Первый конверт я открывала в волнении, но в то же время, отчаянно желая узнать сколько анатомических деталей удалось на них запечатлеть. Или не удалось.
Аллея.
«Параисо».
Обветшалый небольшой задний двор.
Я внимательно изучила виды канализации до и после вскрытия люков, затем до и после осушения всех отсеков. На последних фото на пустые отсеки канализации уже ложились тени похожие на длинные темные пальцы.
Я отложила первый конверт и открыла второй.
На верхнем снимке оказался мой задранный над краем отстойника зад. На следующем была нижняя часть останков руки, лежащая на белой простыне. Даже с лупой невозможно было разглядеть никаких деталей. Я отложила лупу и продолжила.
Через семь снимков я нашла крупный план локтевой кости. Медленно двигая лупу, рассматривала каждый дюйм. Почти уже не надеясь что-либо найти, я вдруг обнаружила на запястье тонкую как волосок, линию.
— Посмотрите сюда.
Гальяно взял мою лупу и склонился над фото. Кончиком ручки я указала ему место.
— Это след от эпифизарной линии.
— О, боже, — проговорил он не поднимая глаз. — И это значит…?
— Возрастная шишка до конца соединена с телом локтевой кости.
— И это значит…?
— Это значит молодой человек.
— Насколько молодой?
— Возможно старший подросток.
Он выпрямился.
— Прекрасно, доктор Брэннан.
Фотографии черепа оказались где-то посередине стопки в третьем конверте. По мере их осмотра, мой желудок сворачивался в тугой комок, посерьезней чем это было возле коллектора. Ксикей снимал череп по крайней мере с расстояния в шесть футов. Грязь, тени и расстояние скрывали все детали. Даже лупа не помогала.
Разочарованная, я отложила конверт номер три и взяла следующий. Одна за одной, кости лежащие на простыне. Срощенные возрастные шишки на некоторых длинных костях подтверждали мое предположение о возрасте.
Ксикей сделал по меньшей мере с полдюжины снимков таза. Мягкая ткань скрепляла три его части, позволяя мне различить сердцевидное верхнее отверстие. Лобковые кости были длинными, и соединялись выше тупого подлобкового угла.
Я внимательно рассмотрела боковые снимки.
Широкая малая седалищная вырезка.
— Женщина, — произнесла, ни к кому в принципе не обращаясь.
— Покажите, — Гальяно вернулся к моему столу.
Разложив снимки, я объяснила ему каждую деталь. Он слушал меня не проронив ни слова.
Когда я уже собирала все снимки, мой взгляд упал на несколько пятен странной формы сбоку на животе в районе правого подвздошного гребня. Я подвинула фото поближе и тщательно стала изучать его с лупой. Гальяно молча наблюдал за мной.
Осколки зубов? Вегетация?[17] Почечный песок? Эти крошечные пятнышки, казались мне знакомыми, но я, как ни старалась, не могла вспомнить что они мне напоминают.
— Что там? — спросил он наконец.
— Не знаю, может просто грязь.
Сложив все снимки, я принялась за следующий конверт.
Кости ног, кисти рук, ребра.
Гальяно ушел к себе в кабинет. Двое детективов занимались своими досками.
Грудина. Позвоночник.
Скоро Гальяно возвратился.
— Где, черт возьми, Эрнандес?
Никто не ответил. Я представила как двое пожимают плечами за моей спиной.
Позвоночник ныл. Я потянулась, подняла руки, развела в стороны.
Когда я вернулась к снимкам меня ожидало чудо.
В то время как я следила за осушением отстойника Ксикей снова стал щелкать череп. На последних фотографиях были и верх и низ, и кадры сбоку и спереди, снятые с расстояния в один фут. Невзирая на слизкую гадость, я все же могла разглядеть многое.
— А вот это хорошо, — провозгласила я.
У моего плеча тут же оказался Гальяно. Я показала ему на передний план черепа.
— Округленные орбиты, широкие щеки.
Я показала ему снимок с основанием черепа и ткнула в скуловую кость.
— Видите как скулы становятся шире?
Он кивнул.
— Череп узкий от лица до затылка и широкий от уха до уха.
— Шаровидный.
— Правильно подмечено. — Я показала верхнее небо. — Параболическая форма. Плохо что нет передних зубов.
— Почему?
— Лопатообразные резцы могут указать расу.
— Лопатообразные?
— Это передние резцы сохранившие форму лопаты или совка с внутренней стороны.
Я поменяла фото основания черепа на вид сбоку, и отметила низкий носовой мост и прямой лицевой профиль.
— Ну, и что вы думаете?
— Монголоидная раса, — ответила я, вспоминая свою точку зрения о том кто жертва, там, у коллектора, и сравнивая его с полученными впечатлениями от снимков.
Он непонимающе смотрел на меня.
— Азиатка, — пояснила я.
— Китаянка, японка, вьетнамка?
— И то и другое и еще больше. Может быть кто-то, чьи предки были из Азии. Коренной американец…
— То есть, вы говорите про старые индейские кости?
— Категорическое нет. Эти останки недавние.
