— Это означает что у кошачьей шерсти сердцевина волоса шире.
— Да.
Он благосклонно взглянул на меня, ни дать ни взять, учитель довольный своим учеником. Затем он указал на линию треугольников выше линии.
— Вот эти числа показывают данные случайно выбранных волос из «Параисо». Каждый из них упал с кота.
Минос нырнул снова в папку и достал оттуда еще несколько цветных копий.
— Вот вы, детектив, спрашивали про чешую. Чтобы хорошенько рассмотреть структуру поверхности волоса, я поместил образцы из «Параисо» в электронный микроскоп.
Минос вручил мне листок пять на восемь. Гальяно склонился над моим плечом.
— Вот это луковица волоса из «Параисо» увеличенная в четыреста раз. Посмотрите на поверхность.
— Похоже на пол в ванной, — сказал Гальяно.
Минос протянул другую фотографию.
— Вот увеличение.
— Как цветочный лепесток.
— Прекрасно, детектив. — В этот раз уже Гальяно получил свою порцию улыбок. — То что вы так красочно описали, мы называем чешуйчатой прогрессией. В данном случае узор складывается сначала из, так называемой, неправильной мозаики и переходит к тому, что мы называем лепестковой мозаикой.
Минос происходит из группы так называемых лабораторных монстров. Но парень действительно знает все о волосах.
Фото номер три. Чешуйки теперь выглядят более ячеистыми, их края более щербатые.
— Это кончик волоса. Его чешуйки мы называем правильной мозаикой. Края выглядят более рваными.
— И как это относится к собакам и кошкам? — снова не выдержал Гальяно.
— У собак больше вариантов чешуек. А у котов, по-моему, они уникальны.
— Итак, шерсть с джинсов кошачья, — заявил Гальяно и выпрямился.
— Да.
— А кошка одна и та же?
— Нет ничего что говорило бы об обратном.
— А что с образцом Спектеров?
Минос снова обратился к своей папке.
— Это образец номер четыре. — Он улыбнулся. — Кошка.
— Итак, все указывает на кошачьих. — Я некоторое время поразмышляла. — А образец из отеля соответствует остальным трем?
— А вот это уже интересно.
Минос достал отсканированный текст.
— У образца номер два средняя длина волоса длиннее чем все остальные. — Он поднял на нас глаза. — Более пяти сантиметров. — Снова принялся читать. — К тому же шерсть более подходила к мелким видам. — Опять посмотрел на нас. В противоположность к крупным. — Снова глаза в текст. — И структура поверхности указывает на смешение частиц с гладким краем правильной мозаики и таких же частиц чешуйчатой конструкции.
На этом он закрыл папку, но не стал ничего пояснять.
— И что это значит, сеньор Минос? — спросила я его вежливо.
— Образец два — от другого кота. Думаю, и это только моя догадка, ее нет в отчете, что этот кот номер два персидской породы.
— А остальные образцы не от персов?
— Нет. Стандартные короткошерстные.
— Но образец из отеля совпадает с двумя другими образцами.
— Да, совпадает.
— И откуда второй образец?
Минос еще раз заглянул в папку.
— Эдуардо.
— Должно быть это их Батеркап.
— Он перс? — одновременно спросили мы с Миносом.
Гальяно кивнул.
— Значит это не шерсть Батеркапа была в отеле, — сказала я.
— В отеле была найдена шерсть не персидского кота, — поправил меня Минос.
— Это исключает Батеркапа. А что насчет котов Джерарди и Спектера?
— Определенно они кандидаты на рассмотрение.
Я внезапно ощутила прилив оптимизма.
— Как и еще миллионы короткошерстных в Гватемала-Сити, — добавил он.
Мой оптимизм ухнул вниз как сорвавшийся лифт.
— Вы разве не можете определить совпадает ли один из образцов с шерстью на джинсах? — Воскликнул Гальяно.
— У обоих одинаковые параметры. Индивидуальность не возможно установить основываясь на морфологии волоса.
— А как же ДНК? — вставила я.
— Это возможно.
Минос бросил папку на стол, снял очки и принялся протирать их краем своего лабораторного халата.
— Но не здесь.
— Почему?
— Здесь анализ человеческих образцов занимает полгода. Вы справите следующий день рождения пока дождетесь результатов кошачьего ДНК.
Я обдумывала услышанное, как зазвонил телефон Гальяно.
Его лицо мрачнело, пока он слушал.
— ¡Ay, Dios mio! Dónde?[32]
Он помолчал целую минуту, потом его глаза встретились с моими. Когда он снова заговорил то перешел на английский.
— Почему мне не позвонили раньше?
Длинная пауза.
— Ксикей там?
Еще пауза.
— Мы едем.
Глава 11
В три часа дня улицы были битком набиты машинами. При помощи маячка и сирены Гальяно пробивался сквозь этот поток, заставляя других уступать дорогу. Он не снимал ноги с педали газа, едва притормаживая на перекрестках.
Из радио лилась быстрая испанская речь. Я не понимала что говорят, но мне это и не нужно было. Я вспоминала Клаудию де Альда в ее простой черной юбочке и бежевой блузке. Попыталась было вспомнить выражение ее лица на фотографиях и не смогла.
