— Сомневаюсь что это ваша дочь.
— Да? — тихий голос, а пальцы нервно шевелятся.
— Думаю, что найденный скелет не европеоидной расы.
Она глядела на меня изумленными зелеными глазами и было ясно что она пытается осмыслить услышанное.
— Гватемалец?
— Возможно. Но пока я не закончу свои исследования, это только предположение.
— Когда же?
Я вопросительно взглянула на детектива.
— Мы столкнулись с юридической проблемой.
— Какого рода проблема?
Гальяно рассказал ей о Диазе.
— Зачем судья так поступил?
— Непонятно.
— Я поговорю об этом с мужем.
Она снова обернулась ко мне.
— Вы добрая женщина, доктор Брэннан. Я вижу это по вашему лицу. Merci.
Она улыбнулась мне лучшей улыбкой посольской жены.
— Вы уверены что я вас ничем не могу угостить? Может лимонад?
Гальяно снова отказался, я же спросила:
— Не могли бы вы дать мне воды?
— Конечно.
Как только она вышла я тут же подскочила к столу, оторвала кусочек скотча от рулончика лежащего на столе. Вернулась к креслу на котором сидела миссис Спектер и прижала клейкой стороной к ручке кресла, которую она постоянно трогала. Гальяно молча следил за моими движениями.
Миссис Спектер принесла стакан ледяной воды с ломтиком лимона насаженным на край стакана. Пока я пила она беседовала с Гальяно.
— Простите, детектив, что мне больше нечего вам сообщить. Я хотела бы, правда, хотела бы.
При прощании в холле она удивила меня.
— У вас есть визитка, доктор Брэннан?
Я дала ей свою визитку.
— Спасибо, — обратилась она к подошедшему слуге и взмахом руки отослала его назад. — Как можно с вами связаться здесь?
Еще больше пораженная этим вопросом я записала свой местный номер.
— Пожалуйста, прошу вас, детектив, найдите мою девочку!
И тяжелая дубовая дверь закрылась за нами.
Пока мы не сели в машину Гальяно не проронил ни слова. Первое что он спросил было:
— Что это за танцы с клейкой лентой у кресла?
— Вы видели это кресло?
Он пристегнулся и завел двигатель.
— Обюссон[29]. Дорогое кресло.
Я подняла ленту с отпечатками.
— У этого Обюссона прекрасная шерсть.
Он обернулся ко мне, рука застыла на ключе зажигания.
— Семья Спектер заявила что у них нет домашних животных.
Глава 10
Остаток воскресенья я провела работая со скелетами из Чупан-Йа. Елена и Матео были рядом. Они-то и просветили меня насчет расследования в Сололе. Информации было немного, так что им хватило пять минут.
Тело Карлоса отдали брату, который прилетел чтобы забрать его в Буэнос-Айрес для похорон. Матео устраивал панихиду здесь, в Гватемала-Сити.
Елена ходила в больницу в пятницу. Молли по-прежнему в коме. У полиции по-прежнему никаких зацепок.
Вот и все новости.
Еще они рассказали мне про Чупан-Йа. В четверг сын сеньоры Чи’ип в четвертый раз стал дедушкой. Теперь у нее уже семь правнуков. Я очень надеялась что эти новые жизни принесут радость в ее жизнь.
В лаборатории стояла тишина, обычное дело для выходного дня. Никто не разговаривал, радио молчало, микроволновки не пикали и не гудели.
Никакой Олли Нордстерн не доставал с дурацкими вопросами.
И, несмотря на все это я совершенно не могла сконцентрироваться. Все мои чувства словно закружились в нескончаемой карусели: ностальгия по дому, по Кэти, Райану; скорбь по тем кто лежал вокруг меня в коробках; тревога за Молли; вина за неосмотрительность в «Параисо».
Но вины во мне было больше всего. Вот почему, желая сделать для людей из Чупан-Йа больше чем я смогла сделать для девушки из канализации, я осталась после того как Елена и Матео давно ушли.
Останки под номером четырнадцать были женскими, приблизительно двадцатилетней девушки. Правая рука и челюсть были покрыты множественными трещинами, а на затылке видны следы мачете. Монстры которые все это проделывали явно любили работать персонально и с близкого расстояния.
Пока я осматривала эти хрупкие кости, мои мысли постоянно возвращались к жертве из «Параисо». Две молодые девушки были убиты с разницей в десятилетия. Что-нибудь когда-нибудь меняется в этом мире? Меня охватила грусть.
Останки номер пятнадцать — пятилетний малыш. Что там говорится насчет «подставь другую щеку»?
Ближе к вечеру позвонил Гальяно. Эрнандес немного нового узнал у родителей Патрисии Эдуардо и Клаудии де Альда. Сеньора Эдуардо вспомнила что ее дочь не взлюбила кого-то в больнице и что перед самым исчезновением они даже ругались. Однако ни имени, ни пола, ни должности этого человека она не помнит.
Сеньору де Альда показалось что незадолго до того как его дочь пропала она похудела. Сеньора де Альда с ним не согласилась. Еще им звонили из музея, сообщили что больше держать должность Клаудии они не могут и поэтому срочно ищут замену.
