что я такое? – Она мягко улыбнулась. – Я – Осколок Элианы, заточенный в кристалл. Хотела оставить частичку себя с вами, сынок. Быть рядом с тобой и малышкой Лиар, видеть, как вы взрослеете…
– Лиар! – опомнился Лунас и направился к двери, чтобы позвать сестру.
– Не нужно, дорогой.
Лунас замер. Он боялся пошевелиться, лишь бы не всколыхнуть в душе весь тот затхлый бассейн боли, который он прикрыл целой крепостью собственной великолепности и ворохом разнообразных масок.
– Но почему? Если ты Осколок… если это правда, мама… – Он запнулся и перевел дух. – Лиар захочет тебя увидеть.
– Если Лиар увидит меня, весь прогресс, которого она достигла с того злополучного дня в Нихиле, разрушится, – Элиана с грустью опустила взгляд на собственные руки, а затем невесомой поступью приблизилась к Лунасу. Ее прикосновение к его щеке ощущалось как приятное тепло солнечного света ранним утром. Лунас зажмурился и представил, что Элиана стоит напротив него из плоти и крови. В душе заскребли фели́сы, а голова закружилась. На глазах, как он ни храбрился, предательски выступили слезы.
– Там ты заразилась… – его голос дрогнул.
– Все было не совсем так.
– В смысле? Ты же погибла от могильного вируса… Я сам это видел!
Элиана погладила его по голове и печально пояснила:
– Это верно, погибла. Но заразилась не я… А Лиар. Ее трудности с использованием магии – последствия атаки вируса на ее дар.
– Но… как? – Лунас в недоумении отпрянул от матери. – Лиар заразилась, а погибла ты. Я не понимаю.
– В нас с тобой течет кровь Валосильматов…
– При чем тут она? От этого валосильматства одни проблемы. Знаешь, чего мне стоило подделать Амантес и убедить всех, что крылья у меня от объединения? Лишь бы не быть среди остальных зеленой фурией!
Элиана рассмеялась, и смех ее напомнил легкое дуновение ветра, тихое, ласково касающееся кожи.
– Ты просто еще не принял эту часть себя. Быть хоть на толику Валосильматом – это благословение и ответственность. Ты поймешь это, дорогой, когда у тебя самого появятся дети. Наша способность перенимать болезни на себя, возможно, не раз исцелит и твоего ребенка. Да, могильный вирус неизлечим, но я ничуть не жалею, что забрала его себе. Лиар осталась жива…
– Погоди, что? Мы можем перенимать болезни на себя? – тупо переспросил Лунас.
– Да, этот дар Валосильматам ниспослал сам Со-Зда…
– Мама, ты чудо! Спасибо! – Лунас рванул к двери. – Прости, мне нужно спешить. Кажется, я знаю, что делать!
Он вдруг одумался и бросился обратно к матери, чтобы обнять ее, но с разочарованием промахнулся – солнечный образ оказался нематериален. Она взглянула на него с сожалением, словно прося прощение за свой вид.
– Я люблю тебя, милый. Ты стал таким прекрасным мужчиной, – с гордостью заметила она.
Лунас с трудом смирился с невозможностью ощутить настоящее прикосновение матери и окинул ее взглядом, полным благодарности.
– Я тоже тебя люблю, мам! Спасибо! Ты права: это дар. И я собираюсь им воспользоваться.
– Лунарис, не делай ничего необдуманного…
– Прости, но необдуманности – мой конек, – сказал Лунас и, хотя испытывал непреодолимую жажду остаться с матерью, все же кинулся прочь с мансарды.
Он получил шанс искупить вину, раздирающую его душу.
За считаные секунды он добежал до своей комнаты, распахнул дверь и остановился на пороге, заметив сидящего на краю кровати отца. Вермон прикладывал мокрое полотенце ко лбу Эль и бессмысленно пытался унять жар.
– Это ты так делаешь все возможное? – издевательски спросил Лунас, разозлившись, что Вермон околачивается в его комнате вместо того, чтобы корпеть над лекарством в лаборатории.
– Я принес воды.
– Твоя вода ей как импалу пятая лапа! – вспылил Лунас, скидывая с себя плащ и закатывая рукава рубашки. То, что он собирался сделать, требовало полной свободы действий.
– Успокойся, сын. – Вермон отложил полотенце на тумбу, где стояли стакан и графин с водой. – Я понимаю, что ты чувствуешь. Но твоя вспыльчивость сейчас ничем не поможет.
– Избавь меня от нравоучений, – отмахнулся Лунас, подходя к кровати и с сожалением смотря на Эль. – Разберусь сам.
– Не сомневаюсь…
Вермон освободил ему место.
– Я знаю, как тебе сейчас тяжело. Особенно после того, что случилось с Талликой. Но только не начинай винить себя в смерти этой девушки, сынок.
– Она еще не умерла!
– На все воля Со-Здателя…
– В гробу я видал его волю! Выметайся отсюда вместе со своей религиозной пропагандой!
– Ты пьян? – хмуро спросил Вермон.
– Не твое дело! Уйди!
Лунас был в бешенстве: все вокруг, словно назло, мешало ему сосредоточиться.
– Хорошо, я уйду. Но, Лунас, помни, мы не в силах изменить то, что предрешено.
– Это не так…
– Что? – Вермон с подозрением взглянул на него.
– Оставь меня! – с трудом сдерживая ярость, Лунас распахнул дверь солнечной магией. Он ожидал, что отец начнет спорить и дальше давать наставления. И это стало бы искрой, поджигающей сухое сено. Лунасу нужен был повод, чтобы выставить Вермона из комнаты, но тот, изобразив на лице принятие и всепрощение, послушно вышел.
