тва калеки, и даже собственные оруженосцы шептались за спиной, втайне посмеиваясь над добрым братом, который, дескать, не в состоянии самостоятельно спустить штаны, если имеет нужду. Грубые зверобои, которые прежде с радостью служили великому ловчему, которые ловили каждое слово, присматривались к его знаменитым охотничьим приемам — теперь тяготились службой.
Бремек слышал эти тихие разговоры, замечал лукавые взгляды искоса, однако делал вид, что ничего не знает, и старался как можно реже звать на помощь. Из-за этого страдал еще больше… и мечтал поскорей избавиться от хворей. Казалось, стоит исцелиться телу — и все станет как прежде. Но нет! Бремек уже изменился — мысли немощного калеки, мысли одиночки, затоптанного толпой, не покинули тело даже после того, как зажили побои. Лекари Дома Света в считанные дни вернули Бремеку телесную бодрость — и он тут же захотел покинуть опустевший замок. Большая часть братьев ушла на север, в поход против Ройнгарда. Те, кого ловчий именовал приятелями — то есть добрые братья из окружения Архольда, честолюбцы и интриганы, — отправились на юг с магистром, чтобы отыскать собирателя. Дом Света опустел, и лекари не позволяли Бремеку отправляться в далекий путь, они не желали лишаться такого замечательного пациента. Ловчий догадывался, что на нем опробовали какие-то старинные рецепты — уж очень быстро он воспрянул. Тем больше ему хотелось убраться подальше от мягких перин в лазарете и от горьких микстур, составленных по древним книгам… мало ли чего эти пройдохи намешали больному в питье? А еще Бремеку пришло в голову, что его удерживают в Доме Света согласно тайному распоряжению добрейшего Могвида. У великого магистра имеются причины не выпускать из-под надзора правую руку смутьяна Архольда. Ловчий почувствовал себя зверем, запертым в клетку. Вокруг толпятся любопытные, тычут пальцами, изучают повадки… Тем сильней захотелось сбежать.
Но куда отправиться? На юг, за Архольдом? Вот уж кого ловчему не хотелось видеть! Магистр выжал охотника, словно губку, вызнал все, что тот раскопал о собирателе зла, — и умчался, позабыв о несчастном Бремеке. Теперь он схватит собирателя, но уж добрейший Могвид постарается, чтобы это событие, на самом-то деле важнейшее, прошло незамеченным. И уж точно никто не поблагодарит бдительного Бремека, стараниями которого был обнаружен этот необычайно удачливый собиратель. Нет, на юг Бремеку не хотелось.
Наверное, самое интересное произойдет на севере… верней, в северо-западной четверти Круга — там сошлись два великих воинства: армия Лорда Тьмы Ройнгарда Железной Руки и добрые братья вместе со всеми, кто отозвался на призыв Дома Света. А если Архольд упустит собирателя по имени Корди — наверняка тот также отправится на северо-запад. К Лажвашу Моровой Язве.
Бремек велел оседлать смирную лошадку и сказал докторам, что хочет немного размяться. Ничего серьезного — постреляет кроликов и вернется к ужину. Немного свежего воздуха, любимое развлечение — это же на пользу выздоравливающему, верно? Он даже взял охотничий рычажный арбалет — дурацкое оружие, но способное пробить кольчугу и с десяти шагов. Лекари вышли проводить, наговорили на прощание тысячу дурацких советов и убедились, что уезжает Бремек налегке. Они, разумеется, не могли видеть в седельной суме туго набитого кошелька. Все необходимое ловчий решил купить по дороге — оружие, теплую одежду… Денег у него было довольно, прежде Архольд щедро награждал сподвижника, а тратить Бремеку не приходилось, его потребности оставались более чем скромными.
Уезжая, добрый брат не оглядывался. Ему опостылел Орден, служба и прежняя жизнь. Он хотел поглядеть на Круг, узнать его заново. И еще он хотел бы уразуметь, за что его били… Сон с избиением на раамперльской улице не оставлял ловчего, едва ли не каждую ночь Бремек видел тяжелый грязный башмак, а за ним — опухшую мерзкую харю, обрамленную клочковатой бородой. Иногда лицо проступало отчетливо, иногда было плохо различимо, но человека этого охотник не помнил.
Бремек всегда оставался равнодушен к людям и искал в их чертах сходство с животными. Видимо, здесь и крылась причина его ревности к Феттаху. Они оба видели в людях звериное начало. Звери не стали бы нападать на Бремека в Раамперле, а люди едва не прикончили — там, на городской окраине. Почему? Возможно, чтобы узнать причину, следовало поглядеть на людей не с высокого седла орденского рыцаря?
Когда барду вывернули руки за спину и стали обматывать веревкой запястья, Элина вдруг очень отчетливо поняла: теперь будет очень плохо. Вот именно сейчас, с этого мига — теперь будет все хуже и хуже… и ничего не поможет. Она сделал отчаянную попытку вырваться, но теперь и ее держали крепко.
— Но мы, правда, ничего не можем сказать! — завопила девушка. — Мы не видели Корди уже давно! Мы не знаем! Ну… ну, как же так…
— Лучше отвечайте сразу, и я вас отпущу, едва мы найдем Корди, — заявил Архольд.
— Мы не знаем, не знаем, не знаем!.. — выкрикивала Элина, и по ее щекам покатились слезы.
— Он не поверит, — с трудом выговорил быстро распухающими губами Ленлин.