Он какое-то время подумал, затем спросил:
— Передние зубы были выбиты?
Я поняла о чем о подумал. Зубы часто выбивают, чтобы помешать идентификации. Но не в этом случае. Я покачала отрицательно головой.
— У резцов только один корень. Когда мягкие ткани разлагаются, их ничто не держит, так что они могли просто выпасть.
— И куда делись?
— Могли проскользнуть в фильтрационную систему. Или по-прежнему оставаться на дне отстойника.
— Они могут пригодится?
— Конечно. Ведь все это только предположения, — и я махнула рукой на фото.
— Итак, что за незнакомец у нас в канализации?
— Женщина, возможно около двадцати, предположительно монголоидного происхождения.
Я заметила как заискрились его глаза.
— У многих гватемальцев монголоидные корни?
— У многих, — согласилась я.
— И очень мало их у канадцев.
— Только коренные народы, эмигранты из Азии, их потомки.
Гальяно молчал долго, затем подытожил:
— Значит мы сейчас смотрим не на Шанталь Спектер.
Я уже собиралась ответить, как в комнату вошел Эрнандес со своей тележкой. Вместо больших коробок в ней лежали два черных мешка и черный холщовый чемоданчик.
— Ты где, черт побери, шлялся? — тут же воскликнул Гальяно.
— Эти придурки так не хотели давать свой драгоценный фонарик. Словно это какое-то сокровище! — проворчал Эрнандес. — Куда это положить?
Гальяно указал на два стола у правой стены. Эрнандес сгрузил мешки и остановил тележку у оставшихся коробок.
— Больше я это не повезу, — он вытащил желтый платок из кармана, отер лицо. — Они такие тяжеленные!
Он сунул платок в задний карман. Мне через всю комнату был виден ярко-желтый край, торчащий из кармана.
— Давайте еще посмотрим фотографии, — обратился ко мне Гальяно. — Большинство дали семьи, а одна из посольства.
Я согласилась, хотя особой нужды это делать у меня не было. Я работала над столькими расследованиями убийств, что примерно знала какие увижу картинки. Лица: враждебные, счастливые, озадаченные, сонные. Старые или молодые, женские или мужские, ухоженные или не очень, страшненькие или симпатичные — каждый снимок выхватывает определенный момент в жизни объекта, не подозревающего о будущем несчастье.
Первый же взгляд на фото напомнил мне о Тэде Банди[18] и его пристрастиях. Все четыре девушки имели длинные прямые волосы с пробором посредине. На этом их сходство заканчивалось.
Клаудиа де ла Альда не была наделена красотой. Она была угловатой девушкой с широким носом и широко посаженными глазами, размером не больше маслин. На каждом из трех снимков она была одета в черную юбку и пастельного цвета блузку, застегнутую на все пуговицы. Серебряное распятие красовалось на ее полной груди.
У Люси Джерарди были блестящие черные волосы, голубые глаза, тонкий нос и острый подбородок. На школьном портрете она была в ярко-синей спортивной куртке и накрахмаленной белой блузке. На домашнем фото на ней был желтый сарафан, а на коленях сидел шнауцер. В горловой впадинке блестел золотой крестик.
Самая старшая по возрасту из всех четырех, Патрисия Эдуардо вовсе не казалась таковой, ей словно было пятнадцать. На одном снимке она сидит на коне, черные глаза блестят из-под козырька жокейской шапочки, одна рука на узде, вторая спокойно лежит на колене. На другом — она стоит рядом с конем и торжественно смотрит в объектив. Как и у других девушек, на шее у нее висел крестик, а на лице ни следа макияжа.
В то время как Альда, Джерарди и Эдуардо были похожи на прихожанок церкви Пресвятой Богородицы, Шанталь Спектер же наоборот, выглядела словно последовательница культа непристойности. На одной фотографии, где она была запечатлена крупным планом, на ней был надет обтягивающий грудь и открывающий живот топик и светлые джинсы. Ее светлые волосы были мелированы, и лицо накрашено как у вампира.
Особенно с этим контрастировал официальный снимок из посольства: Шанталь смиренно сидела с мамой и папой на диване времен королевы Анны. На ней были стильные лодочки, гольфики и белое хлопчатобумажное платьице. Никакого макияжа в стиле Белы Лугоши[19], никакого мелирования на волосах.
Рассматривая лицо каждой девушки, я чувствовала как в груди собирается холод. Неужели они все мертвы? Это одну из них мы нашли в канализации в «Параисо»? В Гватемала-Сити орудует психопат? Планирует ли он сейчас свое новое убийство? Помогут ли фотографии это понять?
— Непохоже что она за наркотой гонялась, — сказал Гальяно, разглядывая портрет Шанталь.
— Ни одна из них этого не делала.
— Кто-нибудь подходит к профилю?
— Они все подходят. Шанталь правда не очень вписывается по расе, но это все так зыбко. Я была бы больше уверена, если бы у меня была возможность снять замеры и провести их по базе данных. И то, это тоже не дает стопроцентную гарантию.
За спиной здоровяк-полицейский грузил коробки в тележку.