди. Не сразу… Дав ему отойти от дома почти на два квартала, они все же появились за его спиной.
То, что рассказал Ивлиев, было ужасно, но все это было очень похоже на правду. Как инженер, Белецкий всю механику гидроудара понимал прекрасно. И Ивлиеву он уже верил. Раз парню верила дочь, раз Татьяна смогла его полюбить, значит, он стоит доверия. И потом, именно Ивлиев спас Татьяну не так давно, из ужасного места спас. От верной смерти.
Черная «эмка» вывернула из-за угла и направилась к окраине города. Белецкий отступил в сторону, потом решительно поднял руку.
— Товарищи, товарищи! — сунул он голову в кабину остановившейся машины. — Вы едете за город, прошу вас, подбросьте меня до шахты. Я — главный инженер шахты 16-бис.
— А что же, главному инженеру шахты не полагается служебный автомобиль? — засмеялся водитель с большой, остриженной под машинку головой.
— Надо подвезти, — улыбнулся второй мужчина с переднего сиденья. — Видишь, у товарища дело срочное. Ведь так, товарищ главный инженер?
— Да, очень, — охотно закивал головой Белецкий, радуясь, что ему так повезло с машиной и этими понимающими людьми.
Наверное, из райисполкома товарищи. Павел Архипович привык за эти годы с доверием относиться к людям, облеченным партийной или советской властью, как-то изначально они в его понимании были людьми честными, деятельными, готовыми голову сложить за народное дело. И он полез на заднее сиденье, торопливо объясняя попутчикам суть проблемы. Где-то в голове, в глубинах сознания еще теплилось понимание, что нужно все держать в тайне, но алкоголь, разрушающий мозг, воздействовал на него так долго, что раскрывал душу наизнанку и разрешал все.
— Вы из районной власти, товарищи? Не из органов? — торопливо спрашивал Белецкий.
— Да, из райисполкома, — солидно кивнул молодой человек. — Мы из сельскохозяйственного отдела. Готовимся к осенним работам, объезжаем сельскохозяйственные товарищества. Вы не волнуйтесь, товарищ Белецкий, нам по пути с вами.
Павел Архипович не обратил внимания на то, что человек в машине обратился к нему по фамилии, которой он, садясь к ним в машину, не называл. Но это все мелочи, важно другое — шахту спасти.
— Я вас очень прошу, дорогие товарищи, после того как высадите меня возле шахты, добраться до ближайшего телефона и сообщить о том, что на шахте готовится большой силы взрыв, который обязательно повредит дамбу. Вы своему начальству сообщите или в милицию. Нет, лучше даже в НКВД.
— А откуда у вас такие сведения, товарищ Белецкий? — повернулся на сиденье молодой человек.
— Это очень надежный человек! — заверил Павел Архипович. — Это он все узнал, и он первым увидел, что должно случиться. Да-да, вы прямо в НКВД звоните, товарищи, спросите там Ивлиева и скажите…
Белецкий вдруг понял, что запутался, слишком много мыслей и паники внутри. Зачем им спрашивать Ивлиева, если именно Ивлиев ему самому рассказывал, какого рода существует угроза. Раз они позвонят Ивлиеву, раз он там, в здании НКВД, значит, там все знают. Василий сказал, что все сам организует, все они там сделают…
— Простите, — комкая в руках фуражку, заглянул сбоку в лицо мужчине, сидевшему на переднем сиденье, Белецкий. — А вы точно из райисполкома?
— Конечно! — улыбнулся мужчина. — Вы не переживайте, спасем мы вашу шахту. Сейчас вот приедем и сразу спасем.
— А у вас есть при себе какие-нибудь документы? — уже начиная что-то понимать, чуть дрожащим голосом спросил Павел Архипович.
— Что вы, товарищ Белецкий! — заговорил мужчина громким шепотом и стал озираться по сторонам, словно боялся, что с улицы их разговор кто-то услышит. — Как можно при себе возить такие документы. Под городом полно банд националистов. Схватят и убьют обязательно, как только увидят, что мы из исполнительной советской власти. А без документов мы просто так… катаемся. Правда, Микола?