— Не поверю, — согласился магистр. — Вы знаете, где прячется собиратель, выдайте его — и можете проваливать. Вы мне не нужны. Ну? Не хотите по-хорошему? Начинай!
Двое орденских потянули веревки, Ленлин приподнялся на носки. Ему пока еще не было больно по-настоящему, но, вероятно, это входило в намерения палачей. Добрым братьям, в общем-то, претило насилие, и если бы оказалось возможно обойтись запугиванием — Архольд был бы доволен. Поэтому он нарочито разыгрывал бездушного злодея, чтобы жертвы скорей сломались и не пришлось впрямь доходить до крайностей.
— Достаточно, — махнул рукой Архольд, — закрепите веревку, пусть он так повисит, поразмыслит о всякой… всякой поэзии. А мы пока поговорим с сообщницей собирателя. Давайте ее сюда, поближе.
— Не трожьте ее! Не смейте! — прохрипел Ленлин, но от рывков веревка лишь затянулась туже, и поэт беспомощно закачался в неудобной позе. Мужчина со шрамами ударил его кулаком под дых — совсем не сильно, просто потому что так было нужно. Такая работа.
Потом добрый брат подошел к камину, склонился над углями и засунул кочергу поглубже в жар. Раскаленная зола зашипела, выстрелив ворох оранжевых искорок.
Элину подтащили к столу.
— Ну… — начал Архольд.
Тут в дверь сильно заколотили. Все, кто был в помещении, семеро братьев в белом и двое следопытов Бремека, обернулись к входу. Стук повторился.
— Эй вы, а ну-у, отдайте мою книгу-у-у! — прозвучал ломкий мальчишеский голосок, приглушенный дверью. — Книго-у моего Лорда-у!
— На ловца и зверь, — протянул старший следопыт. — Добрый Архольд, это, должно быть, тот самый пацан, что сбежал нынче.
Младший охотник пошевелил носком сапога кучу одежды, подобранной во дворе, где волчонок обернулся зверем.
— Май, уходи! Беги! — отчаянно завизжала Элина, но крик захлебнулся, широкая ладонь орденского брата легла на лицо и приглушила крик.
— Отворите, — кивнул магистр.
Один из братьев отодвинул засов, распахнул дверь и отступил. В полумрак ворвался дневной свет.
На пороге стоял мальчишка, почти голый. Весь наряд его состоял из повязки на бедрах и ремней, перекрещивающихся на груди. Торс волчонка был обильно заляпан красным. Май сделал шаг и протянул окровавленную руку:
— Книгоу-у мне!
Все смолкли, разглядывая гостя. За дверью должны были находиться добрые братья, две дюжины. Но в дверном проеме стоял лишь подросток.
Старший охотник ткнул локтем приятеля:
— Ты узнаешь? Волчок!
— Знакомый? — обернулся магистр.
— Породу эту знаем, а как же. Это, добрый Архольд, волк. Оборотень из Феттаховых отродий! Он же волком перекинулся, так и ушел от нас поутру… а я-то думал, как сумел?..
— Оборотень? — магистр с любопытством оглядел паренька. — Значит, книгу тебе? Книгу Повелителя Зверей?
Май сделал еще шаг. На фоне яркого прямоугольника входа его тщедушная фигурка смотрелась совсем тоненькой.
— Отда-уй! — Оборотень, протягивая руку, шагнул к столу и сместился в сторону от светлого прямоугольного проема…
Впустивший пришельца брат взялся за дверную ручку, чтобы запереть… в комнату влетел Корди, первым ударом смахнул голову незадачливому привратнику, метнулся через комнату к следопытам — те оказались ближе других. Парни попятились, но ни один не успел выхватить оружие, старшего проткнул мечом Корди, перед другим вырос волчонок, закинул тонкие жилистые руки за голову и, выдернув из подвешенных за спиной ножен клинок, обрушил на голову охотника. А Корди с перекошенным от злобы лицом уже метался по комнате, раздавая удары. Казалось, юноша рубит и колет одновременно в нескольких местах. Архольд едва успел вскочить, а вокруг оседали на пол его люди — на белых плащах широко расплывались алые пятна. Несколько человек — в разных углах помещения — рухнули в единый миг, стук падения и лязг кольчуг слился в протяжный лязгающий звук… В заднюю дверь ударил всем телом коротышка Ботвейль. Его позабыли, а добрый брат, заслышав звуки боя, желал присоединиться.
Магистр успел подхватить Элину в тот самый миг, когда державший ее рыцарь схватился за меч. Девушка пискнула, почувствовав, как шею стискивает холодный металл наручей.
Май схватился с воином, украшенным шрамами — тот размахивал кочергой, потому держал ее в руках, когда началась потасовка, фигуру в белом окружили огненные росчерки, тянущиеся за раскаленным металлом, Май пятился и с трудом парировал удары противника. Кончик кочерги задел плечо паренька, Май взвыл, роняя меч и опускаясь на четвереньки. Обращение зверем выглядело жутковато, но орденский был не робкого десятка и кинулся в атаку… Тут Корди, прикончив доброго брата, выпустившего Элину, успел заслонить ощетинившегося звереныша. Кочерга со скрежетом скользнула по клинку, меч с неприятным звонким хрустом переломился — и собиратель всадил обломок в распахнутый рот рыцаря. Тот страшно захрипел, выпучивая глаза, и завалился навзничь. Из-под рукояти, перечеркнувшей изуродованное старыми ранами лицо, потоками хлынула кровь. Ботвейль бился о дверь все сильней и сильней, петли скрипели и похрустывали…