Лунас лихорадочно обдумывал свое решение. Он не собирался, как отец, свесить лапки и ждать, пока чья-то злая воля еще раз заберет жизнь дорогого ему человека. Сегодня он потягается с самим Со-Здателем и оспорит его планы.
Лунас захлопнул дверь с такой силой, что стена задрожала. В несколько шагов преодолел просторную комнату и сел на край кровати, подогнув под себя ногу. Даже сквозь солнечный кокон он ощутил жар Эльвии, нагнулся над ней и провел рукой в световой перчатке по ее щеке. Эль никак не отреагировала, и он осознал, насколько она близка к краю жизни. Лунас подсел ближе. Наклонившись, поцеловал ее в лоб и ощутил на губах острое жжение огненной кожи.
– Извини, Уголек, – нервно усмехнулся он, чувствуя, как неуверенность и страх царапают его внутренности когтистыми лапами, – но, кажется, мы с тобой больше не увидимся. Я, конечно, надеялся, что смогу еще немного подразнить тебя… знаешь, ты такая забавная, когда злишься… – Лунас стыдливо запнулся, поразившись собственной ахинее.
Он хотел сказать ей что-то важное, попробовать пробиться сквозь темноту забытья, в которую она провалилась, но не мог подобрать правильных слов. Они крутились на кончике языка, но лишь только он пытался их озвучить, ускользали, как и драгоценное время.
– Кажется, я действительно идиот, – криво улыбнулся Лунас, с трепетом разглядывая ее лицо. – Но что поделать, Уголек, говорят, нормально нервничать, когда открываешься тому, кто дорог.
Он рассмеялся неловко, сухо, и сглотнул комок в горле. Кажется, он все-таки разгадал ее загадку. С чем бы ни сталкивала ее жизнь, Эль всегда продолжала видеть лучшее. В окружающих людях, какими бы негодяями они ни оказывались. В происходящих событиях, несмотря на то что другими они порой воспринимались как катастрофические. Даже в нем самом. «Думаю, ты лучше, чем тебе кажется», – повторила в его мыслях Эль. Она несла людям частичку света, гораздо искуснее, чем это делал он – тот, кто по иронии судьбы родился с генами Валосильмата. У нее был настоящий дар – верить в лучшее и вдохновлять на подвиги остальных.
– Проживи жизнь за нас двоих, – наконец уверенно произнес Лунас. – Ты это заслужила больше, чем я.
Чувствуя, что достиг пика решимости, он, содрогнувшись всем телом, призвал Солнце. Оно обволокло его, и комната наполнилась ярким дневным светом. Лунас действовал по глубокому наитию, нашептывающему ему последовательность действий, словно его мать была рядом и с любовью подсказывала каждый шаг. Он соединился со светом, позволил тому проникнуть внутрь, заполнить все его тело и сжал ладонь Эльвии. Лунас бросил на нее прощальный взгляд, пытаясь напоследок запомнить ее образ, резко нагнулся и поцеловал. Он обжегся, но не отстранился. Наоборот, мысленно велел Солнцу забрать ее пламя и ощутил, как оно обуглило его губы. Могильный вирус проскользнул в его организм. Невыносимая боль ринулась по нервным окончаниям. Лунас распахнул глаза и первым делом посмотрел на Эль. Огонь исчез, ее кожа очищалась от сажи, но она не очнулась.
– Эй, Уголек, ты меня слышишь? – с трудом проронил Лунас, затормошив ее. Он скорчился от боли – его руку словно окунули в серную кислоту. На запястье появились волдыри. Они лопались, образуя просветы. Лунас ужаснулся и прокричал:
– Эль, очнись!
Она оставалась безмолвна. «Что-то пошло не так… Неужели я опоздал? Или недостаточно силен?» Его пробрала дрожь. Он не мог позволить себе проиграть этот бой и смириться с безысходностью, но, похоже, отец оказался прав, и проклятой воле Со-Здателя невозможно было сопротивляться.
– Горогон раздери, очнись же!
Взвинченный Лунас вскочил и яростно ударил кулаком по стене. Штукатурка тут же пожелтела, точно солнце несколько десятков лет обжигало ее прямыми лучами. Боль расползлась по разбитым в кровь пальцам, но Лунас лишь небрежно встряхнул руку и глубоко вздохнул. Он осел на пол, схватившись за голову. Что-то в нем сломалось. Отчаяние расползалось по его телу быстрее, чем могильный вирус, и он, собравшись с духом, проговорил отрешенным голосом:
– Пускай карающий Вер-Шитель отступит на шаг… Пра-Ведная простит все былые согрешения. – Лунас прокашлялся. Он не умел читать молитвы и никогда этого не делал, но одну прощальную, как истинный неерец, знал. – Раз-Рушительница плоть пустую скроет во мрак, а Со-Здатель…
Лунас запнулся. Он почувствовал, как сердце его сжимается до крошечной точки.
– Милостивый Со-Здатель, за что мне это опять? – сорвался он, вскинув взгляд к потолку. – Я же сделал все правильно! Должно было помочь! Она мне нужна…
– Нужна? – вдруг послышался тихий и слабый голос. – И не надо так кричать, пожалуйста.
– Эль? – Лунас встрепенулся и подошел к ней, спрятав исчезающую руку за спиной. Боль продолжала пожирать его изнутри, как яд. – Ты меня слышишь?