Вместо этого в памяти всплыли совсем другие картинки: могилы в тени деревьев; завернутые в ковры тела; скелеты, укрытые опавшей листвой; куски одежды, разорванные зверьем; наполненный грязью череп.
Мне стало плохо.
Лица обездоленных родителей. Их детей уже нет и мне предстоит сказать им об этом. На их лицах читается изумление, они ошарашены, не хотят верить, злятся. Приносить такие новости — жуткая работа.
Черт! Снова это случилось!
Сердце застучало в безумном ритме где-то в горле.
Черт! Черт! Черт!
Сеньоре де Альда позвонили как раз в то время когда я изучала образцы кошачьей шерсти. Мужской голос сообщил что Клаудиа мертва и сказал где можно найти ее тело. В истерике она позвонила Эрнандесу, тот — Ксикею. Оперативная группа обнаружила тело в одном овраге на западе города.
— Что еще рассказал Ксикей?
— Звонили с телефона-автомата.
— Откуда?
— Автобусная остановка Кобан в Зоне 1.
— Что сказал звонивший?
— Что тело в Зоне 7. Дал координаты. Повесил трубку.
— Это рядом с археологическими раскопками?
— Как раз за ними.
Зона 7 это ответвление города, с руинами Каминалийю — центральное поселение майя, которое в свои лучшие времена насчитывало более трех сотен могильников, тринадцать храмов и пятьдесят тысяч жителей. В отличие от майя из долин, строители Каминалийю предпочли саман камню, не совсем разумный выбор, учитывая тропический климат. Эрозия и урбанизация сыграли свою роль, так что сегодня этот древний метрополис не более чем ряд земляных холмиков, место для любовников и любителей «фрисби».
— Клаудия работала в музее Иксчель. Может есть связь?
— Я обязательно узнаю.
В салон закрался запах бензина когда мы проезжали бензоколонку.
— Сеньора де Альда не узнала голос?
— Нет.
Пока мы летели через город, районы вокруг разительно менялись не в лучшую сторону. Наконец Гальяно свернул в узкую улочку с традиционными общественными столовыми и магазинчиками, торгующими всем подряд. Мы прошли мимо захламленных квартир с выстиранным тряпьем на натянутых перед входными дверями веревках. Через четыре квартала улица заканчивалась Т-образным тупиком.
Свернув налево мы застали похожую на виденную ранее картину. По одной стороне улицы в ряд стояли патрульные машины, радио и цветные огни включены. По другую сторону фургон из морга дожидается своего пассажира. За ним металлическая ограда, за которой и находился крутой овраг.
Через двадцать ярдов тротуар закончился металлической цепью. Желтая оградительная лента протягивалась дальше еще на десять футов, поворачивала налево и дальше шла вдоль ограды до самого оврага.
В периметре копы сновали туда-сюда. Несколько человек наблюдали из-за ограды, кто-то держал в руках фотоаппарат, кто-то просто делал заметки в блокноте. Позади нас стояли машины и телевизионный фургон. Половина журналистов оставалась в машинах, половина находились снаружи, кто курил, кто болтал, кто просто прохаживался.
Как только мы с Гальяно захлопнули дверцы машины к нам повернулись линзы камер и фотоаппаратов. Журналисты оживились.
— Señor, esta…[33]
— Детектив Гальяно!
— Urta pregunta, por favor[34].
Не обращая внимания на окружающих, мы с детективом прошли под лентой к самому краю оврага. За нашими спинами щелкали фотокамеры. Журналисты выстреливали свои вопросы.
Эрнандес находился на глубине в пять ярдов. Гальяно первым стал спускаться к нему. Следом ползла и я.
Холм достаточно зарос травой и кустарником, однако спуск был не пологий и довольно каменистый. Я осторожно ставила ноги, переносила вес на икры, хваталась за растительность так крепко как только могла. Мне совсем не хотелось подвернуть здесь лодыжку и кувыркнутся на дно оврага.
Ветви скользили между пальцев, под ногами осыпались и с громким звуком катились на дно камушки, над головой шумели о чем-то своем потревоженные птицы.
Адреналин зашкаливал в ожидании неизбежного. Я пыталась себя убедить что может быть это совсем не та девушка.
С каждым шагом сладковатое зловоние становилось все сильнее.
Пятнадцатью футами ниже откос обрывался и открывалось дно оврага.
Это телефонный розыгрыш, думала я, ступая на крохотный пятачок. О пропаже де Альда ведь сообщали в прессе, разве не так?
Марио Колом ощупывал каждый сантиметр с металлодетектором. Хуан-Карлос Ксикей что-то фотографировал у ног Эрнандеса. Как и тогда, в «Параисо», оба эксперта были одеты в комбинезоны и кепки.
Мы подошли к Эрнандесу.
Тело находилось в луже дождевой воды и грязи у самой кромки оврага. Прикрывал тело кусок черного полиэтилена. Процесс скелетезации уже начался, однако остатки мышечной ткани все еще сдерживали кости вместе.