К понедельнику я уже осматривала останки номер шестнадцать. Это была девочка, ее вторые моляры только начали расти. Я определила ее рост как три фута, девять дюймов. Ее застрелили и отрубили голову мачете.
В полдень я поехала в участок откуда мы с Гальяно направились в криминалистическую лабораторию. Мы прошли в отдел трасологии, где застали маленького, лысеющего мужчину склонившегося над микроскопом. Когда Гальяно его окликнул, мужчина обернулся к нам, надев очки в позолоченной оправе.
Он был похож на шимпанзе и представился нам как Фрэди Минос, один из двух специалистов по волосам и тканям. Минос работал с образцами из канализации, из домов Джерарди и Эдуардо, а также и с кресла миссис Спектер.
— Это вуки[30], да? — спросил Гальяно.
Минос удивленно уставился на него.
— Чубакка[31]?
Ни тени понимания в глазах.
— «Звездные войны»?
— А! Американский фильм!
В защиту Миноса можно сказать что на испанском шутка вовсе не звучит.
— Проехали. Ну и что вы нашли?
— Ваш безымянный образец это шерсть кота.
— Вы уверены?
— В том что это шерсть или в том что это именно кот?
— Что это кот, — встряла я, заметив реакцию Гальяно.
Минос откатился на своем стуле вправо, выбрал один из образцов-слайдов в стопке на столе. Подъехал обратно к микроскопу и уложил образец под окуляр. После настройки он жестом пригласил меня присесть.
— Посмотрите.
Я взглянула на Гальяно, он махнул на стул.
— Вы предпочитаете говорить на английском?
— Если вас не затруднит.
Я чувствовала себя тупицей, но мой испанский был слабоват, а мне хотелось бы понять все подробности.
— Что вы видите?
— Выглядит как кусок проволоки с острым концом.
— Это неотрезанный волос. Один из двадцати семи образцов из «Параисо».
Он разговаривал странным образом повышая и понижая интонацию, что придавало его английской речи удивительный акцент.
— Обратите внимание что у волоса нет определительных черт.
— Определительных?
— У некоторых видов определительные черты отличный идентификатор. Конский волос — жесткий, с острым узелком у корня. Шерсть оленя волнистая, с очень узкой луковицей. Очень определяющие формы. А вот волосы из «Параисо» ничего подобного не имеют. — Он поправил очки. — А теперь посмотрите пигментацию. Видите что-нибудь определяющее?
Он явно любил слово «определительный».
— Выглядит определенно однородным.
— Так и есть. Можно?
Он вынул образец, подъехал к другому микроскопу, установил, настроил фокус. Я приблизилась к соседнему столу на своем кресле и уставилась в окуляр. Теперь волос выглядел как толстая трубка.
— Опишите сердцевину волоса.
Я сфокусировала окуляр на полой области, очень похожей на внутреннюю часть длинной кости.
— Напоминает лестницу.
— Великолепно. Форма сердцевин очень варьируется. У некоторых видов она двойная, и даже множественная. Прекрасный пример тому — ламы. Очень определительная черта. У лам к тому же и сильный пигментационный механизм. Когда вижу такую комбинацию, всегда первым делом вспоминаю ламу.
Какая еще лама?
— У ваших образцов сердцевина однородная. Такая же как эта.
— Это значит — кот?
— Не обязательно. Домашний скот, коза, шиншилла, норка, ондатра, барсук, лиса, бобер, собака. Вообще-то многие виды имеют однородную сердцевину. У ондатры чешуйчатый узор, так что я исключил его.
— Чешуя? — Удивился Гальяно. — Как у рыб?
— Вообще-то, да. Кратко поясню вам классификацию. У домашнего скота полосатое распределение пигмента, так что я исключил скот. Не похоже на козу.
Казалось Минос рассказывал скорее сам себе, нежели нам, словно описывал вслух ход своих мыслей.
— Так же я исключил барсука из-за пигментации. Я исключил…
— Кого вы не смогли исключить? — вклинился в размышления Гальяно.
— Собаку, — по интонации стало понятно что Минос уязвлен таким минимальным интересом к шерсти млекопитающих.
— О боже, — выдохнул Гальяно. — И как часто шерсть собак оказывается на одежде?
— О, очень, очень часто. — Минос не заметил сарказма детектива. — Поэтому я два раза проверил.
Он подошел к столу, вытащил из стойки для бумаг папку.
— Сперва я исключил всех кроме собак и котов, провел замеры и составил, то что я называю «процентный анализ сердцевин».
Он вынул из папки лист и положил рядом со мной на стол.
— Так как шерсть собак и котов частый гость на местах преступления, я провел дополнительный анализ на различия между ними. Я проверил сотни образцов и составил базу данных.
Он перевернул страницу и указал на лист поделенный на две половины диагональной чертой. Линия разделяла джину треугольников сверху и столько же кружков в нижней части. Нарисованные вручную символы пересекали этот метрический Рубикон.
— Я рассчитал процент, разделив ширину сердцевины на ширину волоса. В этой графе фигуры указывают процент, напротив — ширина волоса указанная в микронах. Как видите, с некоторыми исключениями кошачьи данные находятся в верхней части, в то время как собачьи внизу.