— А то! — засмеялся водитель и, повернув руль, поехал по узкой дороге между пирамидальными тополями, которая вела с шоссе к шахте…
Горюнов снова и снова набирал номер квартиры, в которой его звонка должен был ждать Ивлиев. Длинные гудки выматывали, как выматывает нудная зубная боль. В его кабинете сидели начальник милиции и военный комендант города.
— Все, что у нас есть, это взвод связи, — говорил комендант. — У них даже пулеметов нет. Два мотоцикла и велосипеды. Полуторка еще весной развалилась. Есть сержантская школа — наиболее боеспособная часть. Комендантский взвод — это инвалидная команда. Под Ратой стоит саперный батальон, но численность у него не более стрелковой роты. У тех хотя бы есть автоматическое оружие и автотранспорт. Я все время вызываю их по рации, телефонная связь уже нарушена. Посылать связистов мне кажется бессмысленным. Будем только терять людей, а связь не восстановим. А у нас каждый человек на счету.
— У меня в городском отделении 64 человека, — стал докладывать начальник милиции. — Есть два ручных пулемета и 14 автоматов. Патронов очень мало. Из кобурного оружия «ТТ» и «наганы». В ОСОАВИАХИМЕ есть боевая винтовка и один рабочий пулемет. Если вместе с инструкторами собрать кружковцев, кто покрепче, то можно пару стрелковых взводов собрать, но оружия нет. Из конфиската я вооружу человек 10–15. Опять же патронов почти нет. Пока связь была, велел всем участковым службам и милиционерам из пригородов вернуться сюда, но, думаю, им уже не добраться. Какова все же цель бандеровцев и когда их можно ждать в городе?
— Главная цель — дамба. Взорвут дамбу, и все. Тогда ущерб городу будет нанесен страшнейший, — заговорил Горюнов. — С разрушением химзавода все вокруг на десятки и сотни километров будет отравлено. Мы срываем им выполнение приказа, но они могут попытаться взорвать дамбу иными способами. Не только из-под земли. Например, прямой атакой на нее.
— Значит, — пожал плечами комендант, — максимум сил к дамбе, занимать круговую оборону и держаться до прихода помощи. Остальное второстепенно. Как ни печально, но с нашими наличными силами только так.
— Дамбу мы им взорвать не дадим, — уверенно ответил Горюнов. — Дамбу и шахту мы закроем. Боюсь, что вот тогда они и кинутся к химзаводу. У них не останется выхода, как только взрывать его, нанести максимальный ущерб городу. А это — городской комсомольский и партийный актив, исполком, суд, камера предварительного заключения. Там, между прочим, еще содержится кое-кто из подполья и пособников.
— Рискуем, — качнул головой комендант.
— Если будем играть в «тришкин кафтан», риск еще больше. Надо действовать по логике. Нашей и их логике. На все сил не хватит, не удержим. И тогда конец.
Ивлиев телефона не слышал, потому что на чердаке из слухового окна осматривал в бинокль окрестности города. Час назад он пытался дозвониться до Горюнова, но того не было на месте. Майор ситуацию знал не только со слов Ивлиева, были у него и иные источники информации. Василий очень надеялся, что фронтовой опыт майора подскажет ему, как рациональнее распорядиться крохами гарнизона города. Как, какое чудо поможет сорвать планы националистов? Сообщение наверняка уже ушло по ЗАС связи во Львов. Там отреагируют быстро и поднимут все окрестные части, а главное, полк НКВД. Что бы ни случилось здесь с нами, понимал Ивлиев, бандеровцев из города уже не выпустят. Не успеют они удрать.
Входя в квартиру и бросая у входа на тумбочку бинокль, Василий услышал, как надрывается телефон. Когда он подбежал, аппарат перестал трезвонить. Горюнов, больше некому! Подняв трубку, он стал крутить диск, и в этот момент в городе что-то гулко ударило. Задрожало стекло в шкафу, и до него дошло, что в трубке нет гудков, даже фона нет. Удар? Взрыв? Так… кажется, взорвали городскую телефонную станцию. Глупо, но решительно. Сами без связи, но и мы теперь без нее… Хотя у военных есть радиостанции… пробьемся!